Магда Нахман. Художник в изгнании - Лина Бернштейн

берлинские квартировладельцы не стремились сдавать комнаты лицам без гражданства, которые могли столкнуться с трудностями в получении надлежащих документов и оказаться не в состоянии вносить квартирную плату и налоги.

Магда, скорее всего, имела советское гражданство, в отличие от многих других русских в Германии, которые либо оставили свою страну еще при старом режиме и имели устаревшие документы, либо недавно незаконно пересекли границу. Магда покинула Россию как жена выезжающего иностранца и, вероятно, приехала в Германию с советским заграничным паспортом. Такие паспорта начали выдавать с началом новой экономической политики, введенной в 1921 году. Они действовали в течение определенного времени и могли продлеваться в странах, которые имели дипломатические отношения с Советской Россией или советские торгпредства. Загранпаспорта давали определенные привилегии своим владельцам в соответствии с международными законами взаимообмена. В то время большинство стран еще не признавали советского правительства. Германия, однако, под бременем военных репараций и неравноправных торговых соглашений, навязанных западными державами, обратилась к России – обе страны остро нуждались в международных рынках. Российско-германский договор был подписан 6 мая 1921 года; по нему каждая из сторон отказывалась от требований, установленных при заключении мира, и возобновляла дипломатические и торговые отношения.

Многие россияне, которые после окончания Гражданской войны законно покинули страну с советскими паспортами, не думали, что они уезжают навсегда. Какое-то время, действительно, можно было продлевать свой паспорт в российском консульстве и при желании свободно вернуться в Россию, как, например, и сделали писатели Максим Горький, Алексей Толстой, Андрей Белый и многие другие[387].

Но советский паспорт Магды, если он у нее и был, не облегчил супругам поиска крыши над головой[388]. Правовое положение Ачарии в Германии было шатким. Он утратил свой статус подданного Британской Индии, когда бежал с родины под угрозой ареста за подрывную политическую деятельность и стал там персоной нон грата. В Европе и США он долгое время жил с поддельными документами или, во всяком случае, с сомнительными бумагами. В период сотрудничества с немцами в военное время ему, возможно, был выдан документ, дававший право на проживание в Германии. Однако после пребывания в России у него не оказалось никакого документа, удостоверяющего его гражданство или даже просто его личность. Поэтому супругам было нелегко найти жилье и они не были освобождены от уплаты высокого налога с иностранцев.

В январе 1926 года Ачария обратился в британское консульство с просьбой о британском паспорте. Вполне возможно, что к тому времени у Магды уже истек срок действия советского паспорта. Ачария начал борьбу за свою легализацию для того, чтобы получить право жить, перемещаться и работать в пределах Европы. В ответ на запрос консульства о предоставлении информации о его действиях во время войны он писал: «Я только добиваюсь заверения в том, что смогу мирно и спокойно прожить остаток моих лет»[389]. Он также уверял консульство в том, что он «убежденный антибольшевик»[390].

Но вместо паспорта в марте 1926 года ему было предложено временное свидетельство для однократного въезда в Индию (без гарантии того, что он не будет арестован и заключен в тюрьму по прибытии). Зная, что в Индии против него будет возбуждено уголовное дело, Ачария не принял этого предложения. Ему нужны были гарантии свободного проживания и права на работу где-либо в Европе, кроме Советской России. В этом ему отказали. Телеграмма из военного министерства проинформировала заместителя министра иностранных дел о том, что выдача британского паспорта Ачарии «весьма нежелательна»[391]. Такое же мнение было выражено в меморандуме Министерства по делам Индии, в котором говорилось, что «в свете данных, предоставленных на этого человека, министр по делам Индии не готов рекомендовать выдачу ему [Ачарии] обычного британского паспорта»[392]. Прошло восемь лет, прежде чем Магда и Ачария получили британские паспорта и гарантию свободного въезда в Индию.

Тем временем Ачария пытался освободиться от налога на иностранцев, ссылаясь на то, что он долгое время проживал в Германии. Он действительно периодически проживал в Германии до и во время войны. Самый надежный отчет о передвижениях Ачарии на протяжении всей его карьеры в Индии и за ее пределами до начала 1930-х годов дан в подробном досье, составленном для Министерства по делам Индии Управлением военной разведки в Лондоне на основе сообщений их собственных агентов в Берлине и донесений из Индии. Англичане вели пристальное наблюдение за индийскими националистами за границей. Их записи показывают, что Ачария впервые прибыл в Берлин в ноябре 1910-го. Год спустя он был в Мюнхене, а вскоре после этого уехал в Константинополь, Египет и Соединенные Штаты, откуда в 1914-м, в самом начале войны, вернулся в Германию. В апреле 1915 года он прошел военную подготовку под руководством инструкторов кайзеровской армии, а затем, как член Берлинского комитета независимости Индии, под вымышленным именем Мухаммед Акбар (или Али Хайдар) сопровождал немецкую миссию в поездке на Суэцкий канал. Его задачей была агитация среди индийских солдат и военнопленных с целью создания Индийского национального добровольческого корпуса. В марте 1916 года Ачария вернулся в Константинополь, а в 1917-м отправился оттуда в Стокгольм с краткой остановкой в Германии. Его претензии на статус постоянного жителя Германии имели довольно зыбкое обоснование[393].

Тем не менее Ачария обратился за поддержкой к немецкому дипломату Курту Максу Прюферу (1881–1959), с которым, очевидно, работал в Египте и Константинополе во время войны. Ачарию и Курта Прюфера объединяла ненависть к англичанам[394].

Результатом обращения Ачарии стало то, что в июне 1923 года Прюфер написал письмо в налоговые органы, в котором утверждал (ложно, сознательно или нет), что Ачария долгое время проживал в Германии, сначала в 1910-1911-м, а затем с 1914 по 1919-й. Он писал, что Ачария покинул Германию в 1919 году с намерением скоро вернуться, но из-за непредвиденных обстоятельств ему удалось сделать это только в ноябре 1922-го. Неизвестно, чем закончилась переписка Прюфера с налоговыми органами в защиту Ачарии и его жены, но примечательно, что в это время он готов был помогать своему индийскому единомышленнику[395]. Как бы то ни было, Ачарии и Магде каким-то образом удалось выжить в Берлине, что было непросто. Как пишет главный биограф Набокова:

История изгнанничества не знает другого такого примера, как русский Берлин, вспыхнувший сверхновой звездой на культурном небосклоне мира. Несколько сотен тысяч эмигрантов, совсем недавно обосновавшихся в Берлине, и без того не испытывавшем недостатка в книгах и периодических изданиях, смогли выпустить за три года больше печатной продукции, чем иные