Звезды без пощады (СИ) - Моури Эрли

Лугин, нащупав в кармане два патрона к обрезу. Схватил их влажными пальцами, но доставать передумал. Какой смысл опять дразнить космического тролля дробью? Даже если попадется жикан или добрая картечь, все равно ему, что в жопу клизма. Схватив в правую руку нож, мичман выскочил из укрытия. До инопланетника метров восемь, не больше. Всего дюжина быстрых длинных шагов. Вон черная, всклокоченная башка Тараса в клубах дыма. Наверное, у бородатого, как и у милиционера кончились патроны. И чего так не вовремя, ведь в жирном магазине «Стечкина» их аж двадцать. Ну, давай Тарас, пальни еще разок — отвлеки неземного козла! Глаза Черновола с изумлением таращились на Сергея. И кафр уже поворачивал морду к нему. «Утюг» готов разродиться очередной порцией огненной смерти. Всего два прыжка. Или Денискин нож поможет, или всем кранты!

Когда сталь рассекла зеленовато-серую кожу, мичман жалел об одном: коротковато лезвие, на таких чудовищ, увы, не рассчитано. Еще один рывок, глубже, изо всех сил, чтобы вены-артерии щедро брызнули кровушкой. Удар лапы кафравца отбросил Сергея к трупу худощавого. Лицо едва не вошло в его прожаренную до ребер спину. Отвратительно воняло горелым мясом. Еще в ноздри лез едкий дым горящих пленок и пенолита. Но на все наплевать. Главное: что с инопланетником?

— Стоп всем! Забито — моя хреновина! — раздался вопль милиционера, выскочившего из укрытия.

Теперь понятно, что с инопланетником: сдох. Иначе бы хитрец-Кирюха не стал выбегать в проход. С маленьким глоточком радости, мичман ощутил, как снова болит плечо, ребра и ушибленные об пол губы.

— Ну, пострел! — добрым баском заметил сверху Тарас, и спрыгнул секундой позже, чем Мякушев добрался до ферс-кафравца. — Тогда труба моя, — он подошел к блестящей серебряно-золотым трубке с шишковатым расширением у конца. Обернувшись к Лугину, поинтересовался: — Не возражаешь, брат-головорез?

— Да похрену, — Сергей поднялся на ноги. Немного пошатывало. Видать, в падении крепко приложился башкой.

Из дальнего угла настороженно высунулся бледненький парнишка, тот, что назвался Володей Серафимцевым. За ним его белобрысый друг с «Вальтером» травматиком, не сделавшим ни одного выстрела. И военному свезло. Жив, хотя прятался в порядком пожженной плазмой нише. Китель его почернел от сажи и прогорел на рукаве, конечно, не от прямого попадания с «утюга» — от пламени, хватившего пленочные упаковки. А худощавого, Ваньку и мужика в охотничьей разгрузке убило. Ваньку, так вообще сожгло наполовину. Это только что касалось, освобожденных из кафравского целлофана. Тех, что не успели распаковать, спалило почти всех. Особенно в крайних нишах, где пленка успела соединиться с одеждой. Ведь там только пепел и черный, оплавленный пенолит. Оно и понятно: ферс-кафравц шмалял из чудо-оружия в Мякушева и от души прошелся по полкам, примыкавшим к дальней стене.

Оглядев нож, Лугин стал на колено и тщательно оттер его от багряной жижи об штанину худощавого. Прости, мужик, сейчас не до маленьких человеческих приличий. Никто не знает, как все повернется через пять минут, и чем вообще закончится первая межзвездная прогулка для землян, после произошедшего здесь те же проклятые пять минут тому назад. Будет ли теперь для нас обещанный благословенный Фаргерт? Очень вряд ли. Пролилась первая кровь хозяев звездолета. Вот лежат они: два громадных трупа, изъеденных пулями, в которых наш страх, наша ненависть и наше бесконечное отчаяние. Двоих троллей правдами-неправдами завалили, теперь хозяева имеют право мстить. Возможно, уже скоро в местечке, названном Нововладимирском, наступит тот же огненный ад, который бушевал на полках с упакованными в пленку людьми. Только ад другого масштаба. И не полсотни, а тысячи, десятки тысяч переселенцев закончат свой путь, превратившись в черные косточки, затянутые спекшимся мясом. Виновными в таком беспределе следует считать нас. Только что оставалось нам делать? Смирно лежать в шелестящих пеленках и дожидаться своей участи: пока одежда на тебе не станет пузырчатой массой; пока ее не стряхнут в соседнем зале, и твое голое, висящее вниз головой тело, понесет в мясную рубку или черт его знает для какого еще употребления. С другой стороны, что мы знаем об инопланетянах, их настоящих замыслах? Вдруг, люди, завернутые здесь в кафравский целлофан, приготовлены вовсе не к смерти, а к каким-то необходимым медицинским процедурам? Может, каждый из них болен серьезной, пока непроявившейся болезнью, и кафравцы всего лишь хотели помочь? Их странноватый способ приготовления людей ко всяким процедурам мнится нам как нечто несусветно дикое и возмутительное. А вдруг это всего лишь их обычные приготовления, как в наших больницах переодевание в пижаму и тапочки? И если это так, то горе нам, пролившим первую кровь хозяев звездолета. Впрочем, к чертовой матери такие мысли. Мы — люди, и чтобы совсем не сорвало башню, должны поднатужиться быть просто людьми.

