Размышления о жизни и счастье - Юрий Зверев

В творческом ключе Пушкин страдал сезонной гипоманиакальностью. "Кидаюсь и мечусь во все стороны, как угорелая кошка, — пишет он сестре. — Чувствую — идет весна проклятая".

А осенью — снова творческий подъем.

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо — к бумаге,

Минута — и стихи свободно потекут.

Мы называем подобное состояние вдохновением, а психиатры — аффектом.

Анализируя родословную Пушкина, Е.Н.Каменева указывает, что дядя и отец поэта, а также его брат и сестра страдали артризмом, то есть болями в суставах.

Писатель В.В.Вересаев, всю жизнь собиравший материалы о семействе Пушкиных, пишет: "Порасстроилось здоровье Василия Львовича. Он еле двигается от подагры, его мучившей".

Суставы страдают и от ревматизма, но это заболевание не передается по наследству. Подагра же прослеживается у восьми членов пушкинского рода, так что мы можем смело предполагать, что и у Пушкина была гиперурикемия.

Горячий нрав поэта подтверждается и наследственностью: прадед поэта, Александр Петрович Пушкин, в приступе сумасшествия задушил свою жену во время родов.

(Важная деталь: жена прадеда Александра Сергеевича Пушкина была сестрой жены прапрадеда Льва Николаевича Толстого по матери — урожденная Головина. Получается, что оба гения русской словесности имеют некоторую долю общих генов.)

Дед Пушкина, Лев Александрович, заподозрив, что жена изменяет ему с учителем детей, повесил учителя-француза на своем дворе, а жену уморил в заточении.

Он женился вторично на Чичериной — родственнице юриста и философа Бориса Николаевича Чичерина.

От брака Льва Александровича с Чичериной происходят отец и дядя поэта — Сергей Львович и Василий Львович. Отца поэта Каменева считает "душевно больным".

Прадед Пушкина по матери, знаменитый арап Петра Великого Абрам Ганнибал, был очень талантлив и работоспособен, но страдал сменами настроения, был вспыльчив и жесток.

Дед Пушкина по материнской линии, Осип Ганнибал, был "сорвиголова и ужас семьи" — беспутный, несдержанный, вспыльчивый.

Мать Пушкина, Надежда Осиповна, отличалась "порывистым, необузданным нравом", была деспотичной и капризной женщиной. От гнева и требовательности она часто переходила к полной апатии и равнодушию.

Циклоидом Каменева называет самого Пушкина, его сына Александра и одного из внуков, покончившего с собой из-за измены невесты.

Вообще в роду Пушкиных было немало несчастных браков. Четыре из них закончились смертельным исходом.

"По обеим линиям, — пишет исследовательница, — нам бросаются в глаза элементы, входящие в состав маниакально-депрессивного расположения".

Если в пушкинском роде мы обнаруживаем одного гения, то в толстовском — уже несколько человек по своим деяниям являются исключительно талантливыми людьми. Кто же это?

Прежде всего — Петр Андреевич Толстой, тот самый, который выманил царевича Алексея, поклявшись на Евангелии, что Петр I его простит.

Толстой два года изучал морское дело в Италии, потом стал дипломатом в Константинополе. От Петра I на подкуп чиновников Порты он получил 200 000 червонцев, часть которых утаил. Своего секретаря, который донес об утайке, Толстой отравил.

После казни царевича Алексея царь пожаловал ему орден Андрея Первозванного, но при этом сказал: "Голова, голова, кабы ни так умна ты была, давно бы отрубить тебя велел!"

По легенде, царевич Алексей проклял Толстого на 25 поколений вперед. Этим объясняли тот факт, что в каждом последующим поколении Толстых был хотя бы один сумасшедший.

Из рода Толстых вышли: историк князь М.М.Щербатов, Петр Яковлевич Чаадаев — автор "Философических писем", друг Пушкина и прообраз Чацкого в "Горе от ума" Грибоедова.

Потомками Толстого являются поэт-декабрист князь А.И. Одоевский, княгиня М.Н.Волконская-Толстая — прототип княжны Марьи Волконской в романе "Война и мир", Федор Иванович Тютчев, граф Алексей Константинович Толстой, поэт Дмитрий Владимирович Веневитинов и, наконец, сам Лев Николаевич Толстой.

У всех этих выдающихся людей исследователи находят признаки гипоманиакальности и циклоидности.

