Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

– Хороши огурчики! – Рита взяла еще один огурец и с хрустом откусила. – Свои небось, с дачи?

– Свои. Все мама – выращивает, солит…

– Молодец у тебя мама, – Рита допила «Буратино» и поставила стакан в мойку. – Слушай, а покрепче у тебя ничего не найдется? Водочки, например. Мы же в России, да еще огурцы соленые.

– Вроде есть. – Нина достала початую бутылку водки и две рюмки. – Тебе с соком или так будешь?

– Давай так, – ответила Рита. – Только чуть-чуть.

– Ну вот, – продолжила она, опрокинув рюмку. – Понимаешь, мне тогда не хотелось, чтобы про это знали, вот я никому и не рассказывала – ни девчонкам, ни на кафедре. Не афишировала. Я как будто чувствовала, что это ненадолго. Что я в этом свинячьем бизнесе не задержусь. Главное – перебиться временно, и все. К тому же университет я не для того с красным дипломом окончила, чтобы продажей детей заниматься. Хотелось чего-то другого, интересного. Преподавать где-нибудь в приличном месте – в РГГУ, например. Но от денег разве откажешься?

– Продажей детей… Неужели ты считаешь, что усыновление – это плохо?

– Усыновление – это замечательно. Настоящее доброе дело. Помнишь пословицу? «Не построй семь церквей, а устрой семь детей»… Но доброе дело делают они – испанцы, итальянцы, американцы. А для наших обычный бизнес.

– Ну что же ты так сразу…

– Как – так? Надо называть вещи своими именами. Они нам деньги. Мы им – товар. Как иначе это назвать? Обыкновенная сделка. Только с их стороны есть еще кое-что: сострадание, желание стать родителями, помочь бедным сиротам. А с нашей? Только одно: получить деньги. Евро, понимаешь? Ну или доллары.

– А Хавьер? – Нине хотелось поскорее перевести неприятный разговор в более безопасное русло. – Где вы познакомились, если ты целый год не вылезала из своего Екатеринбурга?

– Там и познакомились. Он ребенка усыновлять приехал.

– Что, один?

– С женой. Как полагается, как все они ездят. Или почти все.

– Ничего не понимаю…

– Он с женой приехал усыновлять ребенка и в Екатеринбурге встретил меня.

– Как же ты могла?..

– Вот так и могла. Любовь у нас началась, веришь? Настоящая любовь, как говорят, с первого взгляда. Ни он не мог иначе, ни я. Какое-то время мы пытались друг от друга отказаться, но ничего не вышло.

– А ребенка они все-таки усыновили?

– Усыновили. Мальчика, маленького совсем – светленького, голубоглазого. Я, если честно, помогла: все сделала, чтобы ребенок им достался здоровый.

Рита вздохнула.

– Что же было, когда они со своим мальчиком вернулись в Испанию?

– Познакомились мы с Хавьером в мой самый первый приезд в Ебург. Представь: вместе прилетели, вместе вышли из самолета. Мороз за тридцать, там климат резко-континентальный и зимой очень холодно. В аэропорту девушки-переводчицы стояли рядком, как проститутки на панели. Я встала вместе с ними. Я была новенькой, и много клиентов мне поначалу не дали. Приставили к Хавьеру и его жене. В Ебурге я раньше никогда не была и в усыновительном бизнесе ни одного дня не работала. Это был мой дебют. Потом я часто думала, что наша встреча была как будто специально подстроена: днем раньше, днем позже – и мы бы никогда не встретились. Мне раньше казалось, что про такое только в книгах пишут: посмотрели друг на друга – и сразу же оба влюбились. Оказывается, бывает и в жизни. Я увидела Хавьера, и вокруг словно пусто сделалось – ни жены его, ни испанцев, ни девчонок-переводчиц. Только я и он. Едем в отель заселяться, достаем паспорта, заполняем какие-то бумажки, потом в департаменте ходим туда-сюда по кабинетам, в кафе обедаем – он, я и его жена – и снова: только я и он. Но кафе – это мелочь, конечно, по сравнению со всем остальным. Труднее всего было в доме ребенка: вначале им показали слабого мальчика с очень большим отставанием. Малыша, конечно, жалко было. Но я сразу же поняла: его все равно возьмут, не мы, так другие. Представь, так и говорила про себя: мы. Не они, Хавьер и его жена, а именно мы, Хавьер и я… И вот я давай названивать Кире, посреднице, умоляю, упрашиваю, какую-то дурацкую историю сочинила – вроде как это мои знакомые, я их много лет еще до Ебурга знала. Если рассудить, надежды не было никакой. Обычно испанцев, если ребенок им не нравился, разворачивали и пинком под зад отправляли обратно в Испанию. Да и случаев таких почти не было, испанцы добрые, от детей редко отказываются. И представь, Кира эта им в тот же день другого ребенка подыскала… Говорят, чудес не бывает. Еще как бывают: сначала наша с Хавьером встреча, потом этот новый ребенок, их будущий сын. Его держали для какой-то семьи, которая должна была приехать вместе с Хавьером, но почему-то не приехала, и мальчик завис. Он жил в том самом доме ребенка, что и первый неликвид… В общей сложности они пробыли в Ебурге пять дней. Я все время была как в угаре: по ночам не спала, читать тоже не могла, просто лежала с закрытыми глазами, мечтала, чтобы поскорее настало утро. Чуть рассветет – скорее в душ, потом одеваться, синяки под глазами замазывала тональным кремом – и бегом к ним. Стучусь в номер, он открывает – и такое счастье, ты не представляешь. Даже жену его я принялась любить от этого счастья. Хотя, по правде сказать, неприятная она баба… Выше его ростом, старше лет на десять. Худая, мрачная, лицо в морщинах. Хавьер говорит, что она очень хороший человек. Возможно, так оно и есть… Еще я потом узнала, что она все время пила какие-то таблетки – сперва женское здоровье пыталась наладить, потом лечилась от депрессии. У нее депрессии были из-за того, что она не могла забеременеть. Три раза искусственное оплодотворение – и каждый раз выкидыш. Ни о какой любви мы с Хавьером в те первые пять дней, конечно же, не заикались. Но я знала уже, что жить без него не смогу. И он то же самое. Месяца через два они приехали еще раз – уже на суд. И жили в Ебурге долго довольно – ждали, пока им отдадут ребенка, потом оформляли документы. Да и сам Хавьер не спешил уезжать, ясное дело.

