Дочь фараона - Георг Эберс

Он думал, думал – и не знал, какое наказание придумать для лицемерной женщины. Его месть не была бы удовлетворена ее смертью; он хотел изобрести что-нибудь похуже!

Не отправить ли ее обратно в Египет со срамом и позором? О, нет! Ведь она любит свое отечество, и родители приняли бы ее там с распростертыми объятиями. Или не лучше ли будет, после того как она сознается в своей вине (а он твердо решился добиться от нее признания), запереть вероломную в уединенную тюрьму или передать ее в руки Богеса в качестве служанки для его наложниц?

Вот это так! Этим способом он накажет вероломную лицемерку, которая осмелилась издеваться над ним, но лицезрения которой он все-таки не мог лишить себя.

Затем он сказал себе: «Бартия должен уехать отсюда, так как скорее могут соединиться между собой огонь и вода, чем этот баловень счастья и такое достойное сожаления существо, как я. Его потомки станут со временем делить между собой мои сокровища и носить мою корону; но покамест я еще царь и докажу, что царь не только по названию!»

Подобно молнии, сверкнула в его уме мысль о его гордом всемогущем величии. Исторгнутый из своих мечтаний к новой жизни, он, в припадке дикой страсти, швырнул свой золотой кубок на середину залы, так что вино брызнуло на его соседей, точно дождевой ливень, и воскликнул:

– Перестаньте болтать вздор и напрасно шуметь! Будем теперь, пьяные, держать военное совещание и обдумаем ответ, который мы должны дать массагетам. Тебя, Гистасп, в качестве старшего средь нас, я спрашиваю о твоем мнении.

Старый отец Дария отвечал:

– Мне кажется, что послы этого кочующего племени не оставили нам выбора. Нет смысла идти войной против пустынных степей; но так как наши войска уже готовы к походу и наши мечи слишком долго находились в бездействии, то война для нас необходима. Чтобы иметь возможность вести войну, нам недостает только врагов, а приобрести себе врагов, по-моему, самое легкое дело!

При этих словах персы разразились громкими кликами восторга; когда же шум утих, то Крез заговорил:

– Ты, Гистасп, такой же старик, как и я; но, как истый перс, ты умеешь находить счастье только в боях и битвах. Жезл, бывший когда-то знаком твоего звания главнокомандующего, теперь служит тебе опорой; а все-таки ты говоришь, точно юноша с кипучей кровью. Я допускаю, что врагов найти легко, но только глупцы будут стараться нарочно приобретать их. Тот, кто ради каприза создает себе врагов, похож на безумца, который наносит себе увечья. Когда у нас есть враги, тогда следует с ними сражаться, подобно тому как мудрецу приличествует мужественно встречать несчастье. Не станем грешить, друзья, и начинать неправую, ненавистную богам войну, а будем выжидать, пока с нами не поступят несправедливо, и тогда, с сознанием своей правоты, двинемся в бой, чтобы победить или умереть.

Негромкий шепот одобрения, перекрытый восклицанием: «Гистасп прав! Будем искать врага!», прервал речь старика.

Посланник Прексасп, за которым была очередь говорить, воскликнул смеясь:

– Послушаемся обоих благородных старцев: Креза – в том, что станем ожидать, пока нам не нанесут оскорбления, а Гистаспа – усилив свою чувствительность и положив за правило, что каждый, кто не пожелает с радостью называть себя членом великого государства, основанного нашим отцом Киром, должен считаться в числе врагов персидского народа. Например, нам следует спросить жителей Индии: будут ли они гордиться, подчинившись твоему скипетру, Камбис? Если они ответят отрицательно, то это будет означать, что они не любят нас, а кто не любит нас, тот наш враг.

– Все это не то! – воскликнул Зопир. – Мы должны начать войну во что бы то ни стало!

– Я держу сторону Креза! – воскликнул Гобриас.

– И я также! – проговорил благородный Атрабаз.

– Мы – за Гистаспа, – закричали герой Арасп, престарелый Интафернес и другие старые товарищи Кира по оружию.

– Не нужно войны против массагетов, бегущих от нас, но должна быть война во что бы то ни стало! – заревел полководец Мегабиз, ударив по столу своим тяжелым кулаком так, что золотая посуда зазвенела и несколько кубков опрокинулось.

– Не нужно войны против массагетов, которым сами боги отомстили за смерть Кира, – сказал верховный жрец Оропаст.

– Война, война! – ревели в диком беспорядке подвыпившие персы. С полным спокойствием и совершенно холодно прислушивался Камбис некоторое время к необузданному бешенству своих воинов, затем он встал со своего места и произнес громовым голосом:

– Замолчите и выслушайте вашего царя!

