Огненные острова (ЛП) - Швартц Ричард

— Два десятка лет поздновато для коронации, — удивился я. — Моя королева приняла корону, когда ей даже не было и десяти.

— В Алдане всё немного иначе, — промолвил Менделл. — Герцог — способный регент. Кроме того, он советуется по всем вопросам с принцем. Тамин — настоящий правитель Алдана, только он ещё не носит корону.

— В стране какие-то беспокойства? — спросил я. — Есть опасность, что кто-то ещё станет королём? Вы выглядите таким мрачным.

— Нет, после принца, наследником снова стал бы сам герцог, затем его дети. У него их двое, и они уже заявили, как будут рады, когда Тамин наконец взойдёт на трон.

— Другие уже тоже так говорили.

— Да, возможно, — признал Менделл. — Но, кажется, люди им верят. Гораздо важнее то, что барон, его семья и сам принц твёрдо убеждены в том, что королева стала жертвой заговора. Такое вполне можно себе представить, потому что я точно знаю, что было, по крайней мере, одно покушение, когда королева приезжала на последний королевский совет в Аскире. Тогда её убийство с трудом смогли предотвратить. Если учесть всё это, становится ясно, почему капитан не любит бросать якорь в Алдаре.

— Как так?

— В Алдане гордятся тем, что у них монархия. Там всё ещё существует старая система с запутанным переплетением феодальных отношений, базирующих на чести. Честь — это высшее ценность человека, без чести он был бы никем. Одна услуга влечёт за собой следующую. Феодал является судьёй и в свою очередь обязан только своему сюзерену. Принц Тамин обладает абсолютной властью. Нет никакого совета, который бы его ограничил, его слово — закон, а сам он отвечает только перед богами.

— Никакого дворянского или сословного совета? — переспросил я, и Менделл покачал головой.

— Нет. Он им неугоден. Боги дали Алдану короля, чтобы он правил. Тоже самое относится и к полу. Боги решили, что жёны должны повиноваться своим мужьям, и алданцы к этому очень серьёзно относятся.

— Вы же знаете, что это смелое толкования священных писаний? — спросил я, и Менделл засмеялся.

— Мне говорить об этом не нужно. Но даже в книге Астарты написано, что женщина подчиняется мужчине. На это и ссылаются в Алдане.

— Да, — сказал я. — Мне знакомо то место. Астарта советует женщинам признать, что мужчина сильнее в плане физической силы. Она советует не идти в этом против него, более того богиня призывает женщин дополнять мужчину там, где он слаб, чтобы общая сила принесла пользу обоим, — я улыбнулся. — Потом следуют две страницы с исключениями, в которых регулируется, когда женщина может возразить мужчине и не должна подчиняться.

— До того места в Алдане даже не читают, — ухмыльнулся Менделл. — Им достаточно первого предложения, — он снова стал серьёзным. — Вследствие этого, многие алданцы думают, что имперский город нарушает волю богов, разрешая женщинам занимать посты, которые богами предусмотрены для мужчин. Женщины должны содержать дом, рожать детей и воспитывать их, согласно священным писаниям. И уж точно не размахивать мечом или даже командовать кораблём. Когда я в последний раз был в Алдаре, там как раз бушевал ожесточённый спор по поводу того, следует ли разрешать женщине ездить на лошади.

— А почему нет?

— Лошадь могла бы понести и убежать так далеко, что защитника мужского пола больше не будет по близости. Вы должны знать, что женщина не может покидать дом без защитника мужского пола.

— Ах, — сказал я и улыбнулся, представив, как кто-то объясняет Лиандре и тем более Зокоре идею о защитнике мужского пола.

