Пьер-Жан Беранже. Песни. Огюст Барбье. Стихотворения. Пьер Дюпон. Песни - Пьер-Жан Беранже

Дант

Перевод С. Дурова

{174}

О старый гиббелин!{175} Когда перед собойСлучайно вижу я холодный образ твой,Ваятеля рукой иссеченный искусно, —Как на сердце моем и сладостно и грустно…Поэт! — в твоих чертах заметен явный следСвятого гения и многолетних бед.{176}Под узкой шапочкой, скрывающей седины,Не горе ль провело на лбу твоем морщины?Скажи, не оттого ль ты губы крепко сжал,Что граждан бичевать проклятых ты устал?А эта горькая в устах твоих усмешкаНе над людьми ли, Дант? Презренье и насмешкаТебе идут к лицу. Ты родился, певец,В стране несчастливой. Терновый твой венецЕще на утре дней, в начале славной жизни,На долю принял ты из рук своей отчизны.Ты видел, как и мы, отечество в огне,Междоусобицу в родной своей стране,Ты был свидетелем, как гибнули семействаИгралищем судьбы и жертвами злодейства;Взирая с ужасом, как честный гражданинНа плахе погибал. Печальный ряд картинВ теченье многих лет вился перед тобою.Ты слышал, как народ, увлекшийся мечтою,Кидал на ветер все, что в нас святого есть, —Любовь к отечеству, свободу, веру, честь.О Дант, кто жизнь твою умел прочесть, как повесть,Тот может понимать твою святую горесть,Тот может разгадать и видеть — отчегоЛицо твое, певец, бесцветно и мертво,Зачем глаза твои исполнены презреньем,Зачем твои стихи, блистая вдохновеньем,Богатые умом, и чувством, и мечтой,Таят во глубине какой-то яд живой.Художник! ты писал историю отчизны,Ты людям выставлял картину бурной жизниС такою силою и верностью такой,Что дети, встретившись на улице с тобой,Не смея на тебя поднять, бывало, взгляда,Шептали: «Это Дант, вернувшийся из ада!»

Мельпомена

Перевод П. Антокольского

А. де Виньи

{177}

О муза милая, подруга Еврипида!Как белая твоя осквернена хламида.О жрица алтарей, как износила тыУзорчатый наряд священной красоты!Где медный блеск волос и важные котурны,Где рокот струн твоих, торжественный и бурный,Где складки плавные хитона твоего,Где поступь важная, где блеск и торжество?Где пламенный поток твоих рыданий, дева,Божественная скорбь в гармонии напева?Гречанка юная, мир обожал тебя.Но, чистоту одежд невинных загубя,Ты в непотребные закуталась лохмотья.И рынок завладел твоей безгрешной плотью.И дивные уста, что некогда моглиНа музыку небес откликнуться с земли, —Они открылись вновь в дыму ночных собранийДля хохота блудниц и для кабацкой брани.

Погибла, кончилась античная краса!Бесчестие, скосив угрюмые глаза,Открыло балаган для ярмарочной черни.Театром в наши дни зовут притон вечерний,Где безнаказанно орудует порок,Любому зрителю распутник даст урок.И вот по вечерам на городских подмосткахРазврат кривляется в своих дешевых блестках.Изображается безнравственный роман,Гнилое общество без грима и румян.Здесь уваженья нет ни к старикам, ни к женам.Вы, сердцем чистые, вы в городе прожженномКраснейте от стыда, не брезгуйте взглянутьНа бездну города сквозь дождевую муть,Когда туман висит в свеченье тусклом газа.Полюбопытствуйте, как действует зараза!Вот потная толпа вливает свой потокВ битком набитый зал, где лампы — как желток,И, не дыша, дрожа, под взрывы гоготаньяСидит и слушает и одобряет втайнеОстроты палача и напряженно ждет,Чтобы под занавес воздвигли эшафот.Полюбопытствуйте, как под отцовским окомДочь нерасцветшая знакомится с пороком,Как дама на софе показывает прыть,Поднявши кринолин, чтоб ножку приоткрыть,Как действует рука насильника, как простоСдается женщина на ложь и лесть прохвоста.А жены, доглядев конец грязнейших дрязг,Вздыхают и дрожат от жажды новых ласкИ покидают зал походкою тягучей,Чтоб изменить мужьям, лишь подвернется случай.Вот для чего чуму и все, что смрадно в ней,Таит в нагих ветвях искусство наших дней.Вот чем по вечерам его изнанка дышит,Каким зловонием Париж полночный пышет.Сухое дерево поднимет в синевуСвою поблекшую и желтую листву.И если тощий плод сорвется с гулких веток,Как те, что падали в Гаморре напоследок,Опадыш никому не сладок и не мил,Он только прах сухой, он до рожденья сгнил.

