Чародейский рок. Чародей и сын - Кристофер Сташеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корделия поднесла ладони к ушам.
— Не смей! — крикнула Гвен. — Даже не вздумай трогать!
Корделия резко опустила руки.
— Но мамочка, это правда! Всем юным девушкам и парням нравится такая музыка!
— Что значит «всем»? — строго вопросила Гвен. — Много я видела молодежи, которой по сердцу красивая, приятная, нежная музыка, а здесь вижу жалкую горстку! С чего ты взяла, что таких много, кому этот треск по душе?
— Ну так… так священник говорит!
— Верно, красавица, верно! Не позволяй родителям командовать тобой! Думай за себя!
— Ага, думай за себя[42] и делай, что он тебе скажет! — с нескрываемым сарказмом воскликнул Род. — Так кто же тогда за тебя думает, а?
— Не слушай голоса взрослых, они не понимают юных, они противятся всему новому! — продолжал подзуживать Корделию Яго.
— На самом деле ничего особо нового я здесь не нахожу, — возразил Род. — Все то же самое, что мы слышали около Раннимеда — только фомче, объемнее, а по качеству хуже. Наверное, кто-то думает, что если про громкое и плохое говорить «Это хорошее!», то им все поверят.
— Но как мне доказать, что он не прав? — чуть не плача проговорила Корделия.
— А ты не доказывай. Просто скажи: «Нет!»
— Но ведь он же священник!
— Ты так думаешь? — прищурившись, вопросила Гвен. — Любой может напялить на себя монашескую сутану и выбрить макушку.
— Как вы смеете сомневаться в моем сане?
— Если они не усомнятся, это сделаю я! — прозвучал чей-то голос с оттенком стали.
Все в испуге подняли головы. Джеффри вскочил с земли, схватился за шпагу, побледнел. Незнакомцы подошли незамеченными в разгар спора.
Однако бояться их вроде бы не стоило. Это были двое монахов в простых коричневых сутанах ордена Святого Видикона, и лица у них были приятные, улыбчивые. Один из них был молодой, высокий, светловолосый, другому — полному, седоватому — на вид было под пятьдесят.
Дети вытаращили глаза. Грегори ухватился за юбку матери.
— Берегитесь! — взвизгнул монах в черном балахоне. — Это не настоящие монахи! Это слуги сатаны! Люди, не дайте им обмануть вас! Это демоны в человеческом обличье!
— Какая наглая ложь! — сурово воскликнул пожилой монах. — Мы — из ордена Святого Видикона! А ты? Что за облачение на тебе? К какому ордену ты принадлежишь?
— Мне никакие ордена не нужны! — выкрикнул Яго. — Я свободный человек! И я не стану слушаться тех, кто поклоняется идолам!
Он выхватил из складок балахона бутылочку, рывком выдернул пробку и выплеснул содержимое на монахов.
Разбрызгались серо-зеленые капли, Гэллоуглассы инстинктивно попятились.
Попятились и монахи. Лишь одна капля упала на сутану молодого монаха и прожгла в ткани дырку. Монах вскрикнул от боли, но сразу же устремил пристальный взгляд на ожог, и кожа на его бедре тут же стала здоровой.
— Вот! — вскричал Яго. — Видите? Видите? Зло сгорает там, где к нему прикасается святая вода!
— Это не святая вода, а колдовское зелье! — презрительно бросил пожилой монах. — Кто ты такой, чтобы уводить юные души с пути истинного?
— Уводить нас с пути истинного? — изумилась Корделия. — Но ведь он — священнослужитель!
— Нет, — заверил ее молодой монах. — Он самозванец, он воплощенный Порок, и его цель — искушать и совращать. Он Иуда, лжесвященник[43].
— Не верьте ему! — взвизгнул Яго. — Он говорит от имени тех, кто противится переменам!
— Мы желаем, чтобы все люди менялись, возлюбя ближних своих, — возразил пожилой монах, — а ты настраиваешь их друг против друга. — Он натянул цепочку, висевшую у него вокруг шеи, вынул медальон из-под сутаны, открыл крышечку. — Погляди на этот камень и сотвори зло, если сумеешь!
Лжесвященник вытаращил глаза в искреннем изумлении, но в следующий же миг его губы растянулись в волчьем оскале, и он издал жуткий хриплый вой.
А драгоценный самоцвет в оправе медальона, казалось, ожил. Он засветился, и Гэллоуглассы ощутили, как в нем запульсировала псионная энергия.
Лжесвященника эта пульсация заставила задрожать с головы до ног. И тут пожилой монах крикнул:
— Изыди!
Послышался резкий сухой взрыв, взметнулась пыль. А когда она осела, лжесвященника и след простыл.
