Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он перевёл тяжёлый взгляд на девушку. Она смотрела вперёд, а не на него, но под его взглядом бледные щёки мгновенно залились краской. Уже безо всякого пафоса он попросил:
— Если у тебя есть брюки, переоденься, пожалуйста. Меня, правда, очень отвлекают твои бёдра.
Она молча отстегнулась и вышла из машины. Он последовал её примеру, и они встретились возле багажника. Он открыл его, и их руки столкнулись возле сумки. Его словно током ударило. Мила тоже отдёрнула руку.
— Да что же это такое! — проворчал он. — Просто пытка какая-то!
Он отпрянул и пошёл открывать двери машины с правого бока, чтобы они послужили ей ширмой с двух сторон. Сам он вернулся к своему месту и повернулся спиной. Он курил, наблюдая, как его объезжают попутные водители, и не оборачивался до тех пор, пока не услышал, как она захлопывает двери. И хотя он по-прежнему испытывал влечение, видеть её в мятых брюках и блузке рубашечного покроя было легче, чем в коротеньком платьице. «Чертовка, ты не понимаешь, что ли, что творишь с мужчиной?» — спросил он взглядом. Она смотрела невинно, будто не понимает. Похоже, грубые страсти человеческие не слишком ей знакомы. Видно, он переоценил свои возможности, позволяя ей сесть в машину в подобном виде. Он не думал, что так запросто снова превратится в озабоченного юнца.
— А так всё хорошо начиналось, — вдруг заговорила она, когда машина тронулась, — со слов о морали, о честности.
— Что ты хочешь этим сказать? Всё остаётся в силе: и мораль, и честность. — Он быстро глянул на неё. — Я своё обещание выполняю. И все мои чувства, и мысли, по-моему, налицо. Пойми, я же живой человек! Кого винить в том, что ты заводишь меня с пол-оборота? Я ведь не мальчишка, не маньяк и даже не поклонник женских ног или груди. Но я никак, несмотря на всё самообладание, никак не могу заставить себя быть бесполым, разумным существом. Тебе не понять… Я уже к Ваньке отношусь, как к родственнику. Я переступил черту, отделяющую работу от личной жизни. Посмотри на меня. Я тебе открыто обо всём этом говорю. Ну, не могу я тебе Ваньку вернуть. Это билет в один конец. Единственный способ не тревожить тебя моими чувствами — это никогда больше не встречаться. Хочешь, я передам это дело? Тем более, оно раскрыто, не над чем работать. Одна писанина, да и только. Работа для секретаря. Женская работёнка. Давай покончим с этим раз и навсегда. Я передаю это дело Кириллу Бургасову, он добросовестно его доведёт, а сам исчезну из твоей жизни навсегда, вместе со всеми сильными сомнительными чувствами. Идёт? Я готов отрубить по живому, искоренить в зародыше, если ты этого хочешь. Так будет лучше. Избавь меня только от необходимости прикидываться, что ты меня не волнуешь.
Мила смотрела на Палашова, в глазах стояли слёзы. Ведь она всё уже решила для себя. Ей нужно было немного времени, чтобы озвучить.
— Не передавайте дело, пожалуйста.
Голос её срывался на плач.
— Ты меня скоро утопишь в слезах. Будешь мучить и дальше?
— Да. Буду мучить вас. Хочу вас мучить, — сказала она зло, стараясь злостью перебороть слёзы и стыд.
Он вздохнул. Почему-то он знал, что так просто она его не отпустит.
— Вас притянуло друг к другу, говоришь ты. Посмотри, как притягивает меня и тебя!
— Это нехорошо. Это противоестественно. Разве это нормально, если я… с вами… После того, как я была с Ванечкой? Ведь это было два дня назад только.
— Это не здо́рово, с одной стороны… Даже со многих сторон. Но, что это — противоестественно — здесь я не соглашусь. Чересчур естественно. Я думаю, у вас с Ванькой — это гормональный всплеск. Не приходило в голову? Вы молоды, а в таком возрасте часто возникают чувства, которые по неопытности принимают за любовь.
— У нас были хорошие отношения.
— Ну и что? Вероятно, вы дружили. Почему бы двум необычным интересным молодым людям не подружиться?
— Хорошо. А у вас не может быть гормонального всплеска?
Палашов с неуловимой улыбкой посмотрел на неё и снова перевёл взгляд на дорогу.
— Да уж. Я бы назвал свои ощущения гормональной бурей. Но, прости за подробности, меня выдернули сюда из постели с женщиной. Как ты понимаешь, мы с ней не в бирюльки играли. Я могу назвать себя вполне удовлетворённым с точки зрения физиологии человеком. Но…
— Пожалуйста… Я очень хорошо к вам отношусь, но я не могу больше этого слушать. Мне стыдно и больно.
И она всерьёз закрыла уши руками. Она была явно не готова разбираться в заставших врасплох, бередящих открытую ещё рану чувствах и отношениях. Мужчина надолго замолчал.
«Может, музыку?» — подумал Палашов, спустя пятнадцать минут.
— Ты позволишь, я включу тихонько музыку?
Мила коротко кивнула.
— Там, в бардачке. Подкинь что-нибудь.
Девушка взялась за первое попавшееся и протянула мужчине. Он быстро взглянул и поморщился — Патрисия Каас. Сейчас ему совершенно не хотелось слушать «мадемуазель, поющую блюз», ведь эту кассету в отличие от той, что слушал по дороге в Спиридоновку, он подарил Любушке и потом, когда женщина наслушалась любимую исполнительницу, бросил кассету в машину, чтобы музыка напоминала ему его подругу, когда он куда-нибудь едет. Ему нравилось во время движения думать о своей женщине. Но сейчас, рядом с Милой, это было полностью исключено, словно это Мила — его женщина, а Люба — интрижка на стороне. Убедившись в их полной безопасности на дороге, он сам потянулся к бардачку. За секунду он вытащил другую кассету, отправив назад предыдущую, но успел при этом и взглянуть на Милины колени, чуть отодвинутые от него в сторону, и почувствовать её близость, утончённый едва различимый аромат. Это его взволновало так, что он не сразу попал кассетой в кассетник магнитолы. Девушка кротко наблюдала за ним. Ему удалось выловить альбом группы «Рондо» за 1995 год. Плёнка была остановлена перед песней «На одной земле», и когда он
