Тайна Белой Розы (ЛП) - Пинтофф Стефани

Я пропустил еще несколько абзацев юридической терминологии, пока, наконец, не добрался до краткого изложения дела.

Судя по записям, Леруа Сандерс, плотник, работал в доме семьи Адамс в Фордхэме. Вскоре после того, как его работа на семью была завершена, их младшая дочь, Салли, исчезла.

Через неделю ее избитое, изуродованное тело было обнаружено в сарае в полумиле от дома. Сначала Леруа Сандерса просто подозревали, но после показаний его напарника подозрения переросли в уверенность.

Гарри Блотски показал, что Леруа уделял девочке чрезмерное внимание, и что он видел, как тот взял малышку за руку и повел куда-то в сторону от дома.

Апелляция оспаривала решение судьи первой инстанции, признавшего показания Блотски в последнюю минуту; апелляция была отклонена, а обвинительный приговор — оставлен в силе.

— Похоже, вам нужны эти две коробки, — пробормотал Джереми, сгибаясь под их тяжестью. — Хотите, я помогу вам найти что-нибудь конкретное?

— Спасибо, — кивнул я, жестом предлагая ему поставить коробки на пол. Я устроился на стуле между двумя стеллажами. — Я начну с этой коробки, а ты — со второй. Пожалуйста, обращай внимание на все, что кажется тебе необычным.

— Что значит «необычным»? — На его лице появилось озадаченное выражение. — Я не уверен, что смогу определить что-то необычное в уголовном деле.

— Просто полагайся на свой здравый смысл, — посоветовал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще. — Правовая база не так важна, как то, что обсуждали адвокаты, работающие над этим делом.

В течение следующего часа мы перечитали и просмотрели десятки заметок об этом деле — многие из них были написаны четким, уже знакомым мне почерком Алистера.

Как и в других делах, он продумал стратегию, а Хьюго и Ангус представили её в суде.

Алистер и Аллан Хартт были научными консультантами, явно предпочитая эту роль. У обоих было инстинктивное чутьё на то, какие доказательства будут наиболее убедительными в суде.

Но я не заметил ничего предосудительного. На самом деле, согласно всем уликам в коробке, окончательный приговор Леруа Сандерсу был полностью оправдан.

Именно Джереми отыскал единственную зацепку, которую можно было посчитать «необычной».

— Посмотрите на дату, когда впервые появился напарник Леруа, Гарри Блотски, и дал против него показания: декабрь 1878 года. Процесс уже подходил к концу, и потребовалось специальное разрешение судьи, чтобы позволить ему давать показания в последние дни разбирательства.

— Почему? — поинтересовался я.

— Ну, похоже, со времени первого допроса в полиции он изменил свои показания. А для обвинения это всегда проблема. Но адвокаты Джексон и Портер представили веские причины изменения показаний свидетеля, и судья дал своё разрешение.

— Каков был предмет спора?

Джереми снова пролистал бумаги.

— Судя по записям Алистера Синклера, Леруа угрожал Гарри, и тот боялся говорить правду до тех пор, пока не будет уверен, что правда удержит Леруа за решеткой до конца жизни.

— Вполне правдоподобно, разве нет? — Именно по этой причине моему участку порой было трудно собрать доказательства, которые могли осудить самых жестоких преступников: никто не хотел свидетельствовать против них и рисковать собственной жизнью и жизнью близких.

— Да, правдоподобно, — неуверенно кивнул Джереми.

Я снова задумался. Леруа обвинили и признали виновным в изнасиловании и убийстве ребенка. Как бы это ни было ужасно, нигде в его досье не было намека на то, что он представляет угрозу для других взрослых.

Алистер сам написал докладную записку, в которой утверждал, что у Леруа высока вероятность рецидива — другими словами, повторения подобного преступления. Но, по словам самого Алистера, Леруа представлял угрозу для несовершеннолетних. В эскизе художника Леруа был худощавым мужчиной, Гарри Блотски возвышался над ним. Неужели Гарри действительно боялся Леруа?

Я поблагодарил Джереми за помощь, не переставая ломать голову над этой странностью.

