Русалка - Шеннон Дрейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что? Ах ты!.. — Совсем забыв, что полностью раздета и одеяло — ее единственное укрытие, Ондайн вскочила с постели и изо всех сил бросила в Уорика подушку.
Он без труда поймал ее и покачал головой:
— Но ты же вышла из Ньюгейта…
— Из Ньюгейта! Да, да, мой лорд Четхэм! Я вышла из Ньюгейта. И вы предположили, что все несчастные, которых сажают в это ужасное место, непременно становятся шлюхами, уж коль скоро их осудили за долги или попрошайничество…
— И лгуньями, конокрадками и шантажистками! Простите меня, графиня, за то, что сделано на нетрезвую голову; если бы я знал, что вы принадлежите к величайшим девственницам Ньюгейта, то я никогда бы не посмел посягнуть на вашу честь. И кроме того, графиня, все это случилось из-за короля, знаете ли. Вы кокетничали, смеялись и обольщали его как женщина, хорошо владеющая этим искусством.
Ондайн натянула на себя одеяло и потупилась: — Уходите!
Он еще раз низко поклонился. Как она ненавидела его за едкий сарказм, сквозивший в его словах и жестах!
— Я уже признал, мадам, свое поведение отвратительным. Постараюсь исправиться в будущем.
Он повернулся и зашагал к двери, но остановился на пороге:
— У меня есть еще кое-какие дела с королем на сегодня и на завтра, но оставаться здесь дольше, чем требуется, мне бы не хотелось. Будьте готовы к отъезду, поскольку я намерен сократить наше пребывание во дворце до минимума.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Ондайн смотрела ему вслед, все еще не веря в происходящее. Слезы жгли глаза, и она вытирала их пальцами. Нет, ей никогда, никогда не понять его! Даже через тысячу лет…
Ондайн зарылась головой в подушку, подавляя рыдания. Глупая, как она могла забыть?! Забыть о его репутации придворного развратника, для которого все женщины на одно лицо!
Наконец она оторвалась от подушки.
— Подонок! Негодяй! — прошипела она, в отчаянии закрывая лицо руками. И она еще думала о нем…
Ондайн встала с постели и, дрожа от негодования, подошла к кувшину и небрежно брызнула холодной водой себе в лицо.
Король предполагал, что она уйдет от Уорика. Да, она, без сомнения, уйдет! Ньюгейтская шлюха, как бы не так! Она герцогиня со всеми правами, и рано или поздно она докажет это. Он еще будет целовать землю у нее под ногами!
Она вдруг одумалась. Нет. Не сейчас. Он спас ей жизнь, заключив с ней какую-то дьявольскую сделку, смысл которой ей до сих пор непонятен. Она его должница. И она оплатит свой долг, но когда он будет оплачен сполна, унесется быстрее ветра.
Уорик провел целый день на половине короля, слушая, как советники пугают Карла властью папы, все еще сохраняющей силу в Англии. Лицо короля было печально, поскольку ему приходилось выступать против своего собственного брата, Джеймса, наследника короны.
Карл презирал любую нетерпимость; сам он в душе тяготел к католикам, но боязнь потерять корону заставляла его держаться всегда настороженно. Когда-то его дед со стороны матери, великий Генрих IV, верно изрек: «Париж стоит мессы», поэтому Карл должен был изображать протестантского короля, чтобы королем оставаться.
— Давайте закончим эти бесконечные обсуждения! — устало сказал Карл. — У нас на очереди более важные вопросы!
И королевское внимание обратилось к финансам, еще одному вопросу, вызвавшему бесконечную дискуссию, поскольку государственная казна почти всегда испытывала недостаток финансовых поступлений.
Уорик не вникал в суть происходившего вокруг него. Он слушал с внимательным видом, но слышал не больше, чем мраморная статуя. Раскаяние, стыд, вожделение и страсть полностью поглотили его, и он боялся, что никогда не распутает этого узла. Теперь Ондайн волновала его еще больше; воспоминания о ее запахе, голосе, прикосновениях, хранившиеся в его памяти, начали ему казаться реальностью, настолько очевидной реальностью, что он как будто наяву видел ее, любовался ее красотой…
Он грубо овладев ею. Своей женой. Нищей оборванкой, которую он подобрал на улице. А ведь он поклялся защищать эту женщину и никогда не дотрагиваться до нее пальцем. Защищать! Господи Боже, от кого? Или он сошел с ума? От кого он собрался ее защищать? Хардгрейв был при дворе, так же как и леди Анна. Да и как могла Анна шептать что-то Ондайн ночью, в поместье Четхэмов? Или Хардгрейв?
Конечно, Хардгрейв сосед, а в поместье Четхэмов множество потайных комнат и фальшивых дверей. Но сторожевые собаки не пустили бы чужого даже в переднюю, не говоря уж о том, что Уорик не мог представить Хардгрейва с его неповоротливостью крадущимся в темноте через залы, чтобы прошептать что-то его жене!
В голове гудело. Ондайн была чиста, как снег. Он причинил ей зло, испортил жизнь. Но разве будет лучше, если он освободит ее от той роли, которую заставил играть?
Может ли он освободить ее? Вряд ли…
Черт подери! Никогда еще страсть не проникала в него так глубоко, чтобы владеть всеми его мыслями, замутить рассудок и управлять поступками! А эта зависть, эта ревность, это чувство собственника. Ондайн превратилась в его болезнь. Она проникла в его сердце и душу и как будто разрывала изнутри. Он желал никогда больше не видеть ее лица, никогда не страдать от ее чар.
«Думай, ты мужчина! — приказал он себе. — Теперь самое время выследить и поймать убийцу!» Анна ревновала и вела себя как дикая разъяренная кошка: то ластилась, то набрасывалась, то угрожала, то умоляла. Хардгрейв держал Уорика на расстоянии и одновременно следил за Ондайн голодными глазами. И что же он сделал? Все, чего он достиг, — это ночь наслаждения со своей женой и его плен… его собственный плен! Что ему теперь делать? Овладеть ею снова…
Но повторение невозможно. Он не насильник, не соблазнитель невинных. Он не должен касаться ее, хотя он и любил ее. Она не подозревала ни о его плане, ни о данной им клятве, которую он хранил в сердце. Она должна была стать приманкой для убийцы в обмен за свою жизнь и свободу.
Впереди еще две ночи мучений.
Нет, это мучение бесконечно. В Четхэме. она все равно будет рядом.
Но здесь у него нет даже отдельной комнаты, а пойти к ней снова было бы не слишком любезно.
Прошло еще два дня. Два дня он вынужден был смотреть, как она смеется и очаровывает всех вокруг. Два дня встречал он холодность ее взгляда, когда она случайно смотрела в его сторону. Два дня Анна следила за ней с пристальным и враждебным вниманием, а Хардгрейв провожал похотливым взглядом.
В один из этих дней Уорик, повинуясь неожиданно пришедшей ему мысли, объявил при дворе о своем ожидаемом наследнике. Карл и Екатерина казались испуганными.
Анна с ненавистью сощурила свои кошачьи глаза.
Хардгрейв с еще большим вниманием стал следить за Ондайн.
