Русалка - Шеннон Дрейк

Вдруг она осталась одна. Холод и одиночество. Он ушел. Удивленная, она открыла глаза. Нет, он здесь. Он смотрел на нее, лицо его дышало страстью и нетерпением. В этот момент она с поразительной ясностью осознала, что любит его и хочет, хочет… этого.

Сначала она почувствовала кончики его пальцев, поглаживавшие се бедра. Инстинкт повелевал ей защищаться, но он даже не заметил этого сопротивления, которое она раньше принимала за проявление высокой морали. Его прикосновения, его тепло возвратили ее в ту таинственную страну, где она могла утолить неистовый голод, бушевавший внутри ее существа…

Никто другой не принес бы ей столько наслаждения, но все равно ей не удалось сдержать сдавленный крик, сорвавшийся с ее губ, когда он вонзился в нее, как нож, режущий и рвущий. Ондайн слышала изумленное проклятие, и боль и гнев захлестнули ее. Из глаз у нее брызнули слезы: неужели он всерьез думал, что она могла зайти так далеко в отношениях с королем или с кем угодно до свадьбы?! Она что-то беспомощно бормотала и упиралась ладонью ему в грудь, отчаянно пытаясь освободиться. Сквозь постепенно угасавшую боль она слышала, как Уорик что-то говорит ей, нежно и ласково, тихо шепчет слова мягким и чуть хриплым голосом, успокаивает, убаюкивает…

Ей больше не приходило в голову, что граф был всего-навсего опытным любовником и просто хорошо знал свое дело…

Теперь он стал частью ее самой, как будто входил в каждую клеточку ее тела. Он подстегивал ее ласковым шепотом, нежно гладя ее ягодицы и груди, вовлекал в неведомый, но прекрасный танец… Его плечи, блеск и расплавленное огнем желания золото глаз… Он был прекрасен, строен, мускулист и казался ей верхом совершенства…

Ах, никогда, никогда она не думала, что на земле можно испытывать такое» блаженство!

Прошло довольно много времени, прежде чем Ондайн освободилась от волшебных ощущений, а когда она наконец пришла в себя, то не смела взглянуть ему в лицо от стыда. Она не могла поверить, что поддалась страсти и по своей воле упала в его объятия, в которых так недавно нежилась другая и, вероятнее всего. вскоре будет нежиться снова.

Не говоря ни слова, Ондайн зарылась лицом в подушку. Похоже, что и Уорику сказать было нечего. Сквозь паутину волос она видела, как он встал, прекрасный и соблазнительный, и потушил свечи, а потом осторожно лег рядом, стараясь не касаться ее.

Время шло. Юная графиня лежала, окаменев от напряжения. «Который час?» — подумала она и осмелилась чуть-чуть приподняться, прикрываясь мантией волос. Он спит?

Нет, Уорик не спал, а, забросив руки за голову, в глубокой задумчивости смотрел в потолок. В темноте она не видела выражения его глаз, но ей показалось, что на его губах играла легкая ухмылка.

Он пошевелился. Ондайн быстро положила голову на подушку и, закрыв глаза, притворилась спящей.

Уорик приподнялся на локте и бережно убрал волосы с ее лица. Интересно, поверил ли он, что она спит?

Ондайн почувствовала, как он заботливо подоткнул под нее одеяло, а потом снова лег рядом. И хотя она не могла проверить, но знала почти наверняка, что он принял излюбленную позу — уставился в потолок — и что его глаза скрывают тайну, а челюсти, должно быть, крепко сжаты и напряжены… Почему?

Ей до смерти хотелось знать, ей хотелось прикоснуться к нему, но она не должна была обнаруживать свои чувства и давать любви больше, чем рассчитывала получить обратно.

«У тебя хватает и своих собственных проблем, которые нужно решать», — напомнила она себе сердито. Усилием воли Ондайн воскресила в памяти все оскорбительные слова, которые он говорил ей, и вспомнила, что она для него всего лишь простушка, которую он спас в личных интересах. Ну ничего! Скоро она сбежит от него и докажет свою невиновность перед законом, вернет наследственные права.

Уговоры не помогали; ничто уже не могло сдержать ее чувства, заставить замолчать сердце. Она изменилась — он изменил се. Она никогда не забудет, что потеряла девственность на этой постели, что он похитил ее с неистовством и нежностью, с насмешкой, суровостью и… страстью.

И она не могла не думать об Анне, осыпая ее яростными проклятиями. Похоже, эта леди имела довольно серьезные намерения, но, если она еще раз посмеет обсуждать мужские достоинства Уорика, Ондайн найдет способ оборвать ее болтовню.

«Теперь я его жена! — подумала она и с горечью добавила: — Его „висельная“ невеста…»

Глава 14

Когда Ондайн проснулась, солнечный свет заливал комнату и теплые лучи падали через оконное стекло прямо на се постель. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на нее, полусонную, и она счастливо и довольно улыбнулась. Уорик! Ах, мысли о нем, о его прикосновениях — первое, что пришло ей в голову при пробуждении!

По его рядом не было. Ондайн стряхнула с себя остатки сна, обвела глазами комнату и увидела графа.

Он стоял у окна, полностью одетый: на ногах — ботинки с пряжками, на голове — шляпа с пером. Одну ногу он поставил на выступ стены, заткнул большие пальцы за пояс и выглядел особенно мрачным в пронзительно ярком свете дня.

При взгляде на него у Ондайн сжалось сердце; она вспомнила его привычную насмешливость и почувствовала необъяснимую тревогу. Улыбка исчезла с се лица, и бедняжка натянула на себя одеяло, как только он повернулся к ней.

— Уорик…

Граф приподнял шляпу и низко поклонился. На этот раз в нем не было заметно иронии, но было что-то намного худшее: предельная сдержанность, леденящая душу отчужденность.

— Моя госпожа, я должен извиниться за свое ужасное грубое поведение накануне вечером. Боюсь, я напился и вытворял здесь невесть что. Прошу меня простить.

Ондайн посмотрела на него невидящим взглядом, не веря своим ушам, затем завернулась в одеяло и повернулась к нему спиной, стараясь справиться с разрывавшей ее сердце болью.

— Пожалуйста, только теперь уходите.

Уорик не двигался. Подумав, он подошел к ней и погладил ее по спине.

— Я не знал… э-э-э… не думал, что… Она повернулась и посмотрела на него:

— Не знали чего?

Он издал звук, похожий на проклятие.

— Ради всего святого, девочка, я взял тебя с виселицы!

— И что же? — спросила она нетерпеливо, чувствуя, как растет ее негодование. Она догадывалась, каков будет ответ.

— Я думал, что имею дело с опытной женщиной, а вовсе не с невинной девицей.

— Что? Ах ты!.. — Совсем забыв, что полностью раздета и одеяло — ее единственное укрытие, Ондайн вскочила с постели и изо всех сил бросила в Уорика подушку.

Он без труда поймал ее и покачал головой:

— Но ты же вышла из Ньюгейта…

— Из Ньюгейта! Да, да, мой лорд Четхэм! Я вышла из Ньюгейта. И вы предположили, что все несчастные, которых сажают в это ужасное место, непременно становятся шлюхами, уж коль скоро их осудили за долги или попрошайничество…