ВОСХОЖДЕНИЕ - Анатолий Букреев

Букреев, взяв с собой весь кислород, который сумел найти, отправился сквозь бушующий ураган на выручку к своим клиентам. Эта спасательная операция отняла у него все силы. Вернувшись, он обратился к участникам экспедиции Роба Холла, с просьбой о помощи, но те не откликнулись на его призыв. Никто не отважился выйти на спасение Ясуко Намбы. Вспоминая свое второе возвращение в лагерь, Букреев рассказывал: «Мои последние силы ушли на Сэнди. Больше во мне ничего не осталось. Если бы Тим не смог пойти сам, он бы тоже остался там, на седловине. Я был уже не в состоянии ему помочь».

За время, отделяющее нас от гималайской трагедии 1996-го года, многое было сказано и написано о тех событиях и людях, ставших их участниками. Еще долго драматические обстоятельства этого восхождения будут предметом ожесточенных споров в альпинистской среде и, наверное, не только в ней. Внося свой вклад в освещение этих событий, мы не считаем дискуссию законченной. Однако нам бы хотелось, чтобы наши оппоненты в своих суждениях опирались на реальные факты, а не на слухи или домыслы. Правдивое изложение случившегося окажет неоценимую услугу как альпинизму вообще, так и будущим коммерческим экспедициям в частности.

Эпилог ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЭВЕРЕСТ

Вскоре после церемонии прощания со Скоттом Фишером Букреев получил известие о смерти матери. В августе 96-го года Анатолий покинул Соединенные Штаты и вернулся в свой отчий дом, на Урал.

Я был сыт по горло бесконечными спорами по поводу нашей трагедии. Мне хотелось вернуться домой, к своим близким, туда, где еще жила память о моей матери. Только там я мог на бремя забыться и обрести покой. Потом я отправился домой, в Казахстан, и вскоре меня опять потянуло в горы. Нигде больше на этой земле я не находил себе места. Я посвятил свою жизнь восхождениям на восьмитысячники и не мог остановиться. Я сам избрал для себя эту странную жизнь, жизнь одиночки. Кому-то такой выбор мог показаться неразумным, но горы стали для меня домом, работой.

Вернувшись в Непал 25-го сентября 1996-го года, Букреев в одиночку совершил бескислородное восхождение на пик Чо-Ойю (8201 м) , а 9 - го октября — на Шиша-Пангму (Северную вершину, 8008 м).

В Катманду Букреев навестил своего друга, шерпу Анга Черинга из «Азиатского треккинга». Черинг предложил Анатолию весной следующего года поработать консультантом в индонезийской экспедиции на Эверест. Восхождение планировалось провести по юго-восточному гребню, то есть по тому же самому маршруту, по которому годом раньше прошла экспедиция Фишера После долгих колебаний Букреев все же дал согласие.

Предложение возглавить экспедицию на Эверест привлекло меня по двум причинам. Во-первых, я чувствовал, что моя миссия на горе не завершена. Я считал, что обязан вернуться туда, где прошлой весной на нашу долю выпало столько испытаний. Я собирался предать достойному погребению тела Скотта Фишера и Ясуко Намбы. Что еще я мог сделать для них теперь, когда их уже было не вернуть? Несмотря на все наши усилия, спасти их тогда так и не удалось.

Я надеялся, что новая работа будет в большей степени, чем предыдущая, соответствовать моим представлениям о том, как должна быть организована альпинистская экспедиция. Вместе с тем, я был рад случаю подзаработать, поскольку не знал, как сложатся мои дела в дальнейшем. Я собирался встретиться с будущими работодателями и подробнейшим образом обсудить с ними, что должно входить в круг моих обязанностей как тренера и руководителя альпинистской программы.

Я не менее раним, чем другие люди, и потому злобная и несправедливая критика, обрушившаяся на меня со страниц американской прессы, чуть было не довела меня до отчаянья. Не знаю даже, как бы я справился с этим, если бы не поддержка моих европейских коллег, особенно Рольфа Доджмовица и Рейнхольда Месснера.

Встретившись в конце ноября с организаторами индонезийской экспедиции, я вылетел из Катманду в Джакарту для встречи с ее руководителем, генералом Прабово Субьянто. Я честно объявил ему о шансах его подопечных на успех. С моей точки зрения, вероятность того, что хоть один из них сумеет добраться до вершины, не превышала и тридцати процентов, в то время как шансы погибнуть были куда выше — процентов пятьдесят, не меньше. Меня лично такая арифметика не устраивала. Я предложил провести предварительную подготовку в течение года, постепенно наращивая высоту покоряемых вершин. От подобного варианта генерал категорически отказался.