— Есть ещё кое-что, что нужно знать об Алдане, — кисло добавил Менделл. — Любая форма магии приравнивается там к некромантии и наказывается смертью на костре. По королевскому закону обвиняемый должен предстать перед священником. И если повезёт, то так и будет, но более вероятно, что на быстро возведённый костёр вас отволочет разъярённая толпа. Особенно этот фанатизм распространён в сельской местности, вы найдёте достаточно деревень, где на рыночной площади костёр выложен всегда. Эти отдалённые населённые пункты обеспечивают фанатичному культу, Белое Пламя, убежище и поддержку. Культу, который разжигает суеверия и самые глубокие страхи простых людей. Он под запретом, но никому до этого нет дела. Всё настолько ужасно, что некоторые даже сжигают своих собственных детей, — он пристально посмотрел на меня. — Скажу вам одно, генерал: в Алдане легче оказаться на костре и сгореть, обвинённым в некромантии, чем простудиться.

— И это самый важный союзник Аскира? — с сомнением спросил я.

— Да, пока, — вздохнул Менделл. — По крайней мере, пока ещё жив принц. Но культ представляет собой угрозу, которая может потрясти все Семь королевств и даже поставить под угрозу Аскирский договор.

— Вы представляете всё в самых чёрных красках, лейтенант Меча. Неужели всё действительно настолько плохо?

— С тех пор как Аскирский договор вернул королевству независимость, оно всё больше и больше отгораживалось. Между государствами почти больше нет пересечений границ, процветает ещё только торговля рудой, которой Алдан так богат. После Бессарина он — самое большое королевство и самое богатое. Именно там взяла своё начало легенда Асканнона. Алдан был первым государством, которое он покорил, и благодаря ему оно так процветало. И всё же, хотя алданцы стольким обязаны императору, они больше всех отдалились от того, что когда-то представляли Аскир и империя. Они придерживаются букве договора, но только там, где не могут перевернуть слова.

Я мог лишь надеяться, что он окажется неправ.

Когда мы приблизились к берегу, я одолжил у него подзорную трубу и посмотрев в неё, мне самому захотелось вздохнуть. Земля могла бы быть моей родиной с её лугами, лесом и фермой, которые я увидел вдалеке. Затем я заметил возвышающуюся вдалеке башню. Она была построена из гладких имперских тёсанных камней. Сначала прямоугольная стена, а за ней здание, рядом узкая квадратная башня, которая удивительно высоко тянулась в небо, на ней столб, от которого отходило шесть ответвлений, дёргающихся вверх и вниз. За этой конструкцией возвышалась металлическая жердь с блестящим лезвием на наверху, как у наконечника копья. Сама башня была слишком узкой, чтобы в ней могло поместиться больше одной лестничной площадки, но на самом верхнем этаже находился балкон, огибающий всю башню, и на нём я увидел большой сигнальный фонарь, похожий на тот, что находился на «Снежной Птице».

Я вспомнил о том, что Менделл рассказывал мне о сигналах и направил подзорную трубу вдоль побережья. И там, вдалеке, уже почти неразличимая, стояла ещё одна башня подобного типа. Башня, в лопнувшей цистерне которой я нашёл воду, была построена таким же образом, и теперь я знал, какую функцию она когда-то выполняла.

— Это одна из тех сигнальных башен, о которых вы говорили? — спросил я Менделла, когда возвращал подзорную трубу.

— Верно подметили, — сказал он. — Когда-то таких башен были сотни. Говорят, что во времена Старой империи можно было послать сообщение от одной границы к другой и получить ответ всего за несколько отрезков свечи. Такая связь была с каждым крупным городом и гарнизоном, и их использовала не только армия. Но после Аскирского договора Перья были сняты с этих башен, королевства должны были набрать для них личный персонал. В начале так и было, но не на всех башнях, или работники передавали сообщения неправильно. Со временем их перестали использовать, и башни разрушились. Теперь осталось всего несколько сигнальных линий, эта ещё используется, потому что имперский флот защищает береговую линию Алдана и Фарландов. Башни позволяют нам поддерживать связь с адмиралтейством. Как только мы подплывём ближе, я отправлю сообщение, и через два отрезка свечи адмирал Джилмар в Аскире будет знать, что случилось. Когда мы войдём в порт Алдара, нас уже будут ждать.

— От одной стороны империи до другой, сколько миль включала в себя самая длинная линия? — с любопытством спросил я.

Менделл пожал плечами.

— Наверное, где-то полторы тысячи миль.