Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд

Сити, которые давали парламенту деньги в долг, будут настаивать на продолжении войны, чтобы вернуть свои деньги. Но в конце концов даже самые большие оптимисты должны были начать взвешивать, насколько разумно давать еще и каковы шансы когда-нибудь получить свои вложения назад. Высокие проценты – теперь обычными стали 8 и 12 процентов – могли помешать делу, поскольку, чтобы выплатить долю, нужно было занять больше денег. Весной представители крупных банковских домов Амстердама вели консультации с людьми из Сити и с парламентариями. У некоторых из этих домов имелись связи с Шотландией. За стремлением получить финансы для ведения войны можно было заметить постоянное давление Пима на его коллег из Вестминстера и его друзей в Шотландии с целью создания военного альянса против короля.

Как и в другие времена, по мере того, как со стоном собирались новые суммы, простые люди начинали сознавать загадочную истину. Барристер Джон Грин писал в своем дневнике: «Теперь мы, согласно человеческому разумению, начинаем понимать, что королевство не так просто разрушить и что обычно его держат более глубокие корни, чем мы себе представляли. Если Бог не решит иначе, мы выдержим еще два или три года, только будем становиться все беднее и беднее».

Для финансирования войны нужно было найти какой-то более длительный и надежный способ. В то время, когда мирные переговоры дали желанную отсрочку, Пим получил одобрение своих ордонансов о сборе взносов со всей страны и о секвестре поместий кавалеров, что гарантировало армиям парламента устойчивый приток денег. Ответственность за сбор еженедельной суммы, которую Вестминстер определял отдельно для каждого графства, возложили на местные комитеты графств. В обязанности этих комитетов входило справедливое распределение бремени и обеспечение того, чтобы ренты и прибыли землевладельцев-роялистов в регионах, находившихся под контролем парламента, стекались в руки этих комитетов, оставляя их семьям лишь минимум, необходимый для жизни.

Успешность сбора взносов и секвестра варьировалась в зависимости от эффективности и усердия местного дворянства. Иногда они сталкивались с обманом и увертками. «Мне как-то не хотелось есть из оловянной посуды, – признавалась графиня Суссекс, – и я действительно смогла спрятать большую часть моего серебра, заявив, что оно продано». Известному роялисту маркизу Вустеру было сказано, чтобы он пустил членов местного комитета в замок Реглан. Сделав это, он велел слуге включить одну из шумно ревущих гидравлических машин своего сына и, разыграв неподдельное беспокойство, заявил: «Похоже, все мои львы вырвались на свободу», после чего члены комитета в спешке ретировались.

Но самое удивительное, с какой легкостью эта общенациональная налоговая система начала работать и как быстро она стала общепринятой, хотя и нелюбимой частью местной жизни. Комитеты графств получили новое имя, или имена, поскольку иногда их было два или три: Комитет по взносам, Комитет по секвестру, Комитет по расчетам и далее, возможно, Объединенный комитет. Но по своей природе они были не новы. Во время войны парламент зависел – как зависел король в мирное время – от доброй воли и сообразительности местных дворян, заместителей председателей советов графств и мировых судей. В прежние дни, когда проводилось голосование по субсидиям, эти люди отвечали за сбор денег регион за регионом, сотня за сотней. В 1630-х они отвечали за сбор «корабельных денег», теперь – за сбор взносов на войну. Но новые поборы были одновременно и срочными, и продолжительными. Сборы проводились как минимум раз в неделю, и раз в неделю деньги утекали в Вестминстер на покрытие расходов нации, а точнее, в штаб-квартиры местных войск. Из-за этого местным дворянам приходилось регулярно встречаться и завести некий административный центр со своим штатом. Кентский комитет взял себе замок Ноул, не платя ренту роялистам Сэквиллям, но, чтобы освободить их огромный дом, этот «великолепный сераль», как называли его кавалеры, и превратить его одновременно в офис и хостел, потребовалось много работы. Эффективность администрирования и административные расходы (покрываемые из собранных взносов) варьировались от графства к графству. Сэр Уильям Боутлер, занимавшийся финансами Бедфордшира, применял логарифмы, но обычно использовались более простые методы.

Размер еженедельного платежа для каждого графства определяли в Вестминстере, исходя из предполагаемых ресурсов графства. Девоншир, с его богатым сельским хозяйством, лидировал с суммой еженедельного взноса в 1800 фунтов. Расположенный на отшибе Уэстморленд был замыкающим с взносом в 27 фунтов 5 шиллингов. Со всего Уэльса полагалось собирать чуть больше 400 фунтов. Определять пропорцию для каждого конкретного собственника должны были местные комитеты. Снова и снова назначая и собирая еженедельный платеж, они отвечали также за управление подвергшимися секвестру поместьями роялистов, этого источника доходов, который в долговременной перспективе оказался менее прибыльным, чем прямой сбор взносов.

Сеть комитетов распространилась на всю территорию, где парламент обладал неоспоримой или оспоримой властью. В некоторых графствах существовали также роялистские комитеты, хотя они, как правило, работали менее эффективно и в своей способности собирать деньги больше зависели от своих солдат. Во многих районах границы между противоборствующими сторонами оставались неопределенными, постоянно меняющимися, с анклавами на территории каждой из них. Были районы, находившиеся практически под двойным контролем и платившие поочередно еженедельный взнос комитету графства и налоги солдатам короля. Однако приходские власти обычно оказывались достаточно упорны и способны постоять за себя, и случаи, когда обеим сторонам удавалось взять деньги за одну и ту же неделю, бывали крайне редки, если вообще бывали.

Суровость с которой обращались с оппонентами, как и в целом справедливость и несправедливость размеров взноса, варьировалась от графства к графству и зависела от характера людей, доминировавших в комитетах. «Близость и кровное родство портят все», – писал один из членов парламента, возмущенный снисходительностью некоторых своих коллег. Но близость и кровное родство часто становились спасительной благодатью, которая предотвращала ужесточение конфликта. В других случаях местная вражда и личные ссоры усугубляли бедствия войны. «Если это называется правами парламента и свободой подданного, я молю Бога исправить это!» – восклицал один оштрафованный роялист из Стаффордшира. «Одного случайного слова, сказанного человеком, достаточно, чтобы конфисковать ценности всей семьи», – жаловался другой роялист, пострадавший от злобных соседей. Горькая правда состоит в том, что во времена политических распрей один завистливый доносчик может нанести вред, который не под силу исправить благами сотен людей. Мстительный член комитета всегда мог найти причины для преследования своих врагов, какими бы нейтральными и безобидными они ни старались быть. В кентском комитете старый ожесточенный сэр Энтони Уэлдон безжалостно разорил сэра Роджера Твисдена, умеренный роялизм которого, выражаясь его словами, не позволял ему «одобрять и беспрекословно соглашаться с их ужасными методами». В Норфолке бедный беспомощный поэт Эдвард Бенлоуз возражал против требований комитета, вызванных, как