Сын башмачника. Андерсен - Александр Трофимов

   — Да, не зря мы занимаемся с тобой шитьём.

Андерсен решил, что подарит вдове ко дню рождения белую шёлковую подушку для иголок. И сказал ей об этом.

— Спасибо, спасибо, мой юный друг! — расчувствовалась старуха.

И мальчик отправился домой, ему ведь не терпелось показать матери свой подарок. Но та осталась равнодушной. И только куклы приняли новую соседку, как родную, и вскоре с ней сдружились до того, что стали рассказывать ей замечательные сказки, которые иногда доверяли и Андерсену. Это были сказки о чертях, ведьмах, у кукол сжимались их маленькие сердца, но страх в то же время манил их. Ведь когда сердце сжимается — его чувствуешь...

Прошёл год после смерти отца... Андерсен был высоким подростком, рос очень быстро, точно хотел добраться до облаков. В лице проступало очевидное добросердечие; странности — любовь к книгам, длинные рассуждения, мечты стать известным актёром — открыли ему двери во многие аристократические дома Оденсе.

Длинный нос уже тогда служил предметом насмешек. В удивительной несочетаемости маленьких глаз и большого носа виделась улыбка природы над гадким утёнком из Оденсе. В нём были удивительная хрупкость, незащищённость... Точно смерть бродила рядом с ним и готовила его для себя... Хрупкость и обидчивость натуры, как бы хрустальность плоти... Его интересы были далеки от интересов его одногодков.

Загадка для историков и врачей: как он выжил в детстве? Объективным ответом может быть только один — провидение защищало его... Увидев его в конце улицы, сразу бросалась в глаза его нездешность. Иногда, не в силах выдержать страха за его судьбу, мать крепко прижимала его к себе и молча плакала.

Он был длинноног и ходил быстро, точно парил над землёй. Его заметные лопатки виделись началом крыльев. Пристроившись к перелётным птицам, он мечтал покинуть привычный мир нищего Оденсе.

Андерсен продолжал шить убогие платья для своих кукол — наследниц отца. Эти куклы были для него живее соседей. Смерть отца усилила в нём чувство одиночества и необходимости покинуть эти надоевшие улочки.

Он хотел жить на сцене Копенгагена. Сцена Оденсе была очень мала. Она стесняла его дух. Как ветка в марте ждёт листьев, он ждал других людей и встреч. В этом городе он был пленным; ему нужна была свобода. Он казался вялым и слабым, но в нём вызрела могучая сила мечты. Открытое миру сердце требовало иных слушателей, чем жители Оденсе. Сын прачки для них не мог видеться артистом. Он встречал вокруг в лучшем случае равнодушие, чаще всего к его желанию уйти из города относились с иронией, подозревая, что судьба сумасшедшего деда не за горами...

Мать скучала без отца. Одиночество её часто передавалось и сыну. Уже не с кем было ходить в лес. Андерсен чувствовал, что лес ждёт не дождётся их с отцом, ведь он ничего не знал о смерти башмачника-солдата. Иногда Андерсен думал, что могила отца должна быть в лесу — там, среди деревьев, которые он так любил, лежать так мягко... Когда он приходил на могилу отца, то не мог понять, почему отец хоть на пять минут не выйдет из-под земли и не поговорит с ним. Иногда он рассказывал отцу о вдове Бункефлод и о книгах, какие они читают. Ведь отец так любил читать, узнавать всё новое... Как-то он так горько заплакал, что ему показалось, как рука отца выбралась из-под одеяла травы и протянулась к нему, чтобы отереть слёзы... Он в страхе закричал и с тех пор стал реже приходить на могилу.

И хотелось, хотелось добежать до далёкого леса, сказать, чтобы не ждал, что отца нет уже... И никогда не будет... Да и сам Андерсен скучал по каждому дереву.

   — Вот бы сходить в гости к лесу, — говорил он вслух.

   — Я бы с тобой сходила, но мне некогда! — ответила мать. И, стоя перед зеркалом, переводила разговор на другое: — Я ещё не старая?

   — Ты молодая, — говорил сын.

   — Тебе нужен новый отец.

   — Мне никто не нужен, кроме моего отца, — отвечал маленький кукловод...

Мать внимательно смотрела на него, пытаясь отыскать черты отца. Женщине одиноко одной на земле...

Вскоре Мария Андерсен вышла замуж за молодого башмачника. Что-то тянуло к ней молодых мужчин...

Новый брак развеял тоску матери. Всё-таки замечательно жизнелюбива она была. И радовалась, глядя на сына, если замечала в нём эти черты. В муже их почти не было — он — доживал, а она — жила. Есть такие натуры, что чувствуют себя ущербными из-за того, что их мечта не сбылась, не могут примириться с жизнью, таят на неё обиду, не понимая, как бы, что другой-то жизни не будет у них. Ну, не будет и не будет, — как бы думают они, — и ладно. Такие люди уходят раньше, их охотнее других находят пуля и болезни. Новый муж матери только что вышел из тюрьмы, был чуть ли не в два раза моложе неё, и его радовала её жизненная энергия, та спорость, с какой она вершила всю домашнюю работу, — без нытья, с осознанием необходимости этого, с полным чувством долга.

Родственники нового молодого мужа Марии Андерсен не желали её признавать, ещё бы — старая, бедная, да ещё и с таким приданным на руках! Но муж оказался сильным — он пошёл наперекор родителям и вскоре вновь образовавшаяся семья переехала в отдельный домик, он был совсем рядом с рекой. Новый домик имел длинную грядку крыжовника и красной смородины, кусты спускались чуть ли не к самой реке: для Андерсена младшего тут было раздолье, как в самом Китае! Только принца китайского не росло на грядке. А когда он вдоволь наигрывался в кустах, то шёл к реке, в мельничных шлюзах оставались маленькие рыбки, когда сходила вода. Тельца рыбок были таким юркими и в то же время нежными, что мальчик запел от восторга перед этими существами, ещё совсем невидимыми недавно в воде — и вот теперь они у него в руках, мечтают плескаться как в реке, его детское сердце веселилось в голосе; голос был продолжением сердца, его частью, отпущенной на свободу, голос струился как вода, слова были как стайки рыб, но он пел почти без слов, выпевая свою радость от жизни, от водяной мельницы — хозяйки реки, от облаков, от нового дома, кустов крыжовника, от блестящих глаз матери, от того, что впереди его ждала необычайная жизнь, непохожая на жизни отца и матери, всех тех, на ком стояла сбитая печать Оденсе. Маленький голосок его нырял в реке и поднимался к облакам, дождевыми червями познавал тайнопись земли, летал бабочкой, погружался в близкие дома, расцветал в палисадниках непривычными цветами. Голос проснулся в нём сам по себе, его разбудили эти слабые рыбки, ожидающие воды.

Андерсен бросил их в реку, и они исчезли в материнской глубине, даже хвостиками не успев махнуть на прощанье.