Белые трюфели зимой - Н. Келби

Эскофье развернул меню, специально составленное им для обеда с инвесторами. Коктейли почти наверняка все испортят, но пьяные инвесторы — это щедрые инвесторы, а компания «Ritz Hotel Development», основными партнерами которой являлись Ритц и Эскофье, отчаянно нуждалась в деньгах.

В этом году они планировали открыть отель «Ритц» в Париже, на модной Вандомской площади, а на следующий год — свой флагманский отель «Карлтон» в Лондоне.

Построенный в двух шагах от «Савоя», «Карлтон» должен был стать еще более современным, еще более элегантным и еще более дорогим отелем. Честно говоря, он во всех отношениях должен был стать лучше «Савоя». А потому Ритц говорил, что, как только строительство «Карлтона» будет завершено, они тут же расторгнут свой контракт с «Савоем» и вскоре будут столь же богаты, как сам Д’Ойли Карт.

— И наша компания «Ritz Development» станет величайшей в мире.

— И там не будут подавать чай среди бела дня?

— Слова «Ритц» и «чай» никогда больше даже в одной фразе не появятся!

Эскофье часто мечтал об этом дне.

А потому воспринял как своеобразный вызов необходимость составить меню обеда с инвесторами так, чтобы придать ему некий налет экстравагантности — особой экстравагантности, которую легко было бы оплатить за счет самого «Савоя», скрыв излишние расходы внутри того или иного счета.

Столь многое было поставлено на кон, что поставленная перед ним задача не давала ему спать всю ночь. Они с Ритцем зарабатывали очень много, гораздо больше самого английского премьер-министра, но Дельфина тратила долю Эскофье с какой-то пугающей скоростью — хотя действительно содержать великое множество разнообразных членов ее семейства, поселившихся на вилле «Фернан», было безумно дорого. Эскофье прекрасно понимал: если они с Ритцем и впрямь намерены покинуть «Савой» и открыть два новых заведения, то его жалованье ни в коем случае не должно уменьшаться: на вилле «Фернан» слишком много ртов, которые требуется кормить.

Эскофье положил меню на стойку бара.

— Одни только вина обойдутся в тысячу фунтов. Это чрезмерно?

— А разве достижение цели для нас не важнее всего?

Ритц пил мартини и читал вслух:

— Caviar frais — охлажденная черная икра. Blinis de Sarrasin — гречишные блины. Oursine de la Méditerranée — морской еж. Consommé aux Oeufs de Fauvette — консоме с яйцом славки, созданное в честь знаменитой певицы Аделины Патти. Velouté Dame-Blanche — суп из сладкого миндаля со сливками и куриными фрикадельками в форме звездочек. Starlet du Volga à la Moscovite — очень редкая разновидность осетра (стерлядь), которая водится как в реках, так и в Каспийском море. Barquette de Laitance à la Venicienne — рыбьи молоки, запеченные в пирожках. Chapon fin aux Perles du Perigord — каплун с трюфелями из Перигё. Cardon épineux à la Toulousaine — испанские артишоки по-тулузски, обжаренные в телячьем жире и под соусом. Selle de Chevreuil aux Cerises — седло оленя с вишнями. Suprêmes d’Ėcrevisses au Champagne — раки в шампанском с трюфельно-сливочным соусом. Mandarines Givrées — замороженные мандарины из Танжера. Terrine de Caille sous la Cendre, aux Raisins — террин из куропатки с виноградом. Salade Mignon — креветки, артишоки и черные трюфели под соусом майонез. Asperges à la Milanaise — спаржа по-милански. Delices de Foi-gras — фуа-гра, начиненная трюфелями и покрытая ломтиком бекона, в желе из шампанского; подается сильно охлажденной с горячими ломтиками хлеба, поджаренным на решетке. Soufflé de Grenade à l’Orientale — суфле из граната «в восточном стиле». Biscuit glacé aux Violettes — пирожное-мороженое с засахаренными фиалками. Fruits de Serre Chaude — оранжерейные фрукты.

— Перевод сделал Эшенар. Но, по-моему, следовало бы обойтись без перевода, — сказал Эскофье.

— Инвесторам следует знать, что они едят.

— Инвесторам следует говорить по-французски.

— Они говорят на языке денег. Это абсолютно универсальный язык.

Меню было чрезмерно роскошным, даже вызывающим. В тот вечер отель был полон, и мест в обеденном зале на всех не хватило даже по предварительной записи. Эскофье посмотрел на часы.

— Берти и мисс Лангтри[113] все еще у него в номере. А жена Берти и все остальные из компании Мальборо[114] должны вот-вот прибыть, чтобы выпить коктейли; осталось менее часа.

— В таком случае ей тоже следует подать мартини — принц Эдуард обожает драму.

— А если будущая королева появится в баре, неся в руках голову Лилли Лангтри, что подумают наши инвесторы?

