Орина дома и в Потусторонье - Вероника Кунгурцева

— Вообще-то нам в Агрыз — хотим попасть в Город, — бесцеремонно навязался Павлик Краснов.

— Ну что ж, и до Агрыза подброшу — не велика дорога: от Пурги-то три километра, — говорил Антиох Антонович.

Павлик уселся за спиной Милиционера, Орина, забираясь в коляску, сдвинула брезент — и увидела в углу свернувшуюся клубком, точно кошка, Каллисту… Девчонка показала ей кулачишко: дескать, только проговорись… Орина села и запахнулась брезентом, ничего, конечно, не сообщив мужикам: хочет нерадивая школьница бежать — пускай бежит, ей-то что… Всю дорогу Каллиста вертелась у ней в ногах, как уж Орина ни сдвигала коленки в сторону — все время натыкалась на живой калачик.

Ворвались в Пургу, промчались по Пионерской улице: вон по правую руку — больница, вон по левую надвигается отделение милиции… Пронеслась мимо доска с вывешенными на ней смазанными фотолицами преступников, которых разыскивает милиция, — ей показалось, что фотографию Нюры Абросимовой убрали.

Бредников довез их до Агрыза, по пути заскочив в рабочую столовую: куплю-де сигарет в буфете. В этот момент Каллиста выбралась из-под брезента — и, опять показав Орине кулак, метнулась за автомат с газводой. Павлик Краснов, как раз отворотившийся в сторону, ничего, казалось, не заметил.

Когда Милиционер развернулся уезжать, то вдруг вспомнил, что им-де просили ведь передать… и достал из складок накидки скрученную трубкой картину… конечно, ту самую, которую демонстрировала на экзамене Каллиста Яблокова. Орина насупилась, а Павлик Краснов спросил:

— Кто просил передать?

— Так Афина Ивановна, кто ж еще! — отвечал Антиох Антонович и добавил: дескать, поспешите дотемна сесть в какой-нибудь поезд и убраться отсюда.

Павлик, развернувший было картину — убедиться, что это та самая, скатал ее прежним манером и сунул во внутренний карман. Орина крепко сцепила зубы — ей-то хотелось выкинуть эту мазню в грязь и растоптать, но она смолчала.

Белые вокзальные башни возвышались над темными низенькими крышами бревенчатых строений — ребята поспешили к вокзалу, потому что день и впрямь подходил к концу, да еще тучи, надетые прямо на шпили шести башен, старались укоротить светлое время суток. Слышно было, как стучат многоколесные поезда — настраивая сердце на ускоренный лад. Орина с Павликом радостно переглянулись: ведь кто-то же их водит, эти поезда… Ведь кто-то же в них едет… И они сейчас сядут в поезд — и уедут отсюда: а вдруг да прямиком домой?! Орина позвенела медяками — если не хватит на билет, так зайцами поедут!

Но вот незадача: пройти к вокзалу оказалось не так просто! Всякий раз, когда они сворачивали в какой-нибудь проулок, казалось, напрямую выводящий к вокзалу, на пути у них оказывалась преграда — то невероятной высоты бетонный забор, то дом, как будто назло им выскочивший из ряда изб, то тупик из двух сросшихся намертво кирпичных стен соседних зданий… Спросить дорогу было не у кого, а белые башенки, надевшие круглые шапчонки, заманчиво высовывались то оттуда, то отсюда.

Сумерки опустились внезапно — ребята заторопились, перелезли через один забор, напоролись на другой, перебежали через чей-то двор, вновь переметнулись через колья ограды, рассыпав поленницу дров, миновали огород и, перебросившись через очередной забор, вывернули наконец к путям. Правда, вокзал оказался далёконько: за путаницей блестящих стальных рельсов, которых Орина насчитала двадцать четыре штуки, а после сбилась со счету; да еще не напротив он стоял, а вовсе в стороне, до него шагать еще и шагать. Зато неподалеку кирпичной стеной возвышалось депо, три пары рельсов терялись внутри раскрытого прямоугольного зева, откуда выезжали, — а внутри рядами стояли, готовясь к срочному ремонту, — тепловозы, похожие на зеленых гусениц с тупыми мордами и громадными немигающими глазами. Из высоченных труб депо поднимался косой дым и клочками пристраивался к темным, и таким же рваным, тучам.

Мимо промчался поезд с горящими окошками, на вагонах белели таблички «Свердловск — Москва», шторки уже задернули, и за желтыми подсвеченными квадратами мелькали счастливые тени пассажиров, занятых какими-то своими внутривагонными делами. Но все двери поезда были крепко задраены, так что попасть внутрь не представлялось возможным, да и мчался он с такой скоростью, что на подножку не вскочишь. Надо было ждать следующий состав, который, конечно же, должен остановиться на узловой станции Агрыз.