Сергей тщательно протер серебряный рельеф на рукояти ножа. Хотя кровь и красная, была в ней какая-то странность. Слишком густая что ли, вроде грязи. Надо бы потом тесарь хорошенько вымыть, чтобы не подцепить внеземную заразу. На соседней нише кто-то постанывал, яростно шелестя упаковкой, но туда даже не хотелось смотреть: там сплошное закопченное горе. Наверное, в нацистских крематориях виды были получше.

— Как тебя звать, из башки вытряхнуло, — к Лугину подошел Черновол, держа в руках трофеи: трубку с набалдашником и тяжеленный ремень, снятый с карем-кафравца.

— Сергей. Лугин, — напомнил мичман. — Можешь, Лужком. Так прилипло уже с Нововладимирска.

— Я вот что, Серж, — Тарас шмыгнул носом, черненым наполовину сажей. — Мы тут инопланетное барахло делим, а без тебя как бы непорядочно. Возьмешь? Интересная хренотень, — он потряс, волочившимся по полу ремнем и указал на прицепленную к нему коробочку с менявшей цвет панелькой.

— На кой оно мне, — мичман пожал плечами.

— Тогда я заберу, — вмешался военный. — Оружия у меня никакого, ребята. Хоть это буду таскать.

— Если, друг, сильно настаиваешь, могу дать блатную волыну, — обращаясь к Лугину, Кирилл с любованием приподнял тот самый «утюг», пригладивший все в округе смертельными выбросами пламени. — Тяжелая, сука. Я так думаю, это бластер или плазмомет. Хе, — он раздал губы вширь, обозначая улыбку. — Научно-фантастическим жаргоном называю, если кто врубается.

— Хорошая вещь, — согласился мичман. — С такой хоть против бронетанковой дивизии. Но ты, раз первый сказал: «забито», значит, тобой и забито. К тому ж твой АКС пустой. В общем, все по-честному, — заключил Сергей, хотя от такого «утюга» или, как там его — плазмомета, не отказался бы. Вещь занятнее, чем непонятная трубка в лапе Траса или ремень с побрякушкой, отошедший военному.

— Нам бы здесь нельзя задерживаться, — засуетился Володя, скромно стоявший за спиной Черновола. — Чего мы здесь? Кафры опять нагрянут, тогда точняком всем пи…дец.

— Это правильно, — Тарас тряхнул растопыренной бородой. — Только наших поглядеть надо. Может, еще кто живой. Мы же не козлы, чтобы побросать людей.

Он вытащил складной нож и направился к ближней нише, меньше других пострадавшей от огня. А Лугин вспомнил про Ирину. Нехорошо, что забыл про нее в пылу заварухи, а потом за каруселью нездоровых мыслей, дележом шмотья, болтовней.

Красину он нашел на том же месте, где оставил: стояла у начала соседнего узкого и длинного зала, прислонившись к стене и сжав губами фильтр сигареты.

— Как ты? — мичман глянул на нее, потом в багровый сумрак, где исчезло очередное подвешенное тело.

— Сильно переволновалась. За тебя, между прочим, — она выдохнула в сторону дым. — Выбежал ни с того, ни сего на этого зверя… Я думала, у Серенького Волка крышу напрочь снесло. Чуть не завизжала, блин!

— Я сам перетрухнул. Честно скажу, прикасаться к брату по разуму… лучше гадюку за хвост, — Лугин вытряхнул из обреза стреляные гильзы и снарядил патронники. — Сейчас народ соберется, быстренько дернем отсюда. Ты пока здесь постой. Наших в целлофане почти всех пожгли. Картина такая, лучше не смотреть. В общем, спокойно постой, покури.