Любовник - Авраам Иехошуа

«Этот, – загорелся я, – сумеет быстро залезть на стену и, может быть, будет молчать».

Наим

И это было как сон, вся та пятница, сладкий сон, потому что я ночевал в ее доме, и ужинал, и завтракал вместе с ней, и до сих пор счастлив, хотя теперь и замешан, возможно, в чем-то уголовном.

Только я вошел утром в гараж, он схватил меня, как будто ждал, отвел в сторону и сказал, что я нужен ему для какой-то небольшой ночной работы. Он спросил, могу ли я не возвращаться сегодня ночью в деревню. Я ответил, что с этим все в порядке и что я могу остаться ночевать в гараже. А он сказал: «Зачем же в гараже, будешь ночевать у меня дома. Я позабочусь о тебе». У меня чуть ноги не подкосились от радости. В голове помутилось. Но я лишь слегка улыбнулся. А он добавил: «Только не болтай лишнего, ты умеешь держать язык за зубами?» «Ясно, не буду болтать, – сказал я ему, – сколько захотите, столько и буду молчать». Он посмотрел на меня, словно какой-то прибор испытывает. «Ты умеешь лазить?» «Куда?» – спрашиваю я. «Неважно, – замялся он, – потом увидишь. Что это у тебя в мешке?» Он даже не дал мне ответить, взял у меня из рук и заглянул внутрь, видит – лепешка и книга стихов Альтермана. Я думал – умру. Он вытащил книгу и спросил: «Что это?» «Книга», – ответил я ему. «Чья?» – «Это моя книга. Я иногда читаю ее». – «Ты читаешь ее?» Он поражен, смеется и снова кладет руку мне на голову, как в тот раз. Я вижу, как рабочие издали с любопытством смотрят на нас. Он полистал страницы, а заглавную не посмотрел. «Ты понимаешь, что там написано?» – «Иногда». И я быстро выхватил у него книгу. Он совсем загорелся, просто в восторг пришел, снова погладил меня, позволяя себе то, чего не позволял с другими – всегда остерегался, как бы не дотронуться до кого-нибудь и как бы кто-нибудь не дотронулся до него. Потом снова вытащил бумажник, набитый деньгами, словно тот все время мешает ему и он хочет от него избавиться. Вытащил бумажку в сто лир и сказал: «Пойди купи пижаму и зубную щетку и вернись сюда в четыре часа, после того как все уйдут. Я возьму тебя к себе. Скажу Хамиду, что сегодня ты не поедешь в деревню». «Но я ведь могу и сам добраться до вашего дома», – сказал я. А он удивился – откуда я знаю, где он живет. Забыл уже все. Я напомнил ему, что он однажды посылал меня туда за сумкой. Он не вспомнил, но сказал: «Ладно, приди туда к четырем». «Хорошо, – сказал я, – но какую пижаму мне купить?» Он рассмеялся: «Это пижама не для меня, а для тебя». Я и без него знал, просто так спросил, потому что совсем обалдел от радости. До чего счастливым почувствовал я себя вдруг.

И вот я с сотней лир в кармане пошел в город. Сначала пошатался по улицам, иду себе прямо по проезжей части, чуть под машину не попал. Все время нащупываю в кармане сто лир, стою посреди дороги и трогаю их, никогда не было у меня сразу так много денег. И хотя выдался холодный дождливый день, я чувствовал себя вольготно, как во время летних каникул. Бреду в толпе, просто так, без всякой цели, смотрю на хмурые лица евреев, постоянно озабоченных своей еврейской судьбой. И хотя небо хмурилось, я уже ощущал запах весны. Просто кричать хотелось от наполнявшей меня огромной радости. Еще немного, и я снова увижу эту девчонку и смогу влюбиться в нее наяву, а не только в мечтах. И я все шел и шел, прочесал почти весь город, и опять вернулся, теперь уже стал заходить в магазины, смотрю, что там продают, потому что кроме пижамы захотелось купить себе еще много чего. На этот раз я не отдам ему сдачу. Когда я входил, сразу догадывались, что я араб, и просили открыть мой мешок, чтобы посмотреть, что там внутри, даже лепешки ощупывали, нет ли там бомбы, тогда я быстро съел часть, а остальное выбросил вместе с мешочком, чтобы больше ко мне не приставали, а книгу положил за пазуху, так стало проще.

