Безголовое дитё - Светлана Георгиевна Семёнова

— Ну, зачем же? Руки мы ещё не мыли… а тут так грязно… — мама смутилась и спрятала руку за спину.

— Ради бога, ради бога не смущайтесь. От чистого сердца, исключительно от чистого! — будто извиняясь, пролепетал мягким басом Копылов. — Посему никакая грязь не страшна. И коль так случилось, что господу было угодно свести нас, распоряжайтесь мною, как вам будет угодно. Ради бога, ради бога… обращайтесь.

«Обращайтесь! Будто неясно, что нам нужно тащить матрасы домой. И вообще, какой-то странный этот Копылов… Мишигинэ, сказала бы Нилка и покрутила бы у виска пальцем. При такой худобе выросли такие большие ручищи и ножищи».

Больше всего меня потряс нос Копылова. Казалось, на его длинном и худом лице выросла огромная картошка-синеглазка. Такую картошку всегда искала на базаре Бабуня, считала её самой вкусной и разваристой.

— Может, поможете дотащить пару матрасов до квартиры? — не растерялась мама, — А мы с Ветуней возьмём подушки.

— Всенепременно, с превеликим удовольствием! — воскликнул Копылов и мгновенно скрутил два матраса, как два блина, которые сразу невероятным образом оказались у него подмышками. — Куда прикажете доставить?

— Первая парадная, второй этаж. Дверь открыта … — скороговоркой ответила мама и, отвернувшись, прыснула, не сдержав смеха.

Копылов, которого я уже мысленно прозвала Радибогой, молниеносно исчез с матрасами за дверью, а мы с мамой стали выбирать себе подушки. Ватные и влажные подушки были неподъёмными. От них воняло сыростью и ещё чем-то незнакомым.

— Дезинфекция, карболкой воняет, — сказала мама, — Ничего, мы их на солнышко… проветрим… и никакой заразы.

Войдя в квартиру, мы увидели озадаченного Радибогу. Он смотрел на потолок.

— Если позволите, Лидочка, я исчезну на некоторое время. Нужно разобраться с вашим электричеством. А вы, ради бога, не беспокойтесь, располагайтесь. Я всё устрою в лучшем виде.

— Кажется, мне повезло, Веточка, что матрасы рухнули на меня…. Теперь у нас есть бескорыстный помощник.

— Он так смешно говорит. Всё время — ради бога, ради бога…

— Разговаривает как настоящий русский интеллигент. Он хороший артист. Работает в русском театре.

— Он артист? Юрында! — возмущённо употребила я категорическое Бабунино слово, — Он совсем не похож на настоящего артиста. У него всё не такое, как у артистов. У него только голос добрый и… и ещё глаза добрые…. А сам вот-вот переломается пополам.

Мама достала простыню и постелила на тюфяки, которые уже были аккуратно уложены Радибогой на широкую панцирную кровать.

— А мне кажется, чем меньше артист в жизни похож на артиста, тем лучше он играет на сцене. Но ты этого сейчас не поймёшь. А некоторые и до самой старости не понимают.

Мы услышали какой-то грохот на лестнице. Я выбежала за дверь. По лестнице поднимался кто-то. На спине у кого-то лежал небольшой овальный столик ножками кверху.

— Ура! Радибога стол тащит! — мой крик гулко повторился где-то под высоченным потолком парадной. Наконец стол остановился перед нашей дверью и водрузился на ножки. Красное потное лицо, улыбаясь, спросило тоненьким мальчишеским голосом.

— Тута Лида живе?

— Тут, — удивлённо ответила я мальчишке лет десяти-двенадцати.

— Вот вам Рюрик прислав свой стол. Каже, шо у вас немае.

— Веточка, это наш рабочий сцены, Мишенька. Он из партизан, сын полка. Мы им гордимся, у него даже ранение есть. Миш, а Рюрик Игоревич не придёт?

— Вин шукае вам лампочки та патрон. Пишов до Мартынова, а потим до вас.

Миша осторожно втискивал ножки стола в дверь.

Когда стол поставили на середину комнаты, я немного успокоилась по поводу безобразия, так огорчившего меня раньше.

Потом пришёл Радибога, залез на стол и долго возился с патроном и электрической лампочкой. Всё время прыгал со стола и щёлкал выключателем. Наконец лампочка зажглась и осветила всё убожество пустой комнаты. Но когда мама вытерла чистой тряпкой стол и застелила его белой скатертью, на глазах всё изменилось и потребовало новых преобразований.

Радибога долго смотрел на лампочку, поджав губы и, наконец, изрёк совсем непонятную для меня фразу:

— Она, голая, как скабрезность. Оскорбляет человеческое достоинство. Нужен абажур.

Мама достала из корзинки пирожки от Стеллы, выложила их на большую тарелку, поставила на середину стола.

— Вот угощайтесь… чем богаты… Я вам так благодарна, Рюрик Игоревич. Что бы я без вас делала?

— Ну что вы, ради бога, не стоит благодарности. Теперь мы соседи, должны жить в обоюдном согласии. Актёрские дома всегда отличались дружеской взаимопомощью. Не я, так кто-нибудь другой всенепременно выручил бы вас.

— Ваши актёры тоже здесь получили жильё?

— Исключительно одинокие холостяки.

— Следовательно, вы одинокий холостяк? А я думаю, что ж это вы столом пожертвовали?

— Да я в основном питаюсь в столовой при Доме офицеров. А стол я позаимствовал в разрушенном доме. Думаю, что там можно и для вас что-нибудь позаимствовать.

Кусая пирожок, я почувствовала, что мой подбородок и щеку что-то больно щиплет. Потрогала пальцем и вспомнила, что меня поцарапал котёнок. Не желая огорчать маму, я всё время отворачивала от неё поцарапанную щеку.

— Премного вам благодарен, Лидочка. Таких пирожков я не вкушал уже давно, — аппетитно жуя, сказал Радибога.

Пирожки мы быстро умяли, стоя вокруг стола. Радибога сказал, что нужно позаботиться о стульях и, извиняясь, пятясь спиной, исчез за дверью. Мишка побежал за ним.

Как только мы остались одни, мама сразу рухнула на кровать.

— Ветка, давай покемарим. Что-то шею ломит.

Я с радостью прилегла рядом и мы, обнявшись, засопели.

Проснулись от грохота из первой комнаты. Мама вскочила с кровати и заглянула туда. Я за ней.

— Боже мой, а дрова-то зачем? — услышала я её удивлённый вопрос.

— Так печку затопите та кушать зварытэ, — Мишкин голос звучал звонко с командной интонацией, по-хозяйски. — У вас же мала дытына, треба буде щось варыты. А осё ше дви тубарэтки Рюрик прислав.

— А печка где? — спросила мама, недоумённо разглядывая комнату.

— А це вам шо? — возмутился Миша и закрыл дверь в комнату, где мы спали.

Дверь захлопнулась и мы увидели, что она скрывала