– А они тоже жили в той избе, про которую ты рассказывала? Как же вы с ним тогда виделись?

– Их поселили в лучшую гостиницу в центре города. Я всем вокруг твердила, что это мои близкие друзья, вот их и не трогали. Жена Хавьера говорила, что я их ангел-хранитель. Знала бы она… Но в каком-то смысле я действительно была ангелом-хранителем: денег, во всяком случае, у них вымогали гораздо меньше, чем у других. В сущности, переводчик и должен быть для своих клиентов чем-то вроде ангела-хранителя. Так оно, наверное, где-то бывает, но только не здесь, не в этих гадких делишках.

Рита помолчала, потом налила себе еще водки. Нина поставила на плиту чайник, достала чашки.

– Что же дальше было? – спросила она.

– А дальше Хавьер вернулся в Испанию уже насовсем, с женой и сыном. Я была уверена, что мы расстаемся навсегда. Провожала их в аэропорту, рыдала и слез остановить не могла. Рожа распухла, ужас… Со стороны прощание наше выглядело довольно странно, но меня это не заботило. Хотелось одного: побыть вдвоем хотя бы несколько минут. Без жены, без ребенка, чтобы только я и он…

Нина заметила, как в длинных, красиво изогнутых Ритиных ресницах блеснули слезы. Она сама готова была заплакать – так впечатлил ее этот рассказ.

– Ну а потом?

– Хавьер прожил с семьей месяца четыре – и вернулся ко мне в Россию. Обратно в Ебург, я все еще там работала. Деваться-то некуда было. В Москву уезжать не хотелось, да там никто меня и не ждал. Все, что оставалось – отель, где жил Хавьер, улицы, по которым он ходил… К тому же работы было навалом: каждый день приезжали семьи, смотрели детей, потом суд.

– А что подумала жена, когда он отправился к тебе в Россию?

– Понятия не имею. Он мне мало рассказывал, как все у них было после того, как появилась я. Когда они решили усыновлять, им уже было друг с другом очень трудно. Да еще разница в возрасте… Эти несчастные десять лет сразу бросались в глаза. Они вместе работали в каком-то научном институте, она ему помогала. Кажется, была его начальницей. Работа шла супер, а в семье с самого начала все было наперекосяк – сперва обоих обследовали в клинике, потом у нее нашли бесплодие, лечить пытались. Лечение бесплодия – это тебе не неделя, не месяц, а несколько лет мучений. У жены были истерики, депрессии – я тебе уже говорила… Хавьер устал.

– А потом? Ведь развод в Испании – не то что в России. Гораздо сложнее.

– К счастью для всех, жена удерживать Хавьера не стала. Они развелись очень тихо, очень быстро. Хавьер все оставил ей, и ребенок тоже с ней остался. А сам быстренько женился на мне и увез меня в Штаты. Его там уже ждали. Одна американская лаборатория давно приглашали их с женой к себе работать, но жена все отказывалась, а без нее он ехать, сама понимаешь, не мог. А потом, когда сошелся со мной, сразу согласился.

– Ну вообще, – проговорила Нина. – Просто с трудом верится. Так вот почему ты тогда исчезла! Мы ведь даже не попрощались, когда ты уезжала. И про Екатеринбург я ничего толком не знала. Знала только, что ты устроилась работать. А свадьба у вас была?