Эти слова подействовали магически на опьяневшую толпу. Даже наиболее пьяные послушались бессознательно приказания своего повелителя, который, возвысив голос, продолжал:

– Я не спрашиваю вас, желаете ли вы войны или мира, так как знаю, что всякий перс предпочитает воинские труды бесславному бездействию, – я хотел знать, что ответили бы вы на моем месте массагетам? Считаете ли вы, что душа моего отца, которому вы обязаны вашим величием, уже отомщена?

Глухой шепот одобрения, прерванный несколькими отрицательными возгласами, был ответом царю, на второй вопрос которого: «следует ли принять условия, предлагаемые явившимся в этот день посольством, и даровать мир народу, подвергшемуся каре богов?» – все присутствовавшие ответили вполне утвердительно.

– Вот это именно мне и хотелось знать, – продолжал Камбис. – Завтра мы, по старому обычаю, протрезвев, обсудим то, что было решено во время опьянения. Продолжайте пировать остаток ночи; я оставляю вас, но буду ждать при первом пении священной птицы Пародара у ворот Ваала, чтобы отправиться с вами на охоту.

С этими словами царь вышел из залы. Громовое «Победа царю!» понеслось ему вслед.

Евнух Богес незаметно выскользнул из залы раньше своего повелителя. На дворе он увидел маленького слугу садовника из висячих садов.

– Что тебе нужно? – спросил он его.

– Я должен кое-что передать царевичу Бартии.

– Бартии? Разве он просил у твоего господина семян или рассады? – Мальчик покачал загорелой головкой и плутовски улыбнулся.

– Итак, тебя послал кто-нибудь другой?

– Другая.

– А! Египтянка захотела передать через тебя что-нибудь своему деверю?

– А кто открыл это тебе?

– Нитетис говорила мне об этом. Давай мне, что у тебя есть; я сейчас передам это Бартии.

– Я не имею права отдавать это никому, кроме него самого.

– Давай сюда, я гораздо быстрее и лучше тебя исполню это поручение.

– Мне не приказано…

– Слушайся меня, или…

В эту минуту царь приблизился к спорившим. Богес на минуту задумался, а потом громким голосом крикнул стоявшим на часах у ворот биченосцам, приказывая им арестовать удивленного мальчика.

– Что тут такое? – спросил Камбис.

– Этот дерзкий, – отвечал евнух, – пробрался во дворец, чтобы передать Бартии поручение от твоей супруги, Нитетис.

При виде царя мальчик бросился на колени, касаясь земли лбом.

Камбис помертвел, глядя на несчастного посланца. Затем он обратился к евнуху и спросил:

– Чего желает египтянка от моего брата?

– Мальчик утверждает, что ему приказано отдать только самому Бартии то, что он принес.

При этих словах мальчик, глядя на царя умоляющим взором, подал ему маленький сверток папируса.

Камбис выхватил у него листок и в бешенстве топнул ногой, когда увидел греческий шрифт, который не мог прочитать.

Оправившись, он устремил на ребенка ужасный взгляд и спросил его:

– Кто передал это тебе?

– Служанка египетской госпожи, дочь мага, Мандана.

– И это назначалось моему брату Бартии?

– Она сказала, чтобы я передал этот листок прекрасному царевичу перед началом пиршества, вместе с поклоном от ее госпожи Нитетис, и сообщил ему…

От ярости и нетерпения царь топнул ногой, и мальчик так сильно испугался, что голос изменил ему и он с трудом мог продолжать:

– Царевич шел на пир рядом с тобой; тогда я не мог заговорить с ним. Теперь я ожидаю его здесь, так как Мандана обещала дать мне золотую монету, если я искусно исполню это поручение.

– Этого ты не сделал, – произнес громовым голосом Камбис, считавший себя жертвой низкого обмана. – Ты не сумел сделать этого! Эй, вы, телохранители, возьмите мальчишку!

Мальчик с видом мольбы глядел на царя и хотел что-то проговорить, но напрасно: с необычайной быстротой его схватили стражи, и царь, крупными шагами спешивший в свои комнаты, не слыхал уже его отчаянного вопля о милосердии и помиловании.

Следуя по пятам за царем, Богес потирал свои мясистые руки и тихо посмеивался про себя.

Когда раздеватели хотели приняться за свое дело, то царь с неудовольствием велел им немедленно удалиться.

Как только они вышли из комнаты, он позвал Богеса и сказал ему шепотом:

– Отныне я поручаю тебе присмотр за висячими садами и египтянкой. Смотри же, хорошенько стереги ее! Если какое-нибудь человеческое существо проберется к ней, или она получит какое-либо послание без моего ведома, то ты рискуешь жизнью!