Розамунда, любовница короля - Бертрис Смолл

Во взгляде девушки светилось беспокойство. Оуэн легко коснулся ее щеки и, потянув за руку, усадил себе на колени.

– У меня не будет другой жены, кроме тебя, Розамунда Болтон, – заверил он. – Жизнь во Фрайарсгейте кажется мне раем после многолетних скитаний по чужим домам. И… – он нежно улыбнулся ей, – похоже, я питаю настоящую слабость к рыжеволосой девчонке с янтарными глазами, от взгляда которых мое сердце тает каждый раз, стоит мне посмотреть в них.

Он крепко поцеловал ее, и Розамунда счастливо вздохнула, чувствуя себя в полной безопасности в его сильных объятиях и жалея, что в присутствии дяди Оуэн не может ласкать ее, как в прошлый раз. Но ничего, осталось всего три дня!

Утро свадьбы выдалось необычайно жарким даже для лета. Над долиной повисло дымное марево. Небо казалось выцветшим лоскутом. Но праздник непременно состоится!

И следует соблюдать традиционные обычаи.

Розамунда, все еще в ночной сорочке, спустилась в зал с рассветом. Эдмунд принес ей четверть каравая, пролежавшего целый год, и она осторожно раскрошила его в маленькую керамическую миску. Потом босиком вышла во двор, покормила птиц и вернулась в дом, подготовиться к венчанию, которое должно было состояться сразу же после мессы. Дядя Ричард, прибывший накануне, поможет отцу Мате.

Мейбл прикатила в спальню дубовую лохань и наполнила горячей водой.

– Скорее, детка, – торопила она невесту, закалывая вымытые накануне волосы повыше, чтобы не намочить. – Ну вот, ты в последний раз переночевала в этой спальне.

Помню, как ты спала здесь маленькой девочкой.

Она шмыгнула носом и поспешно вытерла глаза рукавом.

– Но почему? Почему я должна оставить свою комнату? – удивилась Розамунда, снимая сорочку и ступая в воду, но тут же сообразила, в чем дело, и охнула. – Совсем забыла! Сегодня я вместе с мужем переберусь в хозяйские покои!

Они уже готовы?

Она взяла фланельку, мыло и принялась мыться.

– Разумеется, – чуть недовольно бросила Мейбл.

– Думаю, стоит сегодня надеть мой зеленый наряд, тот, что подарила Мег, – объявила Розамунда, притворяясь, будто ничего не замечает.

– Ни за что на свете! – негодующе воскликнула Мейбл. – Ты ведь невеста, девочка моя! Настоящая невеста. Платье, которое надевала твоя мама в церковь, все эти годы пролежало на чердаке. Я несколько дней возилась, переделывая, ею для тебя. Тилли научила меня, как перешить вышедший из моды наряд, чтобы он казался роскошным. Она призналась, что король, благослови его Господь, очень уж прижимист и медной монетки не даст на новые платья, если старые еще можно носить. И не могу сказать, что мне это не нравится. Тилли пришлось научиться орудовать иглой, поскольку ее хозяйка всегда старалась одеваться по последней моде.

– Уж это точно, – кивнула Розамунда. – Как же Мег ненавидела траур! О, Мейбл, спасибо! Я и не надеялась иметь подвенечный наряд для свадьбы с Оуэном! Что бы я делала без тебя?!

Из глаз девушки покатились слезы.

– Вымой лицо, детка, – хрипло велела Мейбл, потому что тоже едва удерживалась от слез. Розамунда была на ее попечении с колыбели, ибо ее мать не отличалась силой.

Ребенок Мейбл и Эдмунда умер, не дожив до года. Поэтому она стала кормить девочку грудью, почти не имея времени скорбеть по своей Джейн. Розамунда стала ее дочерью во всех смыслах слова, хотя не Мейбл ее родила.

– И шею тоже, – наставляла она, едва улыбаясь.

Розамунда счастливо хихикнула, принимаясь энергично тереть шею намыленной фланелькой. Облившись из кувшина, она встала, вышла из воды и взяла у Мейбл нагретое полотенце. Ей не терпелось увидеть свадебное платье.