Наверно, рифмачам бульварным невдомек,Что пошлый балаган разрушить нравы смог.Наверно, невдомек, что их чернила разомМарают сердце нам и отравляют разум.О, равнодушные, — у них и мысли нет,Что мерзок гражданам безнравственный поэт.Им слез не проливать, не ощутить презреньяК творенью своему, — бесчестному творенью.Им не жалеть детей, которым до концаПридется лишь краснеть при имени отца!Нет! Их влечет барыш, их деньги будоражат,И ослепляют взгляд, и губы грязью мажут.Нет! Деньги, деньги — вот божок всевластный тот,Который их привел на свалку нечистот,Толкнул их в эту грязь и, похотью волнуя,Велел им растоптать отца и мать родную.Презренные! Пускай закон о них молчит,Но честный человек их словом обличит.Презренные! Они стараются искусноМечту бессмертную скрыть клеветою гнусной, —Божественную речь и все, в чем есть душа,Искусство мощное тираня и глуша,Пустили по земле чудовище-калеку,Четырехлапый бред, обломок человека, —Он тянет жалкие культяпки напоказ,Все язвы обнажив для любопытных глаз.

Смех

Перевод А. Арго

{178}

Мы потеряли все — все, даже смех беспечный,Рожденный радостью и теплотой сердечной,Тот заразительный, тот предков смех шальной,Что лился из души кипучею волнойБез черной зависти, без желчи и без боли, —Он, этот смех, ушел и не вернется боле!Он за столом шумел все ночи напролет,Теперь он одряхлел, бормочет — не поет,И лоб изрезали болезненные складки.И рот его иссох, как будто в лихорадке!Прощай, вино, любовь, и песни без забот,И ты, от хохота трясущийся живот!Нет шутника того, чей голос был так звонок,Который песни мог горланить в честь девчонок;Нет хлестких выкриков за жирной отбивной,Нет поцелуев, нет и пляски удалой,Нет даже пуговок, сорвавшихся с жилета,Зато наглец в чести, дождался он расцвета!Тут желчи океан и мерзость на виду,Тут скрежет слышится зубовный, как в аду.И хамство чванится гнуснейшим безобразьем,Затаптывая в грязь того, кто брошен наземь!

О добрый старый смех, каким ты шел путем,Чтоб к нам прийти с таким наморщенным челом!О взрывы хохота, вы, как громов раскаты,Средь стен разрушенных звучали нам когда-то,Сквозь золотую рожь, сквозь баррикадный дымВы отбивали такт отрядам боевым,И славный отзвук ваш услышать довелось нам,Когда со свистом нож по шеям венценоснымСкользил… И в скрипе тех тележек, что, ворча,Влачили королей к корзинке палача…Да, смех, ты был для нас заветом и примером,Что нам оставлен был язвительным Вольтером!А здесь мартышкин смех, мартышки, что глядит,Как молот пагубный все рушит и дробит,И с той поры Париж от хохота трясется!Все разрушается, ничто не создается!

Беда у нас тому, кто честным был рожденИ дарованием высоким награжден!Стократ беда тому, чья муза с дивным рвеньемПодарит своего любимца вдохновеньем,И тут же, отрешась от низменных забот,Туда, за грань небес, направит он полет, —Смешок уж тут как тут, весь злобою пропитан,Он сам туда не вхож, но с завистью глядит онНа тех, кто рвется ввысь, и свой гнилой плевокНа райские врата наложит, как замок;И муза светлая, что, напрягая силы,Навстречу ринулась к могучему светилу,Чтоб в упоительном порыве и мечтеСпеть вдохновенный гимн нетленной красоте,Теперь унижена, с тоскою и позором,С понурой головой и потускневшим взоромЛетит обратно вниз, в помойку наших дней,В трущобы пошлости, которых нет гнуснейИ там кончает век, рыдая от бессильяИ волоча в грязи надорванные крылья.

Котел