Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

Он сказал эту фразу очень тихо, но Гутиковский все равно услышал и громко зашептал обиженно-возмущённым тоном:

— Тебе что, Лупьяненко, жалко? Будто бы я вам ничего не давал! Что вы жметесъ?!

— Ладно, я пошутил. Не ты один хочешь. Вон Туй и Сашин проснулись — им тоже надо дать, — с досадой ответил Антон.

На соседнем ряду и впрямь зашевелились. Между прутьев койки просунулась голова Туя:

— Эй, меня не забывайте. И Сашин тоже не спит.

— Да слышу я — сейчас дадим, — прошептал Лупьяненко.

Каждому вышло всего по две плитки печенья. Через минуту раздалось характерное похрустывание и чавканье.

Пришедший Гришневич застал уснувший и умиротворённый взвод. Вообще-то официально никто не говорил, что после отбоя нужно обязательно закрывать глаза, но при появлении сержанта все старательно притворялись спящими — кто его знает, что может придти ему на ум, а со спящего и спрос меньше. Но вот любые шумы и скрипы до двух ночи решительно карались сержантами, и до этого времени курсантам не разрешалось даже вставать. Лишь, в крайнем случае, рискуя впасть в немилость, можно было попросить у сержанта разрешения сходить в туалет. После того, как одного из взвода отпускали, никто больше не делал попытки отпроситься — это могло быть воспринято, как наглость и вызов. Лежа в постели, Игорь почувствовал, как сильно ноют уставшие за день ноги. Первое время от переполнявших его впечатлений Игорь не мог уснуть, но затем усталость все же сделала свое дело…

— Рот-т-та! Подъем! — голос дневального показался Игорю на редкость неприятным и даже отвратительным.

Вскочив с койки и столкнувшись с Лупьяненко, Тищенко уже хотел, было, бежать становиться в строй, но вовремя вспомнил о том, что он в наряде. Взвод строил Шорох. Неудачно вскочивший Валик зацепился за табуретку, упал и ударился головой о пол. «Всё же наряд имеет и кое-какие плюсы», — подумал Тищенко, заметив это падение.

До столовой дошли быстро и сразу принялись за дело. Хлеборез был уже на месте и выдавал тарелки, в каждой из которых лежало по десять небольших цилиндириков сливочного масла. Масло выдавали раз в сутки и именно такими цилиндриками. Было очевидно, что хлеборез встал гораздо раньше подъема. «Не очень всё же хорошая должность — до самого дембеля надо раньше шести вставать», — решил Игорь. Но хлеборез был явно другого мнения, и его вполне довольное лицо показывало, что он не очень-то и сожалеет о своей службе. Причину этого Тищенко понял довольно скоро — раздав масло и хлеб, хлеборез закрыл окошко и не выходил до самого обеда, проспав всё утро блаженным сном праведника.

Опять началась та же суета, сумасшедшая беготня с бачками и чаем, и те же истошные крики Курбана. С чаем на этот раз проблем не было и, покончив с сервировкой, уселись завтракать. Они ели ту же картошку, которую сами вчера чистили и пережаренную, но вполне аппетитную рыбу. Картофельное блюдо, приготовленное Курбаном, напоминало что-то среднее между похлебкой, пюре и просто вареной картошкой. Не это абсолютно никого не смущало, и наряд быстро поглотил содержимое бачка. Затем вновь была уборка, похожая на вчерашнюю, как две капли воды.

Игорь уже домывал коридор перед входом, как вдруг из боковой двери с полуистертой и непонятной надписью выглянул какой-то азиат и позвал Игоря:

— Эй, зома!

— Чего?

— Иды сюда — тут мой.

— Что? — переспросил Игорь.

— Сюда иды! Мой пол здэсь. Бистро давай.

— Мне никуда нельзя отлучаться без разрешения сержанта, — попробовал отвертеться Тищенко.

— Э-е! Он знает. Давай, зома — некогда. Мой.

Мыть неизвестно где и неизвестно что Игорь не хотел, тем более что он знал, что Гришневичу никто ничего не говорил, и сержант может разозлиться, не застав Игоря в коридоре. Тищенко не разслышал о том, что в столовой старослужащие заставляют «духов» наряда мыть за себя полы и котлы, и знал, что почти все «духи» это делали. Впрочем, все «воспитание» курсантов в учебке сводилось к уяснению ими своего положения «дух» и формированию «глубокого уважения к старослужащим» и их «просьбам». Поэтому после двух увесистых хлопков по спине Тищенко не смог отказать азиату. Если бы азиат ударил Игоря, он не стал бы мыть пол даже под страхом смерти, но грубое словесное давление, напоминающее приказы сержантов, заставило курсанта подчиниться. Впоследствии Игорь часто жалел о своей минутной слабости, хотя многим позже всё это неожиданно окупилось ему сторицей.

