Одержимость - Ульяна Соболева

— Ух ты! — Маша откинулась в кресле и ее темно-каштановые локоны рассыпались по плечам, окутывая Алексея Дмитриевича неповторимым ароматом, — Похоже, для Оли это сюрприз.

— Нет, не сюрприз, она знает, как я ее люблю и, наверняка, предполагала и ждала, когда я сделаю ей предложение. Да, любимая?

Алексей Дмитриевич довольно заулыбался. Ну вот и отлично. Все как он задумал, все, как и предвидел. Оля покраснела, ее глаза влажно блестели, она сжала руку Лёши.

— Ну что, Оль, вот как раз при отце спрошу — выйдешь за меня замуж?

Девушка вместо ответа только тихо всхлипнула, а Маша радостно захлопала в ладоши:

— Горька молодым! Поздравляю! — обняла Алексея Дмитриевича за шею, — Милый, я так устала, проведи меня в каюту! Я сегодня чувствую себя намного лучше. Пошли спать.

Сказала многозначительно, даже тон изменился. У Алексея Дмитриевича дыхание перехватило. В глаза Маше посмотрел, а там призыв и в жар его бросило, потом покрылся. Неужели сегодня? Неужели она готова?

В это момент раздался треск.

— Дьявол!

— Лёш, ты что? — запричитала Оля, — Дай посмотрю! Покажи, ведь порезался. Глубоко. Дай мне!

Алексей Дмитриевич обернулся и увидел, как сын зажал ладонь, на пол закапала кровь. Черт, вот ведь мальчишка неаккуратный. Сила есть, ума не надо.

— На кухне аптечка, — посмотрел на Лёшу, тот стиснул челюсти так что желваки заходили. Больно, наверное, но Маша отвлекла, переплела пальцы Алексея Дмитриевича со своими и повлекла за собой:

— Идём, милый, ничего страшного Лёша большой мальчик, плакать не будет, когда невеста ему руку продезинфицирует и забинтует. Наверное, треснутый бокал был. Идём, я очень устала и поздно уже. Говорят, бокалы разбиваются, на счастье.

Эх, умная девчонка, всегда знает, что сказать, все к месту, никогда краснеть не приходится. Верно, разберутся сами. Обнял Машу за талию, и вся кровь ударила в лицо…забыл и про сына, и про бокал.

Кукла. Россия. 2001 год

В пытку все превратилось, как я и думала. Испытание на вшивость. Я сатанела, меня ломало и выкручивало. Присутствие их обоих стало невыносимым, с каждой секундой я ненавидела Олю все больше, я просто мечтала всадить ей в глаз зубочистку и провернуть ее там пару раз. Ее довольное лицо по утрам, синяки под глазами, засосы на шее сводили меня с ума. Я превращалась в истеричку и с трудом держала себя в руках. Да, я ревновала. Чудовищно, невыносимо, впервые в жизни. Меня подбрасывало, казалось в голове торчит миллиард заноз и каждая из них жалила и кусала, но самой большой занозой были эти двое. Когда они наслаждались в своей каюте, трахались, как кролики, в этом я не сомневалась, мне приходилось изображать стойкую морскую болезнь, оправдывать свою бледность и недомогание. Понимала, что несправедливо отказываю, что у меня очень скоро начнутся неприятности, если Макар пронюхает о моих выходках, но просто не могла вынести прикосновений. Нет, мне не было противно, я не могла и все. Черт…в тот момент еще не привыкла подпускать к своему телу и отмораживаться, когда меня лапают и трахают безразличные мне ублюдки. Алексей Дмитриевич не был ублюдком, он меня любил. Я это понимала и уважала его, испытывала к нему нежную привязанность. Еще одна чёртовая ошибка, которую я совершила тогда. И Лёша…он постоянно был рядом, раздражал меня, сводил с ума, попадался на глаза.

Я даже не догадывалась и не предполагала, что это будет настолько тяжело. Его присутствие, улыбка, взгляд, запах. Я думала о нем, чертовски много думала. По ночам, когда все спали, я лежала с закрытыми глазами и трогала свои губы, вспоминая как он целовал меня, как исступленно гладил мои волосы, сжимал тело, сдирал с меня одежду и мне хотелось выть. Я понимала, что мои чувства к нему вышли далеко за рамки "объект — Кукла" и чем дальше, тем хуже становилось. С самого первого дня на этой яхте. Он смотрел на меня, прожигал насквозь, забирался взглядом под одежду, напоминая то, о чем хотела забыть. Похоже, я из охотника превращалась в добычу. Вытерпеть это проклятое путешествие и вернуться домой. Я приближалась к цели — Алексей Дмитриевич предложил мне место в своей компании и это была возможность появляться в его офисе, собирать информацию, передавать Макару. Только Лёша ставил все моё задание под удар. Наверное, тогда я не поняла, что нужно соскакивать, уходить, бросать задание, но я уже шагнула в это пекло и потянула всех за собой.

Последние дни…последние, и мы вернёмся домой. Там будет легче. Без узкого пространства в котором я теряла себя, свою душу и начинала потихоньку сходить с ума. Я вышла на эмоции. В моё броне чёртовая куча дырок и сквозь них просачивается моя страсть к объекту, неудержимое влечение. Я уже понимала, что игра идёт с моим участием, и я не только манипулирую, я поддаюсь манипуляции. Я обыгрываю сама себя.

Немного передышки, глотнуть холодного воздуха, даже виски, прежде чем снова окажусь в узком пространстве вместе с Лёшей. К каждой встрече с ним нужно морально готовится. Налила себе коньяк, виски, как назло, кончились. Приготовилась выпить, и вдруг кто-то резко отобрал бокал. Я вздрогнула.

— Нехорошо пить в одиночестве, тем более, когда тебя мучает морская болезнь.

Дьявол. Только его мне сейчас и не хватало.

— Времена, когда я тебе позволяла решать за меня, остались в далёком прошлом, Никитин.

Он преградил мне дорогу, опираясь о шкафчик с обеих сторон, лишая меня пути к отступлению. Слишком близко. Голова кружится…и бабочки оказывается не сдохли, они восстали из мёртвых и сходят внутри меня с ума.

— Я должен заботиться о моей…

Он красноречиво посмотрел в вырез модной рубашки у меня на груди, и я перестала дышать. Тело охватила знакомая дикая дрожь возбуждения, яростная пульсация внизу живота, животная потребность впитать его взгляд, впустить, пусть врывается мне под одежду, гладит, жжёт. Вот так как сейчас…испепеляет голодом.

— Мачехе, — уже тише сказал он и коснулся щекой моей щеки, а я в изнеможении закрыла глаза, спина покрылась бусинками пота, несмотря на холод. Это сумасшествие. Я …плыву…растекаюсь… Я должна ставить защиту, а у меня ее нет,

— Так значит морская болезнь…головная боль…женские дни. Водишь его за нос?

Дёрнулась, уперлась руками в его грудь. Сердце бьётся бешено, как и моё.

— Это тебя не касается.

Потеснил меня к раковине, наши тела в миллиметре друг от друга.

— Твою мать, Кукла, хватит притворятся. Лживая игра. Не трахай мне мозги.

— Я уже давно ничего тебе не трахаю, — прошипела и впилась ему в грудь острым маникюром. Даже не поморщился, придвинулся ближе.