Монахи облегченно вздохнули, пожилой закрыл крышечку медальона.
Корделия вытаращила глаза.
— Что это за волшебство?
— Волшебство того камня, что вставлен в медальон, — объяснил молодой монах. — Он способен преображать силу, которой пользуется любой чародей или волшебница. Этот лжесвященник был из тех чародеев, которые умеют заморочить голову добрым людям, чтобы заставить тех поверить в заведомую ложь.
— Чудесный камень взял эту силу и превратил ее в иную, — добавил пожилой монах. — А в какую — это уж я выбрал.
— А что это за камень? — восторженно спросил Грегори.
— Этот камень сотворил Верховный Чародей Грамерая, малыш.
— Твой камень? — Магнус изумленно уставился на отца.
Рука пожилого монаха замерла на защелке медальона.
— Так вы — Верховный Чародей?
— Меня зовут Род Гэллоугласс, — признался Род. — А это моя супруга, леди Гвендилон.
— Леди Гэллоугласс! — Пожилой монах учтиво поклонился. — Я — отец Телониус[44], а это — брат Дориан.
Молодой монах также склонил голову в поклоне.
Гвен слегка поклонилась в ответ и проговорила:
— А это наши дети — Магнус, Корделия, Джеффри и Грегори.
— А мы еще гадали, как же это четыре юные души уцелели в этом урагане соблазна, — покачал головой молодой монах. — Теперь ясно. Они были под вашей защитой.
Гвен улыбнулась и сказала:
— Тут дело больше не в волшебстве, а просто в том, что мы их родители.
Но отец Телониус возразил:
— Хорошо, если так. Но мы видели: очень многих детей увели с пути истинного такие, как этот Иуда, и они не послушались своих отцов и матерей. В стране развелось множество злодеев, которые готовы приспособить музыкальные камни для своих черных целей — жажды власти, к примеру. Есть и такие, которые питаются энергией молодых, как вампиры. Эти мерзавцы — великие циники, им знакомы самые примитивные, самые дурные человеческие побуждения. Пользуясь ими, они и соблазняют, и совращают молодых. Большинство родителей ни о чем таком и понятия не имеют. Им нечего надеяться на то, что они сумеют одолеть тех, кто всю свою жизнь посвятил совращению молодежи.
Магнус и Корделия обменялись затравленными взглядами.
— Но как же вы узнали, что этот священник — не настоящий? — спросил Джеффри.
— Он не проповедовал Слово Христово и Его Причастие, — ответил брат Дориан.
Джеффри этот аргумент не убедил. Подозрительно глядя на монахов, он осведомился:
— А нам как узнать, что вы — настоящие? Поймите меня верно: один нас уже обманул, так почему я должен верить другим?
— Я проповедую Христа и те чудеса, которые Он сотворил, — ответил ему отец Телониус. — И более всего я проповедую таинство Причастия, завещанное нам Христом. Мы принимаем Его тело и кровь в виде вина и хлеба. Такого объяснения вам достаточно?
— Боюсь, не совсем, — отозвался Род. — Надеюсь, вы извините меня, господа священнослужители, но, признаться, я до некоторой степени разделяю с моим сыном его недоверчивость.
— Рукоположенные члены ордена Святого Видикона, — зазвучал в голове у Рода голос Векса, — обучены хотя бы азам современной науки.
Род кивнул.
— В вашу религиозную проповедь я верю, святой отец, но не будете ли вы так любезны сформулировать начала термодинамики?
Брат Дориан широко раскрыл глаза, а отец Телониус спокойно улыбнулся и ответил:
— Первое правило гласит: «Количество энергии в замкнутой системе является постоянной величиной».
— Это можно сформулировать иначе, — добавил брат Дориан. — Люди не умеют создавать или разрушать энергию, они только изменяют ее, переводя из одной формы в другую — как сделал ваш камень.
Отец Телониус одобрительно кивнул и продолжил:
— Второе правило гласит: «При любом изменении состояния энергии ее энтропия может только увеличиваться».
— Мы должны всегда стремиться к гармонии и порядку, — негромко добавил брат Дориан, — но настанет день Конца Света и Второго Пришествия Христа.
— С научной точки зрения они совершенно правы, — услышал Род голос Векса, — но с богословскими выводами я мог бы и поспорить.
— Что ж, вы нас убедили, — сказал Род. — Вы настоящие. Извините за проверку, преподобные.
— Не стоит извинений, — ответил отец Телониус.
А брат Дориан пробормотал:
— Вот если бы молодежь точно так же проверяла слова тех, кого она слушает! Всегда полезно для начала подвергнуть авторитет сомнению.