Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

Повисла тишина. Нести раскаленное железо, опускать руку в кипящий котел или быть брошенным в море со связанными конечностями никто не хотел, но дело было даже не в этом. И перед лицом страшной угрозы, которую несла покрытая царапинами косточка, никто из дома Горма не хотел верить, что это сделала Гунхильда. За прошедшие месяцы все привыкли к ней и уже видели в ней члена своей семьи; это всегда была приветливая, веселая, добрая девушка, и образ ее не вязался с мрачной тенью злобного колдовства.

– Я клянусь богами, Ингве Фрейром, что был моим предком, и сестрой его Фрейей, что никогда не творила злых чар против Ингер дочери Горма или, – Гунхильда прямо взглянула на застывшее лицо Харальда, – кого-то другого из рода Кнютлингов. Если я лгу – пусть боги немедленно покарают меня! – Она с вызовом вскинула лицо к небесам, будто ожидала сей миг ответа. – Если же я говорю правду, – она подняла руки, так что тело ее стало руной Альгиз, руной лебедя и защиты, – пусть боги покарают того, кто виновен в этой ворожбе и пытается очернить меня!

Ветер развевал ее янтарные волосы, как языки небесного огня, и всякий, кто способен был чувствовать, ощутил вдруг, что само небо спустилось сюда и слова ее проникают в самое сердце мироздания. Каждый дрогнул и переменился в лице, Кнут хотел что-то сказать… А Харальд вдруг ощутил некое движение у себя за плечом. Почти ожидая увидеть там посланца богов – скорее посланницу, Шлемоносную Деву в кольчуге и с копьем, – он обернулся и увидел, что Хлода без единого звука падает к его ногам. Он попытался ее поднять, но женщина была без чувств и висела у него на руках.

– Что ты с ней сделала! – в негодовании крикнул он. – Ты призвала на нее гнев богов, потому что она тебя обвинила, а ты ведь знаешь, почему она тебя так не любит! У нее есть для этого причины!

– Но ни у кого нет причин обвинять меня в черном колдовстве! – дрожа, но стараясь сохранить присутствие духа, ответила Гунхильда, сама немного испуганная действием своих слов.

И в то же время она вовсе не удивилась, что гнев небес пал именно на Хлоду. Какая-то мысль бродила на границе сознания, но Гунхильда никак не могла ее ухватить.

– Отнесите ее в покой! – распорядился Горм. – А это… – Он снова взялся за клещи и посмотрел на косточку, лежащую на земле. – Огонь в очаге горит? Надо уничтожить ее поскорее, а то безумье и беспокойство распространяется все шире! А тебе пока лучше посидеть в том чулане, – обратился он к Гунхильде. – Люди волнуются, так будет лучше для всех.

– Но конунг, ты же не веришь, что… – Кнут бросился к Гунхильде и схватил ее за руку.

– Я не знаю, во что мне верить! – теряя терпение, воскликнул Горм. – Нужен сам Один, чтобы разобраться, откуда все эти напасти! У меня нет еще ни одной настоящей невестки, зато бабьей злобы, безумия и даже черной ворожбы уже полон дом!

***

И вот Гунхильда снова оказалась в уже знакомом и привычном чулане. Ее лежанку из бочек и досок давно убрали ввиду тесноты, но постель Эймунда, на которой он спал только вчера, осталась нетронутой. На ней и сидела Гунхильда, еще дрожа от возбуждения – близость к богам никому не проходит даром, – и пытаясь собрать мысли в кучу. Она была полна негодования и знала, что согласится на любое испытание, лишь бы избавиться от обвинения в черной ворожбе. Можно решиться на что угодно, чтобы избавить от бесчестья род, которому и так грозит исчезновение! Эймунд… Она не знала, чем обернется его бегство – гибелью или спасением. Спешно снаряжали два корабля, она слышала, что сыновья Горма бросили жребий, кому плыть в Хейдабьор, а кому на Бьёрко – никто ведь не знал, на какое судно сели беглецы. Но если их настигнут на полпути, то Эймунда несомненно убьют, а Ингер вернут домой и выдадут за Хакона Доброго. Если, конечно, удастся скрыть ее бегство от Сигурда ярла, которому послал приглашение погостить Фроди.

Настал вечер, в доме улеглись рано, за стенами все стихло. Фитилек еще мерцал в светильнике, но Гунхильде свет был не нужнее: она сидела без всякого дела, но и спать не могла. Через какое-то время к ней зашел Кнут. Вид у него был странный: потрясенный, опечаленный и обрадованный одновременно.

– Ты знаешь, что оказалось! – с порога начал он возбужденным шепотом.

– Что? – Гунхильда подняла глаза.

– Мать сказала, Хлода беременна! Это не из-за тебя, она поэтому упала в обморок! Говорят, с беременными это случается.

