Розамунда, любовница короля - Бертрис Смолл

Она взмахнула щеткой из щетины вепря и стала водить по волосам Розамунды, пока в рыжеватых прядях не засверкали золотистые отблески. Сегодня они останутся распущенными, ибо Розамунда была непорочна.

– Дядя Генри уже приехал? – нервно осведомилась она.

– Пока нет, и слава Богу! – колко бросила Мейбл. – Вряд ли он вынесет весть о том, что все его ухищрения ни к чему не привели. Впрочем, может, он еще и покажется.

Она отложила щетку и, взяв венок, возложила на голову Розамунде.

– Ну вот, ты готова, и я никогда еще не видела невесты прекраснее.

Розамунда повернулась и крепко обняла Мейбл.

– Я тебя люблю и никогда не смогу отблагодарить за то, что заменила мне мать, дорогая Мейбл. И до чего же ты сегодня хороша! Это платье, которое помогла тебе сшить Тилли?

Мейбл польщенно зарделась.

– Да, – кивнула она. – Наверное, оно чересчур роскошное для Фрайарсгейта, но я не хотела посрамить тебя в этот день.

Темно-синее платье Мейбл в самом деле было новым. В вырезе виднелись оборки белоснежной полотняной камизы. Манжеты длинных узких рукавов были немного светлее основной ткани. Поверх белоснежного чепца красовался еще один, в виде жесткого валика из голубого бархата с белой вуалью.

За окнами зазвонил колокол маленькой церкви, призывая всех на мессу. Женщины спустились вниз, где уже ждали Эдмунд и сэр Оуэн. На обоих были шоссы, прикрепленные к камзолам, и плащи. Шоссы Эдмунда были темно-синими, в тон наряду жены, зато жених расфрантился и надел трехцветные шоссы, с чередующимися полосами черного, белого и золотистого. Темно-красная мантия, отороченная черным мехом, и туфли с круглыми носами из черной кожи завершали свадебный наряд. Мягкий берет, собранный полосами, такими же, как на шоссах, красовался на голове.

При виде Розамунды лицо Оуэна осветилось радостью.

Она же взирала на него с удивлением, поскольку никогда до этой минуты не видела жениха столь элегантно одетым.

Обычно он, как и она, предпочитал более практичные костюмы.

– Как ты красив! – выдохнула она.

Оуэн взбежал по ступенькам и помог невесте сойти.

– А ты прелестнее всех невест на свете, любимая. И если я даже ослепну в это мгновение, твой образ навеки запечатлеется в моей памяти.

Он галантно поцеловал ей руку, взял под локоть и вывел на крыльцо.

Неожиданно, к их великому удивлению, во дворе появились трое шотландцев в килтах. Они играли на волынках и, похоже, приготовились вести в церковь невесту с женихом.

– Что это? – прошептала она Оуэну.

– Лэрд Клевенз-Карна и его братья были так добры, что приехали поиграть для нас, – спокойно пояснил Оуэн. – Надеюсь, ты поблагодаришь их позднее. На пиру.

– Но это невыносимо! – прошипела она.

– Он делает это отчасти для того, чтобы помириться с нами, и отчасти, чтобы позлить тебя, Розамунда, – хмыкнул Оуэн.

– Я же запретила ему приезжать!

Она побагровела от ярости и едва сдерживалась.

– Но ты же знала, что он поступит по-своему, – возразил Оуэн. – Будь великодушна, любимая. Логан Хепберн не сможет устоять против вызова, а ты, несомненно, бросила ему таковой своей решимостью и твердостью. Вряд ли до сих пор находилась женщина, которая не кинулась бы ему в объятия очертя голову. Что ни говори, а он поразительно красив и имел бы большой успех при дворе со своими волнистыми черными волосами, синими глазами и огромным ростом!

– Совершенно очевидно, что его никто не воспитывал и тем более не обучал добродетели сдержанности, – проворчала Розамунда.