Стоило нам выйти из подвала, как к нам бросился довольный архивариус.

— Держу пари, что вы, ребята, ещё не слышали хороших новостей, поскольку все утро просидели внизу.

— Каких новостей? — поинтересовался я.

— Дрейсона схватили. Его нашли, пока он прятался в подвале какого-то опиумного притона в китайском квартале. Теперь в этом городе снова воцарятся справедливость и порядок, — радостно потёр руки архивариус. — Анархисты заплатят за то, что сделали.

Дрейсон, Джонатан Страпп и другие анархисты, несомненно, получат по заслугам. Комиссар об этом позаботится. Но в глубине души меня мучал вопрос: не произойдёт ли это путём сокрытия правды?

Не было никаких сомнений, что убийство судьи Джексона лежало в центре анархистских заговоров и политических конфликтов, но теперь я был убежден, что убийства судьи Портера и профессора Хартта тоже с ним связаны.

Их убийства отодвинули это дело далеко в прошлое, затронув скрытые тайны и столько личные проблемы, что я был уверен в кровной мести.

И если я не найду в ближайшее время этот мотив, то, боюсь, следующей прольется кровь Алистера. И мы никогда больше не узнаем правду.

ГЛАВА 25

Здание «Нью-Йорк Таймс», Таймс-сквер.

15:00.

— Давайте, ребята, за дело! У нас есть тридцать минут до начала пресс-конференции. Мы ведь хотим, чтобы «Трибюн» обошла нас, как на прошлой неделе?

Ира Зальцбург, толстый главный редактор «Нью-Йорк Таймс», с важным видом ходил по комнате, выкрикивая указания.

Одетый в свой фирменный желто-зеленый костюм, он остановился, чтобы проверить сначала одного репортера, затем другого, а затем направился в свой кабинет и закрыл стеклянную дверь.

В комнате находилось около пятидесяти репортеров, которые яростно стучали по клавишам пишущих машинок, стоявших на длинных рядах столов. Но ни один репортер не поднял головы.

Я пришел повидаться с Фрэнком Райли, репортером криминальной хроники, который прошлой весной помог мне раскрыть серию убийств в театральной среде. Тогда он поразил меня своим упорством — и если у кого-то и хватит решимости искать материал, который комиссар Бингем намеревается уничтожить, так это у Фрэнка.

Я только что звонил Малвани в полицейский участок, и он подтвердил то, что я знал с самого начала: комиссар планировал обвинить Дрейсона и других высокопоставленных анархистов, включая Джонатана, в убийстве судьи Джексона, судьи Портера и охранников, которые стали жертвами взрыва в «Гробнице». Указ комиссара гласил: собирать доказательства любыми средствами. И я знал, что это значит: козел отпущения для анархистского заговора будет важнее, чем раскрытие правды.

Вскоре я заметил Фрэнка — жилистого мужчину с темными волосами, зачесанными назад, работающего за первой пишущей машинкой слева. Никто даже не взглянул на меня, когда я направилась к нему через полкомнаты.

— Есть минутка, Фрэнк? — шёпотом поинтересовался я.

Он поднял глаза, и его раздражение сменилось удивлением.

— Зиль? Ты не вовремя. Здесь творится какое-то безумие. Мы печатаем специальный выпуск, и у меня есть полчаса, чтобы собрать материал о Дрейсоне и взрыве «Гробницы».

— У меня тоже мало времени, и мне нужна твоя помощь. Если я окажусь прав, ты будешь печатать совсем другую историю. — Я кивнул в сторону пишущей машинки.

Фрэнк отодвинул стул.

— Это настолько важно? Тогда найдём более спокойное место и поговорим.

— Как насчёт архива?

Райли приподнял брови.

— Здешние парни называют архив «газетным моргом». Иди за мной.

Он вывел меня из зала под недовольные возгласы других репортеров:

— Чёрт возьми, Фрэнк, нашёл время перекур устраивать! Хочешь, чтобы тебя уволили?

Райли отмахнулся от их замечаний, широко улыбнувшись:

— О своей работе беспокойтесь.