У Льва Николаевича, например, периоды творческого подъема сменялись иногда длительными спадами. Из письма жены писателя Софьи Андреевны, адресованном другу семьи Толстых Т.А.Кузминской, написавшей книгу воспоминаний "Моя жизнь дома и в Ясной поляне", мы узнаем: "Две недели я ежедневно плакала, потому что Левочка впал не только в уныние, но и в какую-то отчаянную апатию. Он не спал, не ел, иногда плакал".

В другом письме Софья Андреевна рассказывает о вспышках бешеной злобы Льва Николаевича — с яростью, битьем посуды и даже потерей сознания и судорогами.

При этом сам Толстой пишет: "Я совсем озлился той кипящей злобой негодования, которую я люблю в себе, возбуждаю даже, когда на меня находит, потому что она успокоительно действует на меня и дает мне, хоть на короткое время, какую-то необыкновенную гибкость, энергию и силу всех физических и моральных способностей".

Необходимому выбросу большого количества адреналина способствовала и неимоверная сексуальность Льва Николаевича…

Загадка гениальности пока далека от разрешения. Современная генетика, иммунология, социология и другие науки делают лишь первые шаги на этом пути. Но некоторые специфические механизмы повышения интеллектуальной активности все же обнаружены достаточно четко.

Чем же отличается талант от гениальности? "Гений делает то, что должен, а талант — то, что может"…

И снова Пушкин

В его жизни было около двадцати дуэлей. Значит, он был фаталистом: жил на пределе, всегда в предчувствии грядущих перемен.

Живущие на грани остро чувствуют время, ибо им его всегда не хватает.

Гений ощущает всю жизнь сразу — от рождения до смерти. И даже дальше — до бессмертия. Поэтому суждения Пушкина казались современникам парадоксальными. Те, кто их понимал, были его друзьями, кому они были недоступны, уходили во враждебный клан. Но те и другие были его современниками.

Современность — это прошлое для будущего. А как известно, прошлое всегда обречено. Однако оно не уходит без боя. Не ведая, что творит, оно стреляет в будущее, то есть в своих детей.

Пушкин — наше будущее, ибо он наша вечная совесть. Но сегодня совестью стал Сахаров. Поэтому мы, современники, его убили.

Мысли о Гоголе

Опять бессонная ночь. Сижу голый, читаю Розанова. Литератор он "непричесанный", таких только и надо читать, чтобы не отупеть от "жизненного опыта".

Встретил у него в "Опавших листьях" удивительные рассуждения о Гоголе: "Весь Гоголь есть — пошлость в смысле содержания и гений по тому, как рассказано".

Это неожиданное суждение о "бесспорном, общепринятом" гении, почитаемом у нас вслед за Пушкиным, вдруг прояснило мне собственное отношение к Гоголю. Дело в том, что я всю жизнь стыжусь того, что никак не могу постичь его гениальность. Мне всегда не хватало какой-то мелочи, чтобы понять его. О чем пишет Л. Толстой — понятно и разделяю, о чем Пушкин — тоже понятно, разделяю и люблю, но о чем пишет Гоголь? Именно — о чем?

Что такое Чичиков? Всего лишь тень. Человека такого не встретишь. Этот образ надуман, он не отражает ничего. Чичиков занимается тем, чем никто не занимался бы всерьез. Он не отражает никакого слоя в русском обществе. Он — фикция, как и все герои романа, выписанные с восхищающим нас мастерством.

А кто такой Хлестаков? Тоже блестящее привидение. Если эти образы — попытки обнажить нашу русскую пошлость и глупость, то они доведены до абсурда. Становится понятным и сам Гоголь с его болезнью. Он, Гоголь, и сам не отдавал себе отчет в том, что пишет. Поэтому в "Мертвых душах" меня когда-то поразили слова автора о том, что есть великая тайна в том, что Чичиков — его герой. Этой тайны не мог постичь и сам Гоголь.

Почитайте его письма к матери. На первый взгляд, они привлекают глубочайшим сыновним почтением и преданностью. Но эти качества настолько перехлестывают через край, что начинаешь ощущать — письма писал не взрослый ответственный человек, а слабый, избалованный мамочкой юноша, неспособный жить без ее опеки.

А позже его чванство в общении с русскими, когда он жил в Риме, купаясь в ореоле славы, наполовину придуманной им самим…

Он был рабом самого себя, рабом своего пустого и бессмысленного мастерства. "Старческим лицом, — пишет Розанов, он смеется из гроба: "Да, меня и нет, и не было! Я только показался…"

Может быть мой ограниченный "здравый" смысл потому и не может охватить Гоголя, что, кроме языка, охватывать нечего?