За дверями оказалась небольшая прихожая с плиточным полом. Игорь быстро ее вымыл, и азиат открыл перед ним другую дверь. В небольшой комнате с единственным окном на старой медицинской кушетке сидели пять азиатов, скорее всего, узбеков. Среди них сидел и Курбан. Узбеками были всё же не все, так как некоторые разговаривали между собой на русском. С появлением Игоря все на секунду замолчали, но, привыкшие к подобным сценам, продолжили свой разговор. У Игоря появилось чувство, будто бы его привязали к позорному столбу — неприятно было ползать по полу с тряпкой в руках перед пятью парами глаз. Но, вымыв прихожую, было уже глупо ни с того, ни с сего встать и взбунтоваться — пришлось домывать. От злости Игорь покраснел и стал с силой тереть почерневшие от времени плитки.

— Там, зома, ещё уголь мой. Под кушэтка тоже мой, — указывал всё тот же мерзкий голос.

Чтобы Игорь помыл под кушеткой, чурбаны пересели на стулья, стоящие под окном.

— Слушай, Равшан, скоро домой поедэшь? — спросил Курбан у крайнего слева повара, сидевшего с закрытыми глазами.

Тот встрепенулся от неожиданности и спросил:

— А?

— Скоро домой едэшь, а?

— Э-е, скоро — одын зима остался. Как и тебе, Курбан.

— Мнэ? Мнэ тоже один зима, толко я чуть-чуть раньше дэмбел увижу! — засмеялся Курбан.

— Всэ когда-нибуд его увидым, — поддержал разговор еще кто-то из азиатов.

Игорь не смотрел на них и старался домыть как можно скорее. Курсант чувствовал, что весь этот разговор предназначен специально для его ушей — каждый из них хотел ещё раз ощутить своё превосходство в сроке службы: тебе, мол, пол мыть — а нам о дембеле думать.

— А ты домой в парадка поедэшь? — спросил Равшан у Курбана.

— В парадка. Я не зэк, чтоби в гражданка ехат.

— А ты уже все сделал?

— Погоны осталис, акселбант…

— Они у тебя ест?

— Ест, пришит надо.

В это время дверь распахнулась, и в комнату вошел старшина-сверхсрочник, работавший кем-то в столовой, но кем именно — Игорь не знал. Лишь поздоровавшись первыми, повара даже и не подумали встать. Старшине было уже где-то под серок. Его круглое лицо и солидное брюшко говорили о том, что служба шла старшине на пользу. Игорь обрадовался приходу старшины. Он думал, что старшина узнает, в чем дело и отпустит курсанта. Но этого не произошло. Лишь минут через пять старшина обратил внимание на Тищенко:

— Курбан, что этот боец у вас делает?

— Так, товариш старшина — пол мыт надо.

— Надо. Но не ему, наверное, а вам. А, Равшан?

— Э-е, нам по срок служба нэ положена. Он молодой — пуст моет, — отозвался Равшан.

— И не стыдно вам? Парень один моет, а вы — пять лбов здоровых, на кушетке сидите?!

— Товариш старшина, закон такой — армия! — засмеялся Курбан.

— А, ну вас! — махнул рукой старшина.

Игорь так и не понял, на самом ли деле за него заступался старшина или так, для поддержания разговора. Во всяком случае, вскоре и старшина, и повара совершенно забыли об Игоре и начали разговаривать о каких-то котлах, бачках и «зампотыле» Крюкове.

— В понэделник подполковник Крюков пришель, два пайка порубал, а потом следующий дэнь на служба нэ быль — фэлшер сказаль, что на очке весь дэнь сидел, даже Жолнерович к нему ездил, — давясь от смеха, рассказывал Равшан.

— Ха-ха-ха-ха! Чем ты его таким накормил?

— Так, товариш старшина… Нэ знаю… Курбан говорит, что, может, крыса в котёл попал. Но ведь бригада вся ел — никому плохо не быль.

— Бригаде потому не было плохо, что они твою бурду каждый день едят, а Крюков — раз в месяц, когда проверяет. Я думаю, что теперь он по две пайки есть не будет.

— Я помыл. Теперь пойду? — прервал разговор Игорь.

— Нэ спеши, душ надо мыт, — остановил его Курбан.

— Там бистро — пара минут и всё. Давай, зома, давай, — поддержал Курбана Равшан.

Игорь неохотно отправился мыть душ.

Перед душевой был небольшой умывальник с каими-то мокрыми газетами на полу. Игорь затолкал газеты в угол, где стояли пустые вёдра. Но всё же полностью от них избавиться не удалось — газеты даже там были хорошо заметны. В умывальнике пришлось вначале подмести. Игорь начал злиться и, выйдя из умывальника, не очень почтительно спросил:

— Веник есть?

На его тон никто не обратил внимания, так как все покатывались от хохота. Игорь повторил свой вопрос, но на этот раз более спокойно.