Альпинизм, безусловно — опасный вид спорта, но все же это не русская рулетка, и я не привык подвергать людей опасности понапрасну. Гибель участника полностью перечеркивает самые замечательные достижения остальной группы. На высоте свыше 8 000 метров жизнь любого непрофессионала, пусть даже самого подготовленного, подвергается огромной опасности, причем с каждой дополнительной минутой, проведенной здесь, эта опасность стремительно возрастает. Я в принципе не мог гарантировать безопасное восхождение на Эверест группы неопытных участников. Индонезийцы могли заплатить за мою квалификацию, за мои советы, за подготовку мной альпинистской части экспедиции, за мое участие в возможной спасательной операции, но за желание возвести на вершину неподготовленных людей им предстояло отвечать самим. Генерал Прабово заверил меня, что все участники его команды находились в хорошей физической форме и имели перед собой лишь одну цель — покорить вершину. В случае необходимости, по словам генерала, они были готовы отдать ради этого свои жизни. Мне было дико это слышать, но, по крайней мере, я получил честный ответ.

Я разработал план, который, во-первых, с максимальной пользой для команды использовал мои возможности, а во-вторых, развивал в индонезийцах самостоятельность при нахождении на высоте. В конечном счете, при штурме вершины альпинист должен отвечать сам за себя. Здесь невозможно все предусмотреть заранее, и каждый может оказаться в критическом положении.

Генерал согласился на проведение предэкспедиционной подготовки своей команды. Я прекрасно понимал, что в качестве консультантов мне потребуются высококлассные альпинисты, с большим опытом. Они должны, были стать тренерами для участников во время акклиматизации и подготовительных выходов, а также потенциальными спасателями при восхождении. Наличие такого «спасотряда», на мой взгляд, было необходимо, и я неоднократно подчеркивал наше значение именно в этом качестве. В своих беседах с генералом я говорил, что не собираюсь добиваться успеха любой ценой.

Я заявил, что возьму на себя руководство экспедицией, только если все решения в день штурма буду принимать сам. Генералу пришлось смириться. Если погода или состояние его команды- будут серьезно угрожать безопасности клиентов, то восхождение будет отменено. Решение об этом принимать буду я. Я также поставил генерала в известность о том, что даже наличие спасательного отряда на восьмитысячной высоте не может быть гарантией благополучного исхода. Я со своей стороны обещал, если понадобится, не щадить своей жизни ради спасения участников. Все вышеперечисленное легло в основу нашего контракта.

Теперь можно было приступать к тренировкам. Предстоящей зимой мы планировали приучить вновь набранную команду к длительному пребыванию на холоде и сильном ветру; дать им попробовать себя в суровых условиях высоты примерно шести тысяч метров. Нам предстояло выработать в участниках физическую и психологическую выносливость, познакомить с обстановкой, в которой им придется работать на Эвересте. Наши сборы начались 15 декабря в Непале.

В начальный состав команды вошло тридцать четыре участника. Cpeди них были как гражданские лица, имевшие небольшой альпинистский опыт. так и военные, отлично дисциплинированные и физически подготовленные, но альпинизмом никогда прежде не занимавшиеся. Для предстоящей экспедиции нам нужно было определить лучших из них. Основными критериями при отборе служили здоровье, выносливость, способность работать на высоте, а также отношение к делу. За время сборов команде предстояло попрактиковаться в передвижении по перилам и лестницам1, научиться обращаться с веревками и овладеть основными альпинистскими навыками.

1Имеются в виду горизонтальные или вертикальные металлические лестницы используемые при преодолении ледовых трещин, в частности, при пересечении ледника Кхумбу (прим. перев.).

В прошлом году «Горное безумие» испытывало большие сложности со связью. Увы, я слишком поздно осознал всю важность этого вопроса. Препятствием к слаженным действиям тогда послужил не только языковой барьер, но и плохо продуманная система радиосвязи между группами. На этот раз у каждого участника финального штурма должна была быть личная рация. Я посоветовал организаторам обеспечить альпинистам прямую связь с базовым лагерем с выходом на радиостанцию в Катманду. Также я потребовал ежедневно сообщать нам прогнозы погоды, распространяемые метеослужбой аэропорта Катманду. При этом сильно пригодились военные связи индонезийцев, была даже достигнута соответствующая договоренность со штабом непальской армии в Катманду. Прикомандированный к нашей экспедиции офицер Монти Соронган хорошо говорил по-английски. Ему предстояло стать нашим представителем в Катманду: через него планировалось осуществлять связь между передовым отрядом экспедиции и группой поддержки в непальской столице. Было решено, что «языком международного общения» в нашей экспедиции будет английский. Однако в отношениях с тренерским составом экспедиции я хотел полностью исключить возможность недопонимания и несогласованности действий, часто возникающих из-за разницы языков.