Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны - Миле Белаяц

До «контроверсии Фишера» схожие тенденции отмечались в 1935 г. и в 1951 г. В начале 50-х гг. в условиях холодной войны необходимость консолидации НАТО побуждала к поиску компромисса с традиционными германскими представлениями. Так появилось совместное заявление французских (П. Ренувен) и германских (Г. Риттер) историков об учебниках будущего. Согласно 18-му пункту этого соглашения «документы не позволяют какому бы то ни было правительству приписать сознательное стремление развязать европейскую войну»[516]. Чуть позднее – в первые годы Пятой республики – курс, проводимый Де-Голлем, достиг кульминации, когда 22 января 1963 г. был подписан договор о дружбе с Германией. Эту идиллию чуть не нарушило появление «контроверсии Фишера»[517]. В 1955 г. аналогичный великодушный жест сделали британцы. Германо-британская конференция историков сформулировала для школьных учебников тезисы о периоде, предшествовавшем 1914 г. Британская дипломатия названа миролюбивой, а на политику Германии повлияло ее «неблагоприятное географическое положение». Другими словами, старая германская теория об «окруженности» получил признание. «Политики – Грей и Бетман – находились в плену обстоятельств, которые они не смогли преодолеть». Более того, утверждалось, что «в 1914 г. европейская война не была целью германской политики, которую в первую очередь определяли союзнические обязательства перед Австро-Венгрией». Для Лондона эти идеологемы имели меньшее значение, чем для Парижа и Бонна. В обоих случаях, по мнению аналитиков, «фишеровская контроверсия» служила раздражителем для ищущих компромисс[518].

В контексте политики примирения и «протянутой руки» следует рассматривать и создание в 1992 г. музея «Перон» на севере Франции. Замысел состоял в том, чтобы представить историю Великой войны не как последовательность сражений, из которых кто-то вышел победителем, а кто-то проигравшим. Важно показать, что имела место массовая гибель людей. Общая участь демонстрирует, что победителей и проигравших объединяло гораздо больше, чем принято считать. В этом ключе написан и совместный германо-французский школьный учебник, по которому преподают во Франции, однако не в приоритетном порядке. «Представление о Первой мировой войне формируется на основе зарисовок о ее парадоксах, жизни в тылу, огрублении масс, роли женщин на войне, окопном сидении, жизни детей. Акцент делается на участи гражданских лиц», – так содержание книги описывает историк Алексиси Труд (Alexis Troude) из Университета в Версале[519].

При музее «Перон» расположен и Международный центр исторических исследований, посвященных Первой мировой войне, в котором работают французские, американские, немецкие, британские, российские, бельгийские, иранские, израильские и итальянские ученые. Во главе центра стоит дуайен науки Жан-Жак Бекер, а помогают ему его дочь Аннет Бекер из Парижского университета, Джей Винтер (Jay Winter), преподающая историю Первой мировой войны в Йельском университете, и Герд Крумайх (Gerd Krumeich) – профессор Университета в Дюссельдорфе на пенсии.

Наиболее масштабные церемонии, посвященные годовщине Первой мировой войны, прошли в Великобритании. 55 миллионов фунтов пошли прошедшие по всей стране торжества, реконструкцию музеев, школьные экскурсии, сбор и оцифровку архивных материалов[520]. Не обошлось без актуальной политики. Поминание общей жертвы, принесенной народами некогда мощной империи, едва ли показалось уместным организаторам референдума об отделении Шотландии от Соединенного королевства.

В Великобритании память о Первой и Второй мировых войнах всегда была тесно связана с политикой формирования общей национально-государственной идентичности. Она берет начало в далеком 1917 г., когда прозвучал призыв создать национальный мемориал. В результате появились ирландский, шотландский, валлийский мемориалы. Построить английский даже не предлагалось. Это противоречило бы усилиям наполнить позитивным содержанием такие понятия, как «локальный», «национальный, «британский». Одним из важнейших шагов в указанном направлении стал состоявшийся в мае 2011 г. визит английской королевы в Ирландию. Елизавета II посетила Ирландский национальный военный мемориал, построенный в 1937 г. Таким образом, на годовщину войны наложили отпечаток опасения, связанные с шотландским референдумом[521].

