Золотые Небеса. Полёт Одной Птицы - Mona Lisas Nemo

Хон усмехнулся.

— Ну тогда и не стесняйтесь. Наше — ваше.

После ужина — привычного для пастухов и показавшегося настоящим пиром для Мэроу и Ланта — пастухи затянули песню, довольные, что есть кому спеть.

Жили-были пастухи,

Всё зверей своих пасли.

Жили-были, выходили

На поляну выводили.

Вся отара, вся была

И пушиста, и бела.

Год за годом пролетали,

Всё пасли и не скучали.

Песни пели, танцевали

На поляне отдыхали.

Как-то раз пришёл раздор.

Вёл один свой разговор:

"Пусть отара ест траву,

Не зелёну, а белу —

Пусть становится умней,

И мудрей же, и толстей "

"Не белу, а красны травы,

Пусть едят себе, отара,

Пусть становятся лучшей,

И правдивей, и толстей!"

Первый в гневе обернулся,

Рассердился, увернулся:

"Что за глупость, красна трава —

Настоящая отрава!

Корм отаре нужен белый,

Для высоких, для пределов".

Тут второй давай орать,

Землю под ноги кидать:

"Для всего, для жизни смелой,

Красны травы — вот пределы.

Красны травы, всем нужны,

Ну а белые — глупы".

Танцы танцуют. Песни поют.

С огнём играя,

Идут. Идут. Идут!

Назад не смотрят.

Давние пастухи,

О, ушли, разошлись,

Кто куда!

Года минуют, века поют,

Пастухи в полях разных —

Отару разделённую пасут.

Один выбрал траву белу,

Другой красну — как пределы.

Одному одно дороже,

Ухмыляется как рожа.

А второму то милей,

И румяней, красивей!

Жили-были пастухи,

Всё зверей своих пасли.

Разругались, разошлись.

Так поныне не сошлись.

Танцы танцуют. Песни поют.

С ветром играя,

Не идут вперёд, не идут!

Сидят, пастухи

С отарою своей.

Каждый ест, что ему милей.

А отара всё тощей!

Многие года прошли,

Так примиренья не нашли.

Пастухи. Отара. Поле.

Видимость, ещё не воля.

Спев, пастухи развеселились и, переплетя локти, принялись задорно кружиться, напевая историю двух пастухов-раздорников:

Жили-были пастухи,

Всё зверей своих пасли.

Жили-были, выходили

На поляну выводили…

К позднему вечеру не спеша собрали стадо и пошли к одиноко стоящей на краю поляны хижине. Куда следом направились и Лант с Мэроу поразмыслив, что перед дорогой неплохо бы и отдохнуть. Внутри хижины оказалось тесно и темно, одно небольшое оконце, и то затерялось под крышей. Две кровати, табурет, да и только.

Зато внизу отыскался просторный погреб, где в прохладе хранились овощи и некоторые фрукты, был здесь и сыр, и разные соленья. Взяв всё, что нужно, Хон по деревянной лестнице выполз из погреба, выставив еду на пол. Сам выбрался и захлопнул вход деревянной крышкой.

— Так и живём, — проговорил пастух, расставляя всё на широкий табурет.

Хог тем временем зажёг свечу, поставив её на единственную полку. Его брат нарезал щедрыми ломтями сыр, разломил две большие кукурузные лепёшки и налил в деревянные кубки янтарной жидкости, от которой сильно пахло мёдом.

— Ну, значит, свёл мир нас, — Хон кивнул всем и быстро выпил. Утёр рот рукавом. Хог пил медленно, Лант не долго думая, сделал так же как и Хон, Мэроу предпочёл только смочить губы.

Ночевали двое путников на полу на двух тонких матрасах без подушек. Однако после леса и такое незамысловатое ложе казалось достойным королей. Поутру попрощавшись и поблагодарив за ночлег и собрав свои пожитки, они отправились дальше в Элам. Еды теперь должно было хватить на большую часть пути, а остальные день два, если что, можно и так пережить.

Скоро отыскался и высокий острый камень со звездой и одним длинным острым лучом. Дорога была широкой, так что и три повозки могли ехать бок о бок. Часто от неё, как от реки, уводили другие тропки, все узкие как одна, так что заблудиться друзья не боялись.

— Посмотри, — Мэроу указал вдаль и Лант проследил за его взглядом. Там далеко паслись вороные кони, грациозные и дикие как буря. Двое из них как раз пританцовывали один перед другим.

— Нам бы они очень помогли, но не лишать же их свободы, — немного погодя добавил Мэроу.

К концу седьмого дня после встречи с пастухами впереди, среди широкой равнины, показался Элам — город острых башен, мостов и арок. Его дворцы один другого выше уходили под небо, а кругом зеленела яркая как весной трава. А за городом блестела в свете солнца река Дара. С одного берега с трудом проглядывался другой. Разбросанные как веснушки на лице дома громоздились вокруг Элама. Были здесь и редкие башенки на стенах, с площадок которых можно увидеть, кто приближается к городу. Полные народа земли, пышущие достатком, сторожевые посты повсюду.

Друзья остановились на какое-то время, кто с интересом, а кто и с жадностью впитывая увиденное. Интересен был каждый трактир, каждый дом, впервые они видели столько занятых своими делами людей в одном месте. Кто нёс гусей, кто ругался с трактирщиком за непомерную плату, кто лупил сына-сорванца, кто сбывал мечи повыгоднее, а кто и погонял ленивую лошадь. Ржали кони чуя дорогу. Перекрикивались женщины из окон по разным концам улиц.

Ворота между двух высоченных башен пропускали путников из разных земель в сам город. Там же стоял и разодетый как на праздник мужчина. В его обязанности входило получать плату за въезд и давать знаки дозорным. С ним то и пришлось говорить Ланту, чтобы попасть в город. Отсчитав четыре медные монеты, после чего в мешочке осталась всего одна, Лант передал их караульному и тот, махнув рукой, подал знак и пропустил их в город.

Внутри оказалось куда люднее, чем снаружи. Тут от телег приходилось отскакивать в сторону чуть ли не при каждом шаге. Здесь торговцы зазывали в лавки, предлагая всевозможные товары. Стража стояла неподвижная, во всеоружии и полном облачении, воинственно взирая на каждого входящего. На головах у них были натёртые до блеска шлемы, тела защищали кольчуги, у каждого меч.

Что ни поворот — отмечен высокой аркой, большие фонтаны с кристальной водой попадались на каждом шагу. Заглянув внутрь, Мэроу увидел устланное разноцветными речными камешками дно и золотых рыбок, медленно плавающих меж зелёных и коричневых водорослей. На одной площади не нашлось и места чтоб ступить, не разогнав голубей.

Что ни башня — то взирающий вниз воин. Дома здесь были покрыты белой черепицей, а дворцы — каменные и изящные, со стороны ни один из них Ланту не показался крепким. Не пропуская ни одной вывески, Лант внимательно изучал вырезанные в дереве надписи. Резвый Козлёнок, Добрый Бык, Орёл Воды, Целительные Травы. Прочитав последнюю надпись, Лант остановился. Изрезанные многочисленными узорами двери деревянные вели в небольшую тёмную лавку, насквозь прокуренную благовонными маслами и дымом.