Франция. История вражды, соперничества и любви - Александр Широкорад

«Марш от Малоярославца до Днепра представлял беспрерывное противодействие Кутузова Коновницыну и Толю. Оба последние хотели преградить путь Наполеону быстрым движением на Вязьму. Кутузов хотел, так сказать, строить золотой мост расстроенному неприятелю и, не пущаясь с утомленным войском на отвагу против неприятеля, искусно маневрирующего, хотел предоставить свежим войскам Чичагова довершить поражение его, тогда как длинный марш ослабил бы неприятельское войско еще более», —- пишет очевидец, офицер квартирмейстерской части А.А. Щербинин, не отлучавшийся от главной квартиры Кутузова.

Толь и Коновницын были в отчаянии. Кутузов не хотел нагнать Наполеона в Вязьме и медлил в селе Полотняные Заводы. «Петр Петрович, если мы фельдмаршала не подвинем, то мы здесь зазимуем!» — вскричал, забыв всякую дисциплину, Толь, вбежав в канцелярию, где работал Коновницын со своими офицерами. Но в том-то и дело, что Кутузов вовсе не был «утомленным старичком, начавшим увлекаться комфортом», как называл его Щербинин и каким, несомненно, в минуту досады считали его Толь и Коновницын. Кутузов принципиально не хотел догонять Наполеона, и ничего с ним нельзя было поделать. Толь и Коновницын не интриговали, как Беннигсен и сэр Роберт Вильсон, они уважали Кутузова, но также отказывались понять его тактику, как ненавидевшие фельдмаршала Беннигсен и царь.

Когда под Вязьмой произошло удачное для русских нападение на французский арьергард, Кутузов был всего в 6 верстах от Вязьмы с главными силами. «Он слышал канонаду так ясно, как будто она происходила у него в передней, но, несмотря на настояния всех значительных лиц главной квартиры, он остался безучастным зрителем этого боя, который мог бы иметь последствием уничтожение большей части армии Наполеона и взятие нами в плен маршала и вице-короля... В главной квартире все горели нетерпением сразиться с неприятелем; генералы и офицеры роптали и жгли бивуаки, чтобы доказать, что они более не нужны; все только и ожидали сигнала к битве. Но сигнала этого не последовало. Ничто не могло понудить Кутузова действовать, он рассердился даже на тех, кто доказывал ему, до какой степени неприятельская армия была деморализована, он прогнал меня из кабинета за то, что, возвратясь с поля битвы, я сказал ему, что половина французской армии сгнила... Кутузов упорно держался своей системы действия и шел параллельно с неприятелем. Он не хотел рисковать и предпочел подвергнуться порицанию всей армии»[160], — писал, в общем, хорошо относящийся к Кутузову генерал Левенштерн.

Об отступлении французов интересно мнение очевидца, знаменитого партизана Дениса Давыдова: «Подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон... мы вскочили на коней и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от этих сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невредимы; я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих, всеми родами смерти испытанных, воинов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом среди снежного поля...

Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у коих отбивали отстававшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми... Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки устремлялись на неприятеля, но все было тщетно. Колонны двигались одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством... Гвардия с Наполеоном прошла посреди... казаков наших, как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками»[161].

Еще в конце октября 1812 г. в царском кабинете Зимнего дворца был составлен гениальный план окончания кампании. Предполагалось, что злодей Буонапартий будет окружен и неминуемо взят в плен. Предполагалось, что он пойдет либо из Смоленска через Витебск, Бо-чейково и село Глубокое, и тогда его необходимо подстеречь на реке Уле, у местечка Чашников, или в другом месте берега этой реки, где Наполеон попытался бы перейти через Улу, либо, что было гораздо вероятнее, Наполеон предпочтет идти на Смоленск, Оршу, Борисов и Минск, где у него были заготовлены большие запасы продовольствия, и тогда подстеречь его должно у реки Березины, где он попытается через Борисово или иное место перейти реку. Река Ула, текущая на север и впадающая в Двину, и река Березина, текущая на юг и впадающая в Днепр, так близко протекают на некотором протяжении одна от другой, что со стратегической точки зрения прохода между ними никак предполагать было нельзя.

Итак, на Уле или на Березине Наполеона должны встретить все военные силы России, какие там имеются (на северном фланге — армия Витгенштейна, на южном — армия Чичагова), и преградить ему возможность переправы, а так как с востока на запад, к Уле или к Березине, французов будет гнать главная русская армия Кутузова, то, следовательно, Наполеону останется только капитулировать. Таков был этот план в главных его чертах. Были разработаны и все подробности, и все выходило гладко и безошибочно.

К Кутузову с планом операции был отправлен царский любимец, флигель-адъютант А.И. Чернышов. Фельдмаршал поступил в своем обычном духе: он ничего не возразил по существу и направил соответственные распоряжения Витгенштейну и Чичагову.

В русской «главной армии», то есть той, которая шла от Тарутина до Вильны вслед за Наполеоном, к 10 декабря оказалось всего 27 464 человека и 200 орудий, а когда она выходила из Тарутина, в ней было 97 112 человек при 622 орудиях. Итак, за два месяца пути выбыли из строя 70 тысяч человек. Из них более или менее точному учету поддается только цифра в 60 тысяч: 48 тысяч больных лежали в госпиталях, 12 тысяч убиты в боях или умерли от ран и болезней. Правда, можно было надеяться к этой ничтожной цифре (27 464 человека) прибавить войска Витгенштейна (34 483 человека) и Чичагова (24 438 человек). Но эти армии Чичагова и Витгенштейна были для Кутузова «не очень ясно учитываемой величиной», а уж в таланты обоих стратегов он и совсем мало верил.

При таких условиях «поймать» Наполеона представлялось Кутузову более чем проблематично, и тактика фельдмаршала больше всего и вытекала из убеждения, что без определенного смысла проливать солдатскую кровь непозволительно. Царь имел, конечно, в виду, что австрийские «союзники» Наполеона (то есть Шварценберг со своим корпусом) не весьма стесняют Чичагова и что вообще эта «война» на южном фланге является, скорее пародией на войну.

Это стало ясно сразу после открытия военных действий. Канцлер Меттерних имел возможность дать знать Александру, что «настоящей» войны австрийцы против русских вести не будут. Вот что писал генерал Тормасов генералу Сакену секретно еще 7 июля 1812 г. из Луцка: «В заключение поставляю обязанностью открыть вашему превосходительству, что по высочайшему удостоверению со стороны австрийской границы можем мы быть покойны, каковую важную тайну относительно безопасности нашей от австрийцев никому вверять не должно». Да и Наполеон уже с середины войны перестал верить в реальную помощь со стороны Австрии. Значит, Чичагов освобождался для своевременного активного участия в окружении и пленении Наполеона.

Витгенштейн на северном фланге был более связан. Весь конец лета и раннюю осень Витгенштейн простоял за Дриссой. Только когда к нему подошло петербургское ополчение, он начал действовать. 19 октября Витгенштейну удалось заставить Сен-Сира отступить от Полоцка, после чего русские заняли этот город, казаки же показались уже около Витебска. 30 октября Витгенштейн при Чашниках снова отбросил Сен-Сира к западу, причем были отброшены и подоспевшие на помощь Сен-Сиру войска маршала Виктора, герцога Беллюнского. Затем, идя за отступающим Виктором, Витгенштейн 6 ноября занял Витебск, а 14 ноября, когда Виктор остановился у Смоленска (точнее — у Смольянцев), Витгенштейн снова отбросил его, взял пленных и несколько орудий.

16 ноября Минск, где у Наполеона имелись огромные продовольственные и боевые запасы, был занят русскими войсками — авангардом армии Чичагова под начальством графа Ламберта. Наполеон узнал об этом уже через два дня, 18 ноября, еще до вступления в Оршу. Вскоре Наполеону доложили, что Чичагов занял уже и Борисов. С этого момента Наполеон срочно рассылает приказы Домбровскому, Удино и Виктору, чтобы они как можно больше сил сосредоточили около Борисова, торопясь этим обеспечить себе переход по борисовскому мосту на правый берег Березины. Дееспособнее и удачнее всех оказался маршал Удино, которому Наполеон приказал двинуться на Борисов. Чичагов поручил графу Палену загородить путь Удино, но французский маршал наголову разбил отряд графа Палена, французская кавалерия бросилась на русскую пехоту и отбросила ее в лес около Борисова. Чичагов увел свою армию снова на правый берег, а французы вошли в Борисов. Остатки разбитого отряда графа Палена с трудом переправились несколько выше Борисова и уже на правом берегу соединились с Чичаговым.