3 марта 2014 г. газета «Гардиан» сообщила, что в отличие от британского правительства, готового потратить 55 миллионов фунтов, власти Германии на те же цели выделяют всего 4 миллиона евро. Франция – 60 миллионов евро, Австралия – 50 миллионов, а Новая Зеландия – 10. Издание подчеркивает, что эти ассигнования пойдут на мероприятия, напоминающие о событии, в ходе которого погибло или было ранено 37 миллионов человек. После запроса, сделанного одним из депутатов Бундестага, стало известно, что Ангела Меркель не собирается участвовать в совместных церемониях, на которых Берлин будут представлять министр иностранных дел Штайнмайер и министр юстиции Хайко Маас (Heiko Мааs). Первый в конце апреля участвовал в дебатах во Франции, а второй – в мероприятиях, состоявшихся в пограничном франко-германском регионе. Депутат Севим Дагделен раскритиковала германские власти за то, что они никак не собирались отметить годовщину событий, происходивших на восточном фронте: «Странно, что правительство организует мероприятия в Бенине и Боливии, поддерживает манифестации в Южной Африке и на западе черного континента, а ничего не предусмотрело для Восточной Европы». В интервью «Гардиан» Дагделен выразила удивление в связи с тем, что «для правительства миллион жертв Первой мировой войны в Польше, Белоруссии, России и Украине не является заслуживающим внимания фактом. Это скандал». Критические настроенные историки также отмечают непростительное невнимание к восточному фронту. По их мнению, Германии следовало предпринять больше запланированного[522].

Огромные средства, выделенные по всему миру, идут на создание документальных фильмов, сериалов, кинофильмов и т. п. Готовятся к публикации тома документов и сборники статей. Часть денег пошла на тематические выставки и поездки. Реконструируются мемориалы и военные кладбища.

Вопреки желанию некоторых политиков и историков совместные европейские мероприятия не прошли гладко. Кое-что из запланированного в 2012–2013 гг. «затормозилось» в следующем году, в начале которого стало, в частности, известно, что не состоится общеевропейская коммеморация событий столетней давности. В связи с этим были опрошены несколько историков. Джон Хоумс (John Homes) из дублинского Тринити колледжа заявил, что в том, что касается восприятия исторического прошлого, всегда важнее национальный контекст: «Традиция памяти о войне никогда не прерывалась у стран-победительниц – Франции и Великобритании. Поэтому для них она имеет большее значение. В Германии – обратный случай». Аннет Бекер подчеркивает, что и в рамках одной нации встречаются различия в восприятии войны. Например, во Франции, где у каждого региона свои нюансы в этом отношении. Герд Крумайх отмечает, что воспоминания живы в Британии, Франции, Австралии, Новой Зеландии и Канаде. При этом историки указывают, что не следует забывать о чувствах малых стран, таких как Венгрия (радикально уменьшившаяся в размере в результате войны) и Польша[523].

Проблемы не обошли стороной и Балканы. Инициативу сараевского Исторического института и других организаций провести междисциплинарную конференцию некоторые, прежде всего в Белграде, расценили как попытку извлечь политическую выгоду из обсуждения неоднозначной проблематики. Многие историки и целые научные организации задумались, стоит ли участвовать в массовке при открытии памятника Францу Фердинанду, выслушивать доклады в духе актуальной в последние годы «новой» истории, которая повод к войне объявила его причиной, а Сербии приписала решающую роль в том, что в августе 1914 г. началась грандиозная человеческая бойня. Едва ли могла состояться плодотворная научная дискуссия в общей атмосфере релятивизации как исторического контекста, в котором сформировалось югославянское омладинское движение, так и в целом всего огромного корпуса знаний, накопленных историками Югославии (в том числе и сараевскими), о результатах присутствия Австро-Венгрии в Боснии и Герцеговине, об их оккупации и аннексии, обо всех восстаниях и мятежах, о преступлениях, совершенных в отношении собственных подданных в 1914 г. На сомневавшихся, принимать ли во всем этом участие, повлияло и то, что в Сараево отказались приехать коллеги из Баня-Луки, а также некоторые потенциальные европейские участники и спонсоры конференции (например, из Франции и Брюсселя). Отказ белградских институтов выступить в роли соорганизаторов в известной мере разочаровал оргкомитет в Сараево. История с жаром обсуждалась в СМИ, которые подчас сообщали о ней информацию, далекую от действительности. Вместо аргументированного обсуждения началось мелочное сведение политических счетов[524]. Так или иначе, в Сараево отправились те из белградских историков, кто счел, что это целесообразно с профессиональной точки зрения. В этом и смысл научных поездок. Кроме сараевской, сербские коллеги приняли участие в посвященных Первой мировой войне конференциях, состоявшихся в Белграде, Баня Луке и Загребе. Некоторые отправились в Европу и далее по всему свету.