Дождь над океаном (сборник) - Александр Бушков

— И безуспешно ломал, — признался Меншиков. — Маломальского объяснения нет.

— И вы не верите в садистов или религиозных фанатиков Большой Золотой Черепахи? Нет? Я так и думал. Глупо было бы верить в такую чушь. Но ведь абсолютно нерационально так охотиться на будущих рабов и посылать их — практически без оружия! — туда, где в тысячу раз продуктивнее способны работать роботы…

— Знаете, не нужно длинных преамбул. Рассказывайте. Я заранее обещаю, что поверю вашей гипотезе, если она будет логичной.

— Вы обратили внимание, что в анкете, которую тут нам дали заполнить, стоит вопрос: «Занимались ли вы ранее охотой?» На первый взгляд — странный вопрос. И глупый. О многих гораздо более важных вещах и не пытались расспрашивать, зато с удивительным постоянством просят каждого новоприбывшего ответить, охотился он когда-либо или нет. Так вот, есть один-единственный признак, объединяющий всех, кто попал сюда. Один-единственный, других нет. Я зажгу свет?

— Нет, — хрипло сказал Меншиков. — я люблю разговаривать в темноте, она, знаете ли, располагает к большей откровенности и открытости (и прячет твое лицо, подумал он). Один-единственный признак? Но ведь не может же быть…

— Может. Все, кто попал сюда, охотились хотя бы раз в жизни. Одним, как, например, Роми или мне, случилось один-единственный раз выстрелить по зайцу, а другие, как вы и Белаш, сделали охоту своим постоянным развлечением. Но это не важно. Вообще-то был второй объединяющий признак — здесь собраны только земляне, — но после появления желтоволосых второй признак автоматически отпал… Теперь только охота… — Лихов отошел к окну и уселся на широкий подоконник. В комнате было уже совсем темно, и на фоне идущего снаружи слабого света биолог казался просто черным силуэтом. — Итак… О происхождении Хомо Сапиенс. Этот процесс выглядит как лестница с большим количеством ступенек. Если приблизительно: амеба — земноводные — ящеры — млекопитающие — праобезьяна — мы с вами. Ну а если бы не существовало ступеньки «праобезьяна», или «кроманьонец», не появилось бы и следующей — нас с вами… Давно доказано, что предки Хомо Сапиенс сформировались в двух или трех точках планеты и в свое время это были крохотные стада. Предположим, что в силу тех или иных причин — землетрясения, наводнения, вулканы, эпидемии, звери, космический катаклизм, — эти крохотные трибы наших предков исчезли бы. Что тогда?

— Нас с вами, увы, не было бы, — сказал Меншиков, словно прилежный ученик на экзамене.

— Не только нас с вами, но и всего человечества. Но означает ли это, что на Земле вообще не появился бы сапиенс? Отнюдь нет. Став разумными, мы заступили кому-то дорогу, заняли чье-то место, кого-то опередили. Еще в двадцатом веке было установлено, что некоторые виды животных при благоприятном стечении обстоятельств могли стать родоначальниками разумной расы. Хотя бы медведи, и они не единственный пример. Может быть, таких «потенциальных кандидатов в сапиенсы» гораздо больше, чем мы сегодня думаем. Просто мы — те, кому повезло. Просто мы успели раньше. Но откуда мы знаем, что обезьяне всегда и везде суждено успевать первой? Там, где обезьян не было вообще или обезьяна опоздала купить билет, образовавшийся вакуум заполнит другой вид, на последней ступеньке обязательно появится сапиенс, пусть и не хомо… Такой, например, как наши мохнатые хозяева. Предположим, что существует общий для всей Вселенной закон, по которому в случае отсутствия или опоздания обезьяны кто-то другой непременно окажется на последней ступеньке эволюционной лестницы. Предположим, что существует в космосе раса, открывшая этот закон и убедившаяся, что он верен. И предположим, что открытие этого закона наложило свой, особый отпечаток на отношение этой расы к животным. Каким оно будет? Быть может, в некоторых случаях примет вид своеобразного комплекса вины перед теми, кому нынешний сапиенс загородил дорогу. Быть может, любой охотник станет казаться преступником, а преступников, как известно, ловили и наказывали. Что с нами и делают. Стоит только предположить, что мы отбываем предписанное нам наказание, — автоматически не остается темных мест и загадок. Все логично и грустно. Никаких галактических пиратов — только исполнители приговоров. Нам с вами мстят, Варгин. Нет, не наши тюремщики. Нам мстят мамонт, дронт, стеллерова корова, тур, квагга. Мстят бескрылые казарки, странствующие голуби, львы Пелопонесского полуострова, волки Англии, берберийские и капские львы. Мстят все виды, начисто уничтоженные нашими предками, и мстят все звери, убитые нами самими ради развлечения. Мы перестали убивать друг друга, но по-прежнему считаем себя вправе убивать животных, которых и так однажды низвели на роль братьев наших меньших, однажды опередив их.

— Не всех, — сказал Меншиков. — Мы опередили не всех. Ведь не считаете же вы, что любой вид мог развиться в сапиенса?

— Я и не говорю, что буквально каждый вид является «потенциальным кандидатом». Не о том речь. Разговор идет о мировоззрении существ, подобных в своем отношении к животным нашим хозяевам. Для них мы — преступники, и нас наказывают.

— Да… — сказал Меншиков. — Позвольте вас поздравить, Лихов.

— Вы мне верите?

— Вопрос так не стоит. Если это для вас так уж важно — верю. Ваша гипотеза объясняет если не все, то очень многое. Только оттого, что она окажется верной, наши хозяева не перестанут быть преступниками.

— Но почему?

— Следуя их логике, я должен теперь лобызаться с каждым медведем. А я не хочу. Пусть где-то там, в далеком созвездии, отдаленные потомки родичей нашего медведя водят космические корабли, но на Земле наш земной медведь остается низшим животным, так и не ставшим Урсус Сапиенс, и нет никакого преступления в том, что я на него охочусь. Наказывать меня за это столь же бессмысленно, как за то, что в далеком прошлом люди одного со мной цвета кожи истребили пруссов и маори. Никаких земных законов я не нарушал.

— Но мы живем не только на Земле, но еще и в космосе. И охотимся в космосе… Если я не ошибаюсь, в прошлом, когда у нас существовали границы, путешественник обязан был подчиняться законам того государства, в которое попал?

— Что ж, можно держаться подальше от мест, где действуют идиотские законы.

— Да? — спросил Лихов тихо и недобро. — Вы в самом деле полагаете, что, изменив трассы полетов, мы разрешим проблему? Так просто? Мы ведь столкнулись с чужой логикой, поймите вы это. Логика. Чужая. И по ней выходит, что часть нашего общества составляют преступники. Что же, у нас не найдется других чувств, кроме оскорбленного самолюбия?