Насмотревшись на все витрины с игрушками, книгами, радиоприемниками и телевизорами, я начал искать магазины, где продают пижамы, но пижам в витринах не было, и я не знал, в какой магазин зайти. Не понимаю, почему это ему вздумалось, чтобы я купил именно пижаму, я спокойно мог поспать и в трусах, а на эти деньги купить что-нибудь более стоящее. Вдруг мне попался на глаза великолепный магазин одежды, в витрине которого были выставлены и пижамы, но без ценников. Я зашел в него и сразу же хотел выйти, потому что там было темно и не было ни души, но не успел я повернуться, как из темного угла появился какой-то худой старик. «Что тебе надо, мальчик?» Я сказал ему: «Пижаму». А он спросил: «А деньги у тебя есть?» Тогда я вынул синюю бумажку и показал ему.

И тут он взял меня за руку, не обращая внимания на мою грязную рабочую одежду; он даже не сообразил, что я араб. Ему только хотелось выманить у меня эту синюю бумажку, которую я сдуру показал, и он действительно забрал ее в конце концов. Стал вытаскивать из коробок самые разные пижамы из тонкой материи с вышивкой и отделкой, раскладывает передо мной пижаму за пижамой. А я стою и молчу, ничего не могу сказать, все как одна красивые. Потом он подошел ко мне, вытащил сантиметр, обмерил меня и велел раздеться. Я снял рубашку и свитер, и он надел на меня пижамную рубаху и подвел к зеркалу, чтобы я посмотрел, идет ли она мне. Потом снял ее и надел на меня другую. А пижамы одна лучше другой, с золотыми пуговицами, с бахромой разных цветов. Когда он увидел, что я совсем обалдел, он выбрал красную пижаму и сказал: «Вот эта тебе в самый раз», сложил ее, упаковал в коробку, завернул в бумагу и засунул в новый нейлоновый мешок, а потом осторожно, но настойчиво вытянул голубую бумажку, которую я крепко зажимал в руке, и ласково сказал: «Вот и все». И положил деньги в свой карман. Тут я понял, что сдачи мне не видать, но все-таки спросил еле слышным голосом: «Это стоит сто лир?» А он сказал: «Больше, но я сделал тебе скидку». Я стою расстроенно, не могу сдвинуться с места. А он улыбнулся и спросил: «Ты откуда, мальчик?»

Я вдруг испугался, что он обозлится из-за того, что так ухаживал за арабом.

– Я отсюда… недалеко…

– А твои родители? Откуда они?

– Из Польши… – ответил я не раздумывая, усвоив еще в школе, что все сионисты прибыли из Польши.

Я все стою, оплакиваю про себя сто лир, которые ушли у меня просто так, на одну пижаму. Пижама лежит передо мной в мешочке, но я даже не дотрагиваюсь до нее. Наконец я сказал: «Но мне нужно еще купить зубную щетку, мне нужна зубная щетка, я не могу купить такую дорогую пижаму».

И тогда он зашел за дверь, ведущую во внутреннее помещение магазина, и вышел оттуда через несколько секунд с зубной щеткой, тоже красной, но не совсем новой, сунул ее в мешочек и сказал: «Вот, мальчик, я даю тебе и щетку, иду на уступки». Увидев, что я все еще стою на месте, не в силах расстаться с деньгами, он сунул мне в руку мешок, вывел наружу, на панель, и закрыл за мной дверь.