И вдруг… послышался лай и отрывистая немецкая речь… Орина судорожно вцепилась в локоть Павлика, впрочем, тотчас отпустив его. Ребята, оказавшиеся на открытом пространстве, в ужасе оглядывались по сторонам, не зная, откуда доносятся голоса, куда бежать! И вот с того конца рельсово-шпального поля, то ли из тумана, то ли из дыма, то ли из пара, — по дальнему пути только что прошумел, неистово вскрикнув, одиночный паровоз, — выскочили автоматчики в рогатых касках. Их лица до глаз были завязаны темными платками, на поводках они держали рвущихся овчарок. Но тут Орина увидела то, чего не заметила прежде: первой из тумана-дыма-пара вырвалась крохотная фигурка в коричневом платьице, белом фартучке и чепце, а клубящееся марево, казалось, тянуло к ней растопыренную пятерню, пытаясь ухватить за подол. Это… это была Каллиста! Немцы преследовали ее! Они отпустили овчарок и подгоняли их криками «Schnell!», «Schneller!». Послышался внезапный стук колес — с потусторонним воем набегал поезд, который тоже, знать, не собирался здесь тормозить. Передовая овчарка наддала — она уже клацала клыками и роняла на шпалы слюну… Но тут маленькая фигурка перед самой мордой ревущего тепловоза, воинственно раскрашенной желтыми и красными полосами, стрельнула через рельсы — и была такова! Преследователи остались за зеленой железной рекой, ревущей, точно водопад.

— К нам, сюда! — заорали ребята и бросились навстречу девочке.

Орина, на мгновение присев, увидела: за бегущими колесами — поезд спринтерски работал черными чугунными локтями, так что все вывернутые не в ту сторону суставы ходили ходуном — стояли псы и автоматчики, пережидая состав…

Грохочущая махина, подписанная «Новосибирск — Адлер», проскочила: и сразу слышны стали лай и немецкая речь. Овчарки мчались с той стороны, гравий разлетался из-под стремительных лап. Павлик Краснов, перескакивая через линейные преграды, распахнул руки, готовый подхватить кроху на руки. Каллиста Яблокова споткнулась об очередной рельс и… упала. И снова, откуда ни возьмись, наскочил состав — на этот раз разделив Павлика и Каллисту, которая поднималась на ноги… Ребята бросились перед молотящими колесами на землю: первая овчарка вновь прыгнула, готовая растерзать ребенка… И откуда-то, кажется из дверей поезда «Воркута — Ленинград», выскочила… волчица и в полете сбила пса… который отлетел под колеса. Их обдало кровавым, плеснувшим из-под чудовищного чугунного гонца. А Каллиста метнулась на спину волчице, вцепилась в холку, пригнулась — и они помчались наперегонки с поездом. Овчарки жалко жались к ногам автоматчиков, а те, крича что-то и пиная псов, стреляли по всаднице и по волчице с человеческой ступней… Орина и Павлик Краснов, на ходу утирая с лиц собачью кровь, тоже бросились бежать — прочь, прочь… Ленинградский скорый уже пропал. Свояченица-волчица с маленькой всадницей свернула за штабеля шпал, а после, проскочив под колесами стоящего тепловоза, скользнула в депо.

Ребята, бежавшие в другую сторону, успели миновать рельсовое поле. Впереди уже виднелась неразбериха кирпичных строений, уводящих в путаницу деревянных переулков, где они могли бы затеряться, как вдруг из проулка вывернули мотоциклисты в рогатых касках и очках, похожих на водолазные маски, и преградили им путь. Орина, стремительно оглянувшись, совсем близко увидела морды овчарок с оскаленными клыкастыми пастями и зажмурилась. Но собак отозвали, крикнув: «Zurück!», в спину Орине и Павлику ткнулись автоматные стволы, они услышали — а скорее ощутили — хорошо знакомый вдох-выдох: «Hände Hoch!» — и подняли руки.

Их куда-то вели. Идти с поднятыми руками было очень неудобно: ребята то и дело спотыкались, особенно неуклюжий Павлик Краснов.

— Нас… повесят? — спросила Орина и взглянула на Павлика, который беззвучно шепнул: «По-езд!» — дескать, ежели что, мы должны оказаться по другую сторону состава…

Она кивнула, но поезда, увы, не было. Да они бы и не успели…

Послышалось мычанье, блеянье, меканье… На миг ей показалось, что она дома, встречает вместе с бабушкой стадо, которое гонит из леса Володька-пастух — сын Нюры Абросимовой и отец Павлика. Орина зажмурилась: вот сейчас умная Фроська повернет к своим воротам, а овцы — за ней… Она открыла глаза: их подвели к товарняку, вагон казался живым — это он мычал и блеял. Возле дверей дежурили часовые — в таких же рогатых касках, с такими же укрытыми повязкой лицами и двуглавыми орлами на петлицах, как у всех немцев; солдат рукой в черной перчатке отодвинул задвижку — им приказали лезть в вагон, подталкивая и приговаривая: «Schneller! Schneller! Die Zeit erwartet nicht die Schweine!»