Моя дорогая Ада - Кристиан Беркель

спрятал над передними колесами. Я действительно не ожидала от него подобной наивности. Я думала, Франсуа и Пит помогут ему советом и делом, но очевидно, ему не позволила гордость. Постепенно до меня дошло, что Оле был ребенком, маленьким мальчиком, который думал, будто сможет общаться со взрослыми.

– Нам просто очень повезло, надеюсь, ты понимаешь.

Я стояла перед ним, широко расставив ноги и уперев руки в бедра, пока он запихивал в тиски плитки с хной.

– Это была скачка по Боденскому озеру[38].

– В смысле?

– Да… неважно. Мы сейчас могли бы сидеть в тюрьме, надеюсь, ты понимаешь?

Он подошел и обнял меня.

– Пойдем…

– Никуда не пойду.

Я вырвалась.

– Метеор, мы делаем большое дело, подумай о нашем кругосветном путешествии.

– Метеор?

– Да, ты моя падающая звезда.

И снова очаровательно. Он мечтательно посмотрел на меня сияющими голубыми глазами. Действительно, полная противоположность моего отца, но я постепенно начала задумываться, достаточно ли этого – к тому же падающие звезды очень быстро сгорали.

– Значит, я могу загадать желание?

– Почему?

– Когда падает звезда, люди загадывают желание.

– Но не сама звезда, – возразил Оле.

– Нет, она воплощает желание в жизнь.

– А именно?

– Позднее, – ухмыльнулась я. Я могла вить из него веревки и знала об этом.

Товар разошелся быстро. В этом плане вопросов не возникало, как дилер Оле прекрасно знал свое дело. Гашиш оказался настолько сильным, что его буквально отрывали вместе с руками. Спустя неделю мы были готовы к следующей поездке, денег в наших карманах хватало на три килограмма лучшего сорта. На этот раз я решила ехать поездом с Таней и Марейке в качестве подкрепления. Не знаю, почему я выбрала именно их – интуитивно, но они показались мне самой подходящей компанией. План был прост и гениален, ведь все гениальные идеи настолько просты, что их больше никто не может придумать.

Мы, девочки, выйдем в Дюссельдорфе, а Оле, на этот раз без маскировки, отправится дальше в Амстердам и уладит дела. В этом вопросе я ему доверяла. В мои планы не входило, что на границе в поезд зайдут таможенники, обыщут Оле до трусов, найдут пачку наличных для сделки и спросят, чем молодой человек с такими деньгами планирует заниматься в их стране. И он по глупости тоже не рассказал. Во всяком случае, не сразу. Тоже весьма наивно, наивнее, чем я могла подумать, но порой… Ладно, не будем опережать события.

В Дюссельдорфе мы зашли в магазин «Пик унд Клоппенбург» и переоделись в трех примерных немецких мамаш, планирующих поездку в Венло за беспошлинными товарами, чтобы выпить после короткой обзорной экскурсии несколько бокалов шампанского и уже навеселе затариться маслом, молодым, средним и старым сыром, электрическими одеялами и кофе, а потом с кудахтаньем вернуться на закате. Нейтральные белые пакеты у нас в сумочках выглядели невинно, и таможенники в поезде тоже не обратили на них внимания, когда обыскивали Оле, чтобы подтвердить свои подозрения.

Мы договорились встретиться на пешеходной улице в Венло ровно в 16.30. По моим предположениям, в такое время ни один полицейский мира не заметит в потоке местных жителей и туристов трех молодых женщин, идущих в одну из многочисленных сырных лавок, даже если они встретят там молодого немца, который, судя по яркой одежде, не может иметь с ними ничего общего. Разумеется, Оле опоздал, но я учла и это. В 16.47 он с покрасневшими глазами вышел на пешеходную улицу. Если бы я увидела этого расфуфыренного попугая в менее напряженной обстановке, то сбежала бы в ближайший подъезд, покатываясь от хохота. Но серьезность ситуации требовала быстрых, контролируемых действий. Как и договаривались, мы прошли мимо друг друга, вернулись в выбранную еще в Берлине сырную лавку, якобы лучшую во всем городе, упаковали сыр в нейтральные белые пакеты и поставили их на пол, чтобы заплатить. Магазин был набит битком, и никто не обратил внимания на молодого человека, который поставил такие же белые, набитые битком пакеты рядом с нашими. И ни один внимательный наблюдатель не разглядел бы в такой толпе, как мы вышли из магазина с его пакетами – а он чуть позднее с нашими – и разошлись в разные стороны. Второй этап, передача, прошел безукоризненно. Дело оставалось за малым.

Вернувшись в Берлин, мы выложили добычу на кухонный стол. Хотте сразу ушел, он не желал ничего знать о наших, как он презрительно выразился, махинациях. Столь мещанская позиция подающего надежды революционера меня горько разочаровала. Он отверг аргумент, что мы победим капитализм его же оружием. По квартире витал аромат трех килограммов первоклассного гашиша, Оле отломил немного от самого темного куска и набил чиллум. Он купил три разных вида.

– Черный непальский, серый афганец, красный ливанец. Все три совершенно великолепны. Их никак не разбавить, поэтому мы переходим в другое измерение. Больше никаких мелочей, теперь я продаю посредникам по сто грамм в три раза дороже закупочной цены.

Вещества и правда оказались хороши. Мы еще никогда не курили ничего подобного. После первой волны мы накинулись на голландский сыр. Марейке вместо масла намазала хлеб нутеллой, Оле – горчицей, а я – джемом. Получилось божественно.

– Видели бы вы лица пограничников в Венло, когда я нарисовался с тремя пакетами вонючей гауды.

– Расскажи, расскажи, – закричали Марейке и Таня с набитыми ртами.

Оле сделал важное лицо и погрузился в молчание.

– Ну давай, рассказывай, – попросила я.

Меня немного разочаровало, что ему не удалось сохранить трезвость даже в такой важной миссии.

– Ну даааа, – протянул он, точно как моя мать, – там оказались те же парни, что и при въезде, они записали мои личные данные и теперь хотели увидеть капусту.

– Какую капусту? – спросила я.

– Ну, капусту, три штуки, они нашли их, когда обыскивали меня на пути туда.

– Тебя обыскивали при въезде?

Он кивнул.

– И ты рассказываешь нам только сейчас?

– Не хотел тебя нервировать, Метеор.

– Ты с ума сошел?

Мне захотелось ему врезать. Он сидел передо мной, широко расставив ноги, запихивал в рот один кусок гауды за другим в перерывах между затяжками и невозмутимо рассказывал, как погранцы нашли его деньги. Молодой немецкий оборванец с тремя тысячами марок в кармане едет в Амстердам, а через день возвращается без гроша и с несколькими килограммами гауды. Honni soit qui mal y pense[39].

– Дальше, – сказала я.

– Ну даааа. – Снова напоминание о доме, я уже была готова его пристрелить.

– Давай к сути.

– Ладно, в общем, стою я перед ними, а они обыскивают пакеты, разрезают гауду, и я