Но сначала Мейбл вручила девушке тонкую полотняную камизу с отделанным кружевом вырезом, не таким маленьким, как у повседневной сорочки, чтобы ткань не была видна в декольте белого шелкового корсажа, который камеристка вышила серебряными узорами в виде роз и крошечных цветочков. Кружево выглядывало в декольте, прикрывая грудь. Рукава были длинными и узкими, Мейбл не переделывала их: некоторые вещи не меняются. Зато длинная юбка была уложена складками. Шелковые чулки придерживались над коленями подвязками с белыми розетками. Туфли с круглыми носками, сшитые из белой лайки, облегали узкие ступни.

– О, – пожаловалась девушка, – до чего жаль, что у Нас нет большого зеркала, как у Мег! Я хотя бы видела, как выгляжу!

Она грациозно повернулась.

– И мама надела это платье в день свадьбы?

– Да, – кивнула Мейбл. – Только верхняя юбка была длиннее и приподнималась, чтобы показать модную нижнюю, из жаккарда. Вырез сейчас глубже, и вышивки тогда не было. И все же наряда красивее в здешних местах никто не видывал. Говорят, отец твоей матери посылал за ним в Лондон, когда обручил единственную дочь с Гаем, наследником Фрайарсгейта. Я хорошо помню твою маму.

Мы были ровесницами. Как прелестно она выглядела! И как была бы счастлива, узнав, что ты надела ее платье в день своей свадьбы!

– Венчаясь с Хью, я была в зеленом, и, думаю, это принесло мне удачу, – задумчиво протянула Розамунда. – Я хорошо помню тот октябрьский день.

Мейбл кивнула:

– Генри Болтон думал навсегда приковать тебя к своей семье этим браком. Тебе в самом деле повезло с Хью Кэботом, девочка, но ты и сама это знаешь.

– Повезет и с Оуэном, – уверенно сказала Розамунда:

– Мег говорит, он меня любит. Как по-твоему, так ли это, или она просто меня утешает, чтобы я не боялась и не сердилась?

– Господи, девочка, неужели ты сама не видишь! – воскликнула Мейбл. – Это же ясно как Божий день! Конечно, любит! И с сегодняшнего дня тебе лучше попробовать тоже его полюбить. Супружеская жизнь становится куда приятнее и легче, если супруги любят друг друга.

– А ты? – выпалила Розамунда. – Ты любишь Эдмунда? Он когда-нибудь говорил, что любит тебя?

– Мой отец был здешним мельником. Мое детство прошло здесь, во Фрайарсгейте. Подобно тебе я была его единственным ребенком, и он хотел для меня хорошего мужа.

Вот и приглядел Эдмунда Болтона, которого его отец назначил здешним управителем. Правда, как ты знаешь, Эдмунд не мог унаследовать Фрайарсгейт. Все же твой дед любил всех своих отпрысков и пытался достойно их обеспечить. В те дни и я была хорошенькой. Как большинство молодых девушек. Но все знали, что и работница я усердная. Мой отец назначил мне щедрое приданое: пять серебряных монет, сундук с бельем, четыре платья, сорочки, чепцы, шерстяная накидка и пара крепких кожаных башмаков.

Он пошел к господину Фрайарсгейта и попросил его разрешения обручить меня с Эдмундом. Господин знал, что после смерти отца я унаследую все его имущество. Мама уже скончалась. Твой дед подарил нам коттедж. Любила ли я тогда Эдмунда? Сначала нет, но твоего дядю невозможно не полюбить. В один прекрасный день, ни с того ни с сего, не знаю почему, ибо никогда не смела спросить, Эдмунд говорит мне: «Я люблю тебя, Мейбл. А ты меня?» «Всем сердцем», – ответила я, вот и все. Больше мы никогда об этом не говорили, да и к чему пустая болтовня? Мы не из таких людей, кто любит много разговаривать. Он сказал это, и я сказала, и на этом конец. А теперь сиди смирно, пока я расчесываю тебе волосы. Марджери сделала тебе прелестный венок, как подобает невесте.