Теневые игры - Ксения Чайкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато Цвертина сориентировалась мгновенно: очень мягко и тактично вытеснила Торина в коридор, закрыла дверь и приступила к планомерному, спокойному, очень подробному и обстоятельному допросу своей пепельноволосой подруги. Вонато, которую в качестве охранницы Торина тоже выперли из кабинета, равнодушно перелетела на висящую на потолке люстру и замерла на ней оригинальным архитектурным украшением, то подозрительно щуря огромные рубиновые глазищи в сторону графа, то сочувственно поглядывая на двери кабинета. Демона, по-видимому, происходящее не интересовало ни в коей мере. А может, она просто понимала, что хозяйка рано или поздно поделится с ней своими мыслями.
А вот Торина снедало любопытство. Вступать с наемницей в ментальный контакт подобно демону он еще не научился, и потому, наплевав на достоинство рода Лорранских, не чинясь, приник к замочной скважине. Вонато сверху посматривала на него ехидно и снисходительно, явно собираясь потом наябедничать хозяйке об этом недостойном поведении молодого графа. Внезапно она насторожилась, завозилась на люстре и сбила на пол коротенький свечной огарок. Однако тревога была ложной, лишь где-то вдалеке прошуршали торопливые шаги одной из служанок. Торин досадливо покосился на довольную собой вонато и припал к двери. Но девушки совместными усилиями уже кун провали истерику и даже, кажется, успели договориться до чего-то важного, значительного и конструктивного. Во всяком случае, обе они имели такой гордый и довольный вид, словно только что решили все проблемы в мире подлунном.
Из рук в руки перешла какая-то тонкая фитюлька на длинном шнурке. Магиня, зажмурившись, стремительным полушепотом пробормотала пару фраз на шаррате, удовлетворенно улыбнулась и вернула кулон подруге. Та, не доверяя маленькому поясному кошельку, повесила украшение на шею и старательно замаскировала простенький кожаный шнурок кружевным воротником. После чего чмокнула Цвертину в щеку и вышла в коридор.
Торин едва успел отпрянуть, дабы не получить дверной створкой по любопытному носу. Судя по резким и решительным движениям девушки, вновь обретшей утраченную было грациозность и уверенность в себе, она вспомнила о своих обязанностях личной храны милорда Лорранского-младшего и готова была выполнять их со всем тщанием и прилежанием.
Оружейник заменил растянувшуюся тетиву.
Мастер-настройщик подкрутил провисшие струны арфы, и они зазвучали еще резче и пронзительнее.
Бедный Торин страдальчески поморщился. Обострения профессиональной внимательности у своей телохранительницы он опасался даже больше, чем ядовитых змей, которые пугали его до состояния неконтролируемой паники.
Графенок совершенно ополоумел. Мало того что знакомство с Цвертиной вызвало у него новый всплеск бестолкового интереса к магии, гак он еще и отчета у меня потребовал, о чем я в тюрьме с пленным альмом беседовала и до чего мы договорились. Понимая, что так просто мой настырный подопечный все равно не отвяжется, я попыталась отделаться парой общих фраз, да не тут-то было! Торин иногда напоминал мне экзотические островные сладости – вроде и красиво, и любопытно, но совершенно неудобоваримо, а уж если к штанам или подолу прилипнет, то семь потов прольешь, пока отдерешь хотя бы половину. Я понимала, что ему гак же, как и мне, не терпелось узнать, что означает это странное явление альма, вроде бы убитого почти два месяца назад на границе с Йанарой и Тэллентэром. Но не испытывала никакого желания пояснять болтливому и капризному аристократенышу обстоятельства явления "покойника", равно как и причины его воинственных действий в мой адрес. К счастью, Цвертина прониклась к моему вздорному подопечному необъяснимой симпатией, и охотно нянчилась с ним, и выгуливала в начавших убираться в золото парках, и даже, кажется, потихоньку учила какой-то магии. Я не препятствовала. Подругу мою все происходящее, кажется, только забавляло, а Торин присмотрен и вполне доволен жизнью. И храну свою не донимает, что немаловажно.
А в моей голове зрел отчаянный и безнадежный план. Я должна была вытащить Вэррэна из тюрьмы. Я не знала, ни как я это проверну, ни куда его потом спрячу, ни что буду делать в случае вероятного провала. Я просто должна была вырвать его из цепких лап нашего правосудия, из которых даже невиновный никогда не выбирался невредимым.
Брать тюрьмы на абордаж мне еще не приходилось. Корабли тоже, если честно. Но там я хотя бы теорию себе представляла – хранов на всякий случай обучают особенностям сражения на воде и захвата судов – мало ли как жизнь повернется, вдруг и на море доведется повоевать. Как самой сбежать из-под стражи, я тоже знала. Но как вытащить другого… Да еще альма, который неизбежно будет бросаться в глаза… Такой задачки мне боги еще не подкидывали.
Все осложнялось необходимостью соблюдать полнейшую секретность. Милорд Иррион, конечно, относился ко мне с симпатией, но он прекрасно знал, что альм затеял стрельбу в присутствии его сына. И понять и простить этого не мог. Драгоценное здоровье Торина (в которого, к слову сказать, никто и не думал целиться) значило для Лорранского-старшего гораздо больше, чем жизнь Вэррэна. Я его понимала. Но согласиться с политикой невмешательства не могла. Этот альм служил живым доказательством моего страшного предательства. И в то же время до боли напоминал Каррэна, которого я имела неосторожность полюбить.
Это неправда, что с глаз долой – из сердца вон. Наоборот. Ушедший поселяется в душе навсегда, прирастает к ней, да так, что не отдерешь. И выжить его оттуда просто невозможно. Я знаю. Я пыталась. И не смогла.
Платье было вызывающе дорогим. Оно кололо глаза своим богатством, безмолвно кричало о той дикой сумме денег, что пришлось выложить за это великолепие, поражало роскошью отделки и изумительной красотой кружев воротника и манжет, повторяющих своим узором тонкую как паутина вышивку по корсажу. Восхитительно нежный и гладкий йанарский шелк цвета знойного летнего неба дерзко, гордо, демонстративно, надменно, без слов рассказывал всем и каждому об истинной стоимости этого наряда, с вызовом демонстрируя богатство хозяйки… или ее покровителя. Ткань, безумно дорогая, была такого качества, что даже не шуршала и не шелестела, я передвигалась совершенно бесшумно, совсем как тень. Четыре ниспадающие одна из-под другой юбки – каждая последующая чуть темнее предыдущей – казались вихрящимся вокруг ног потоком воды.
Я смотрелась во всей этой красоте южной птицей, безуспешно старающейся прикинуться скромницей и недотрогой. Это впечатление поддерживали плащ и муфта. Бобровый мех, окаймляющий комплект осенних одежек, был выделан так превосходно, что походил на отполированное серебро. Такой наряд требовал роскошных драгоценностей, но у меня их не было. Равно как и денег на приобретение – почти все накопления ушли на безумно дорогой наряд.
Пришлось идти на поклон к Торину. Мой подопечный покосился так подозрительно, словно знал, что я затеяла что-то не то. Но наскоро слепленная историйка о каком-то маге, пригласившем нас с Цвергиной в гости, подействовала, и мой подопечный соизволил принести мне ожерелье и пару браслетов. Я посмотрела на предложенные мне вещи, тяжело вздохнула, раздумывая, что хуже – явиться на люди без драгоценностей или щеголять в таком ошеломляюще безвкусном комплекте, совершенно не подходящем к моему платью, и в конце концов легким покачиванием головы отвергла сию красотищу. Торин засопел оскорбленно и негодующе, как породистая декоративная собачонка, которой неловкая хозяйка отдавила лапу, но принес мне другое ожерелье. Оно разительно отличалось от предыдущего и было милостиво принято, после чего графеныш воззрился на меня столь недоуменно и недоверчиво, что я даже испугалась. Впрочем, раздумывать о странностях поведения моего подопечного у меня не было ни времени, ни желания. Я собиралась провернуть противозаконную аферу и готова была растерзать всякого, кто вздумает мне мешать. К счастью, не дружащий с логикой аристократ и не подумал поинтересоваться, отчего это я собираюсь на гулянки, когда обязана охранять его драгоценную жизнь.
Сесть в роскошном, безумно дорогом наряде на лошадь нечего было и думать – это было невозможно в принципе, да и вообще казалось кощунством. Но карета графов Лорранских мне не подходила – уж слишком она была приметной и запоминающейся. А милорд Иррион из-за своей доброты и желания помочь и так окажется втянутым в мои проблемы по самые уши. Незачем осложнять ему жизнь еще и столь явным и недвусмысленным признаком участия кого-то из семьи Лорранских в моей затее.
Бедная Цвертина, которая уже наверняка сама не рада была, что связалась со мной, но отступать стеснялась, прислала за мной свой экипаж – хорошенькую карету без всяких опознавательных знаков. Кучер старательно изображал невменяемого идиота, не способного воспринимать ничего, кроме ясно и четко сформулированных приказов. А может, и был таковым, Мрак этих магов разберет, может, у них модно стало обучать душевнобольных какой-нибудь простой работе и привлекать их к делу. Было же когда-то, года этак три назад, повальное увлечение иметь зомби в качестве прислуги.