– Очень скоро ты будешь моей женой, дорогая, И ничто не разлучит нас до самой смерти, – тихо ответил Оуэн. – Моя жизнь, шпага и сердце – твои, Розамунда. Что может предложить такого Логан Хепберн, чтобы ты покинула меня?

Не бойся, любимая, я защищу тебя, но скажи, перед тем как мы войдем в церковь: ты действительно этого хочешь? Это правда?

– Да, – без колебаний ответила Розамунда. – Только ты станешь моим мужем, Оуэн Мередит. Не знаю, почему Хепберн так меня раздражает.

– Всему виной его юношеский задор. В этом он похож на принца Генри. Именно его бесшабашность выводит тебя из равновесия.

– Музыка довольно приятная, – неохотно признала Розамунда, направляясь по тропинке, ведущей в церковь.

– Обязательно скажи им об этом на пиру, – посоветовал Оуэн. – Хепберн вознамерился довести тебя до бешенства, но если не попадешься на удочку, а мило поблагодаришь его, как дорогого друга и соседа, решившего сделать тебе одолжение, обещаю, Розамунда, ты сумеешь отыграться.

Девушка рассмеялась:

– Вижу, мне еще многому придется у тебя учиться, господин мой. Годы, проведенные на службе Тюдоров, не прошли даром.

Оуэн расплылся в улыбке:

– Мы, валлийцы, будем похитрее любого-шотландца. А уж эту троицу обвести вокруг пальца ничего не стоит.

По обе стороны дорожки толпились жители Фрайарсгейта. Налюбовавшись на невесту с женихом, они следовали за ними в церковь, которая скоро оказалась переполненной. Внутри помещение было украшено снопами и поздними летними цветами. На алтаре в канделябрах из полированной меди горели восковые свечи. В отличие от городских церквей, где между священником и паствой часто ставились резные деревянные перегородки, в здешней не было такого барьера между людьми и святым отцом. Тут даже стояло несколько рядов дубовых скамей. Жених с невестой и свидетели заняли первую.

Из ризницы появились священники. Отец Мата был одет в белый полотняный саккос, вышитый золотыми колосьями. Это праздничное облачение он обычно носил только на Пасху. Сквозь простые стрельчатые окна в свинцовых переплетах лился солнечный свет.

Розамунда подумала, что когда-нибудь вставит в окна витражи, как в королевской часовне и больших соборах, которые она видела на юге, но тут же устыдилась посторонних мыслей и стала слушать мессу.

Благословив прихожан, отец Мата поманил Розамунду и ее жениха и, когда они встали перед алтарем, начал тихо произносить слова венчальной службы. Оба дали священные обеты громкими, отчетливыми голосами, разнесшимися по всей церкви, голосами, в которых не звучало ни сомнений, ни колебаний.

Наконец молодой священник объявил их мужем и женой. Ричард Болтон с доброй улыбкой выступил вперед, чтобы благословить новобрачных. Оуэн Мередит поцеловал зарумянившуюся невесту, и народ Фрайарсгейта разразился радостными криками.

Их повели из церкви в дом под звуки волынок. Перед зданием были накрыты столы, по обеим сторонам которых стояли скамьи. Из зала вынесли высокий стол с резными дубовыми стульями для жениха и невесты. Слуги немедленно принялись открывать бочонки с элем и сидром, разносить миски с едой. Четверо юнцов вращали вертелы с насаженными на них бычьими тушами. Подавали все традиционные мучные блюда, как на прошлый праздник урожая, но поскольку пиршество было еще и свадебное, к ним добавили говядину, жирных каплунов, начиненных яблоками, хлебными крошками и шалфеем, густое кроличье рагу с кусочками моркови и лука-порея, плававшими в винной подливке, пироги с дичью и жареную баранину. Когда перед новобрачными появилось блюдо тонко нарезанной лососины на листьях кресс-салата, Розамунда удивленно спросила: