Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

Воодушевленный удачей, я захожу в интернет-кафе под названием «Мышиная жопка». Кухня в заведении японская. Мой внутренний шотландец требует чего-нибудь жаренного в кляре, чтобы хрустела корочка, однако я заказываю богатое белком сашими. У безмятежной официантки черные волосы до плеч, очки в тонкой оправе, гибкое стройное тело. Большинство мужчин предпочитает пышные груди и зады — и тут они правы, конечно,— но мне важно, чтобы у девушки была должная осанка. Прямая спинка, как у боксера-новичка. Каково это — спать с японкой? Я улыбаюсь официантке. Ее лицо как картинка: невыразимо прекрасно и абсолютно неподвижно.

Я проверяю почту, сплошной спам. Хм-м… И тут до меня доходит, что я совсем недавно покинул Эдинбург. А кажется, будто годы прошли. Да еще и часовые пояса перемешались. Я открываю поисковик, набираю «Общества анонимных алкоголиков». В Сан-Франциско их сотни! По всему городу разбросаны. Наугад выбираю одно, недалеко от яхт-клуба — там вроде район поприличнее,— и направляюсь туда. Слушать исповеди спившейся швали мне просто невмоготу. Этого добра и дома хватает.

От хаотических блужданий хоть какая-то польза — я начинаю чувствовать атмосферу города, понимать его людей. Жители Сан-Франциско, похоже, делятся на три категории. Первая — это богатые. Белые, стройные и подтянутые, со своими диетами, личными тренерами и кучей свободного времени. Вторая — бедные, преимущественно негры или латино,— наоборот, тучные как на подбор, ибо вынуждены питаться высококалорийной жирной пакостью в дешевом общепите. Третья — бомжи. Тут преобладает черный цвет, латинские и белые вкрапления крайне редки. Эти снова худы, поскольку не могут себе позволить даже той жирной дряни, которую жрут бедные.

Собрание анонимных алкоголиков проходит в муниципальном здании странного вида: похоже на библиотеку, только без книг. Очевидно, некая общественная организация. Окружающие дома более современны, хотя ухожены едва ли лучше. Я прохожу по гулкому коридору. Пол бетонный, что нехарактерно для здешних сооружений (из-за частых землетрясений весь Сан-Франциско построен из дерева). Вдоль стен кадки с фикусами. Распахиваю двойные двери и оказываюсь в зале, отделанном дубовыми панелями,— полно людей, стулья полукругом. Стоящий в центре черноглазый небритый парень, с виду араб, указывает на пару пустых стульев. Остальные никак не реагируют на мое появление.

Публика большей частью зажиточная, молодая и белая — что-то вроде менеджеров среднего звена. Чернявый ведущий на их фоне выглядит категорическим инородцем.

Я присаживаюсь на свободный стул. Слева от меня дядька в чопорном костюме, справа — девчонка, примерно ровесница. На ней красно-белая футболка на голое тело, без лифчика. На груди надпись «ОЖИВИСЬ». Огромный нос выезжает из густейшей копны черно-кудрявых волос. Должно быть, гречанка. Или латина. А мужик в пиджаке — обычный корпоративный сноб: короткая стрижка, очки, начищенные туфли. Вряд ли между нами возможен осмысленный диалог.

Люди по очереди встают и выплескивают однообразные нудные жалобы на злую судьбу. Я слушаю невнимательно: уши как ватой забиты. Хотя сидящую рядом девчонку слышно отлично — она то и дело возмущенно шепчет «пс-с, туфта!» или «ага, блин!». Меня, родившегося и выросшего в Лите, в семье радикальной поклонницы панк-рока, такое поведение приятно удивляет. Во время перерыва девчонка держится особняком; я подхожу и говорю с улыбкой:

— Не похоже, что тебе здесь нравится.

Она пожимает плечами, подносит к губам стаканчик кофе.

— Дешевле, чем реабилитационный центр. А суть та же. Правда, приходится выслушивать всю эту фундаменталистскую байду.

— В смысле?

— Ну, пафос этот религиозный. Клятвы с огнем в глазах: сухая завязка на всю жизнь!.. Допустим, было время, я подсела на бухло. Ну и что? Это ведь не значит, что я никогда ни капли в рот не возьму! Мне главное из залета выйти. А потом, когда пойдет нормальная жизнь,— почему бы не выпить в меру, если хочется? Я что, помру от одной бутылки пива?

— Угу, вот так и спиваются.

— Пс-с, чушь собачья!— У нее угловатое лицо, не лишенное привлекательности. Мне нравятся ее зеленые глаза и строго поджатые губы.— Ты что, действительно хочешь, чтобы твоей жизнью Иисус управлял?

Я представляю себе Кибби висящим на кресте. И тут же вспоминаю порнуху «Второе искушение Христа» — наверное, потому, что девчонка напоминает подружку Марии Магдалины из веселой сцены на троих. Я хихикаю, затем беру себя в руки и серьезно отвечаю:

— Я не хочу, чтобы ею управлял стакан.

— Ну-ну. Смотри, чтобы тебе в нагрузку Иисуса не впарили. Это у них популярный приемчик: одну зависимость меняют на другую.

В том видео, помнится, случилось как раз наоборот: впарили бедняге Иисусу. Толстым гвоздем для распятия — прямо в очко. Ничего себе приемчик!

— Ну, со мной такого не случится.

— Держи ухо востро,— предостерегает она, озираясь по сторонам.

Между прочим, в этом городе мне не помешал бы друг. А еще лучше подруга. К тому же непьющая. Идеальный набор!

— Кстати, о зависимостях,— говорю я, потряхивая бумажным стаканчиком.— Кофе у них как из унитаза. Как насчет чашечки нормального кофе? Где-нибудь поблизости, когда закончится это шоу?

Она поднимает брови, пристально смотрит в глаза.

— Ты меня снимаешь, что ли?

— Расслабься, я из Шотландии. У нас все проще: представители противоположных полов могут запросто выпить кофе без всякой задней мысли.

Она секунду обдумывает это вранье, затем соглашается:

— Ну ладно, можно и кофе.

От ее улыбки у меня приятно ухает под ложечкой: классная девчонка!

— А у тебя забавный акцент,— замечает она.— Я вот никогда не была в Шотландии…

— Замечательная страна! Приезжай, не, пожалеешь.— Я подбавляю в голос патриотического звона.

Перерыв заканчивается.

— Меня Дэнни зовут, кстати,— сообщаю я, усаживаясь на место.

— А меня Дороти.

Начинается второе отделение. Те же постылые, занудные истории. Но нам с Дороти уже весело: мы то и дело обмениваемся гримасами, когда из зала раздается особо убогая реплика. Я вообще плохо понимаю, что происходит вокруг… И вдруг — хлоп!— в ухе у меня что-то щелкает, и по щеке бежит теплая струйка. Кровь?! Я судорожно щупаю рукой — липко и вязко. Сердце скачет в панике: все, допрыгался, размягчение мозга!.. Но оказывается, это всего-навсего ушная сера. Пробка вытекла. Я украдкой вытираю палец о сиденье и удаляюсь в туалет. Тщательно мою ухо и щеку, чтобы избавиться от запаха серы. Заодно и отливаю. По цвету и консистенций моча напоминает вытекшую из уха дрянь.

Расплав урановых стержней.

Я возвращаюсь в зал, на душе неспокойно. По крайней мере слух восстановился. Собрание заканчивается очищающей молитвой. Мы с Дороти выходим вместе.

— У тебя есть машина?— спрашивает она.

— Я только вчера прилетел. Остановился в паршивом мотеле на Шестой улице,— сообщаю я неосмотрительно.

— О боже! Действительно, паршивее некуда… Вот моя тачка.— Она прикуривает и указывает на припаркованный через дорогу новенький белый автомобиль с откидным верхом.— Давай уже смотаемся из этого района.

Мы забираемся в машину, и моя подруга дает по газам — ее нос торчит гордым клювом из-под растрепанных кудряшек.

Я провожаю взглядом череду баров на Шестнадцатой улице: соблазнительные вывески, призывно открытые двери. Слава богу, моя спутница тоже в завязке.

— Парковка в этом городе хуже смерти,— цедит она сквозь зубы, выкручивая руль и занимая освободившееся местечко. Никогда еще не видел, чтобы женщина так лихо сдавала назад.

Тротуар перегородила толпа социалистов, митингующих против войны в Ираке. Я и не догадывался, что в Америке тоже есть бунтари.

— Вся правда об оси зла!— скандирует щуплая девчушка.— Кеннеди начал Вьетнамом!

Ее напарник пихает мне в руку листовку.

— Буш кончил Ираком!— продолжает девчушка.

— Что вы говорите!— Я укоризненно качаю головой.— Вот педик бесстыжий! А еще президент.

У митингующих вытягиваются лица. Дороти морщится и увлекает меня прочь.

— Ты совсем одурел! У нас так нельзя…

— А что я такого сказал? Сан-Франциско — либеральный город. Тут должны ценить добрый каламбур. Тем более что Буш и правда похож…

— Да нет же!— перебивает она.— Ты сказал слово на «пэ».

Ах вон оно что! Свобода по-американски. Пистолеты, значит, покупать можно, а слова на «пэ» — фигушки! Ладно, в чужой монастырь… И вообще для первого дня достаточно конфузов. Буду держать язык за зубами.

Мы заходим в кофейню. Полумрак, паркетные полы, вокруг низеньких столиков мягкие кресла. Декадентская атмосфера.

— Уютное местечко,— комментирую я.

— Да, мы с Гевином… это мой бывший… в общем, часто сюда ходили.