— Они будут в восторге. Инвесторы обожают, когда ссорятся члены королевской семьи. Это помогает им почувствовать собственную значимость. Деньги так и потекут у них меж пальцами.

Ритц допил коктейль, но не успел он побарабанить пальцами по пустому бокалу, как бармен принес ему другой. Он тут же сделал большой глоток. А Эскофье, понизив голос, сказал:

— Этот сегодняшний обед… Он обойдется нам в немыслимую сумму.

— А что Аделина Патти?

— Она согласилась спеть «Дом, милый дом», как ты просил, но за пять тысяч фунтов. На какой счет мне это записать?

— Хороший вопрос. Жалованью за сколько лет равна эта сумма?

— Для некоторых? За всю жизнь.

— Интересно посмотреть, какой из счетов выбрал бы ты. Обслуживание отеля? Это было бы забавно. Ты мог бы сказать, что принц Эдуард потребовал застлать постель золотыми простынями. Разумеется, спать он никогда по-настоящему не ложится. Не так ли?

— А что на это скажут аудиторы?

— Во всяком случае, принца они точно ни о чем таком спросить не смогут.

Совет директоров «Савоя» приказал аудиторам осуществить проверку, и они трудились уже четыре месяца. Постояльцев в отеле было полно, его бар и залы ресторана каждый вечер посещала уйма народа, однако, согласно полугодовым отчетам, сетевой доход с 24 процентов в 1895 году теперь упал до 13 процентов.

— Бизнес всегда цикличен, — пытался объяснить Ритц. — Возьмем, например, тюльпан. Некогда его могли позволить себе только короли, теперь же он считается чуть ли не сорняком.

И все же совет директоров прямо и резко выразил Ритцу свое недовольство. За закрытыми дверями прогремела грозная литания в адрес Ритца и Эскофье, ибо лишь они одни получали выгоду от связей отеля с самыми различными предпринимателями, призванными этот отель обслуживать. Затем последовала нудная череда вопросов, и этот допрос продолжался невероятно долго; Ритца и Эскофье открыто обвиняли в том, что они выпрашивают у клиентов финансовую поддержку, а у поставщиков — льготные условия, и в том, что они слишком часто устраивают за счет отеля обеды и развлечения для своей семьи и ближайших друзей. Совет был также весьма недоволен тем, что потенциальные партнеры компании «Ritz Hotel Development» представляют к оплате чрезмерно раздутые счета, которые ни с кем заранее не были согласованы. Припомнили и подарки, не имевшие никакого отношения к деловым отношениям «Савоя», но тем не менее рассылавшиеся различным лицам, участвовавшим в неких посторонних мероприятиях, причем подарки эти посылали «с наилучшими пожеланиями от управляющего». А уж сведения о том, что различные предметы домашнего обихода и продукты, записанные на счет отеля, поставлялись в новый дом Ритца в Хэмпстеде, вызвали у Д’Ойли Карта ощущение, что его предали.

— Но ведь все так делают. Это самая обычная практика, — оправдывался Ритц.

— Когда отель приносит большой доход — да.

— Тринадцать процентов — это…

— Этого недостаточно. Вы просто использовали «Савой» как временное пристанище и офис, где можно спокойно трудиться над воплощением в жизнь иных, ваших личных планов. Средства «Савоя» послужили вам отличным рычагом для запуска новых проектов, которые для нас не представляют ни малейшего интереса.

— Но «Савой» — это я! — воскликнул Ритц.

— Вы переоцениваете собственную значимость.

— Возможно, следовало бы спросить об этом королеву или ее сына.

— Я не позволю вам меня шантажировать!

— А я не позволю вам меня унижать!

Эскофье молчал. Его самого, помимо всего прочего, обвиняли в создании собственных компаний, поставлявших «Савою» различные товары, хотя на самом деле большая часть названных компаний исходно принадлежала самому отелю. Поставили ему в упрек и то, что он получает от поставщиков комиссионные и подарки.

Обвинения были явно нелепые. Хотя перечисленные «злоупотребления» действительно отчасти имели место, ничего особо злостного в них не было. Это был просто бизнес. Просто quid pro quo.[115] А совет директоров выставлял их с Ритцем настоящими преступниками.

«Это же всего лишь вознаграждение за труды», — хотелось сказать Эскофье. Ведь он, в конце концов, от многого отказался ради «Савоя» — от семьи, от Франции, — ибо искренне желал представить англичанам французскую культуру и французскую кухню! А в итоге за все принесенные им жертвы получил лишь этот кошмарный английский чай среди бела дня и немного денег, которых было далеко не достаточно, чтобы содержать два дома. Ему хотелось объяснить свою позицию, защитить себя, однако он молчал. Ему казалось недостойным спорить с этими людьми. «Через год меня уже здесь не будет», — думал он.