– Вот как? – Гунхильда постепенно соображала, что означает эта новость. – Впервые за пять лет… Наверное, все очень рады.

– Еще как!

– А что теперь твои родители думают об этом деле?

– Они не знают, что думать. – Кнут сел рядом с ней на лежанку. – Отец говорит, нужно расспросить людей, не видел ли кто чего, ну, насчет кости. А я завтра на рассвете уйду в Бьёрко. Мне досталось по жребию. А Харальд – в Хейдабьор. Он хочет, чтобы ты до его возвращения сидела здесь, – он окинул взглядом чулан, – хотя велел, чтобы Хлоду завтра отвезли в Эклунд.

– Не знаю, желать ли тебе удачи, – грустно сказала Гунхильда. – Я хочу, чтобы вы с Эймундом не встретились. Иначе… я боюсь потерять одного из вас, а вы дороги мне оба.

– Ну зачем он это сделал! – Кнут в досаде ударил себя по колену. – Такой славный парень, веселый, смелый! Мы подружились. Я думал, он друг нам. Думал, мы станем родичами и будем всегда заодно…

– Вы станете родичами и будете всегда заодно, – без особого подъема заверила Гунхильда. – Он к этому и стремился.

– Но зачем же так!

– А разве твой отец отдал бы за него Ингер?

– Ну… Однако, согласись, он был нашим гостем, мы обошлись с ним по-доброму, раз уж он брат моей невесты, а он поступил вероломно!

– Не могу отрицать. Но, видишь ли, он ведь тоже сын конунга. И тоже хочет быть конунгом во владениях своих предков, как и ты. И если он успеет заключить брак с Ингер, то вам придется считаться с ним как с родичем.

– Как он может заключить брак, если ее родичи не давали согласия? Отец очень разгневан.

– А если родичи не дадут согласия, она станет всего лишь его наложницей, как Хлода у Харальда. Вы разве хотите такой участи для вашей сестры и дочери? У Хлоды хотя бы никого нет, кто мог бы ее защитить, а вас в семье трое взрослых мужчин, и ваша дочь и сестра станет наложницей! Это такое бесчестье и беда, что…

– Но чтобы он мог заключить с ней законный брак, нам придется пойти на договор, дать ей приданое…

– Хейдабьор, – докончила Гунхильда. – То самое, что я собиралась принести в приданое тебе.

Кнут помолчал.

– Ну, вот видишь, – промолвил он потом. – Мне ничего не остается, кроме как догнать его по пути и убить. Если уж у нас с ним на двоих одно приданое. Видят боги, я не хотел бы так обойтись с твоим братом. Но судьба не оставляет нам выбора.

Они молча сидели бок о бок, думая о последствиях. Если жених Гунхильды станет убийцей ее брата, они будут жить, как Атли и Гудрун – соединенные на ложе и разделенные обязанностью кровной мести. Такое бывает нередко и ничем хорошим не кончается. Приняв обязанность мести, Гунхильда погубит свой род, а отказавшись от нее – опозорит.

– Я люблю тебя, – грустно сказал Кнут, взяв ее руку. – Клянусь богами, ничто в жизни меня так не огорчало, как все эти события. Но что я могу сделать?

Гунхильда молчала. Она верила, что он говорит правду о своей любви, и что он действительно мог сделать? Закон родовой чести и ему не оставлял выбора.

Кнут поцеловал ее, но она будто не заметила. Пока она не вышла замуж, благо собственного рода для нее важнее. Она не могла пожелать Кнуту удачи, но и неудачи тоже не могла. Он ведь ни в чем не виноват.

– Путь свой вершите, как дух ваш велит! – прошептала она, вспоминая сагу о братьях Гудрун. – Не мы резали жребии своей судьбы, но от нас самих зависит пройти предначертанный путь с честью, как подобает достойным людям древнего рода.

– Ты говоришь, будто норна.

– Каждая женщина немного норна.

– Харальд считает, что ты ведьма. Но я всегда знал и буду знать, что ты – богиня!

– Ты верен своему слову. – Гунхильда постаралась улыбнуться. – Мы должно исполнять свой долг, а боги выберут достойного и ему отдадут победу. Иди. Я должна остаться одна. Мне нужно… послушать шум ясеня…

Кнут еще раз поцеловал ее и вышел. У двери он на миг остановился, обернулся, потом шагнул через порог. Гунхильда еще некоторое время смотрела на закрывшуюся за ним дверь. Она была благодарна Кнуту за веру в нее и доброе отношение, но знала, что он ничем не может ей помочь. С этой бурей судьбы она должна справиться сама.

Задумавшись, она ничего не слышала и вздрогнула, вдруг различив тихий скрип двери. Внезапно ее пронзил ужас, как будто самые страшные порождения злобной ворожбы должны были прийти к ней сюда, воспользовавшись ночной темнотой. Она вскинула голову – на пороге стоял Харальд и пристально смотрел на нее.