С.С.С.М. - Марципана Конфитюр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот раз в десятом блоке, как обычно, воняло перегаром, табаком, немытым телом, капустой и тем, что обычно производит кишечник после ее употребления. Грязные тарелки с остатками вышеупомянутого кушанья громоздились на столе и, кажется, никому не мешали. Надзирателей в блоке было человек пятнадцать. Треть из них уже находилась в бессознательном состоянии и либо храпела за столом (как вариант: под столом), либо бессвязно подвывала бодрому маршу-фокстроту, льющемуся из радиотарелки: "Прощай, дорогая, помаши мне платком, я поехал в Шпляндию! Траляля, ах, траляля, поехал в Шпляндию! Напишу тебе из полка, я поехал в Шпляндию, жди меня, вернусь с подарками!". Те, кто еще хоть что-то соображал, увлеченно глотали какую-то гадость из алюминиевых кружек. Не пили только двое: Франц и Густав. Эти отличались от остальных тем, что чистили ногти, любили вести философские разговоры и единственные во всем лагере могли сформулировать, чем же именно им нравится фашизм. В надсмотрщики они подались не от нищеты, а продуманно, по идейным соображениям. С заключенными тоже расправлялись по-научному, с выдумкой, изощренно. Сейчас эта парочка обсуждала проблему перенаселенности планеты и ждала, когда вскипит чайник, стоящий на примусе, чтобы заварить свой эрзац-кофе: отвратительный коричневый порошок с ароматом горящей помойки, неизвестный жителям Краснострании, но здесь, в условиях капиталистической диктатуры, считавшейся одним из достижений "прогресса". Гудрун, как всегда, изображала из себя образцовую хозяйку: поливала наоконные фикусы, произраставшие в маленьких круглых баночках из-под "Циклона-Б", поочередно сгоняла мух с каждого из трех портретов Щпицрутена, "украшавших" убогое помещение, и довольно хихикала, получая шлепок по заду то от одного надсмотрщика, то от другого. Вместо форменной фуражки на ее голове красовалась шляпка-клош, еще с утра принадлежавшая какой-то заключенной.
Марш-фокстрот сменился военной сводкой.
— Интересно, долго еще будет эта война? — спросил один из назирателей.
— Месяца четыре, не меньше, — с умным видом заверил его Франц.
— Шпицрутен обещает, что все закончится в пять недель!
— Говорю вам, не меньше четырех месяцев! Вспомните, что было в Империалистическую!
— Ну-у-у, приятель, ну ты загнул! Империалистическая война длилась несколько лет! Нет, такого нам больше надо!
— А такого больше и не будет. Это не начало века, в конце концов! Тогда у нас были только броневики, а теперь есть танки! И лучестрелы вместо винтовок! Не говоря уж об авиации.
— А мне вот интересно, — раздался голос из другого конца блока. — Из Фратрии нам кого-нибудь привезут или как?
— Для фратриатов есть лагеря и поближе… А тебе-то они зачем понадобились?
— Девки у них там красивые, говорят.
— Ха-ха, приятель, зачем тебе фратрийские девки? Смотри, вон, как наша Гудрун вокруг тебя увивается!
— Эй, ты, попридержи-ка язык, придурок! Ни вокруг кого я не увиваюсь!
— Ладно, уж и пошутить-то нельзя… И потом, у меня есть глаза!
— Захлопни пасть, кому сказала!?
— Тихо-тихо, ребята! — вмешался Краслен. — Смотрите-ка, у вас уже чайник вскипел, пока вы тут ругаетесь!
— С Гудрун шутки плохи, — заметил толстый надсмотрщик, развлекавшийся напяливанием на нос складного пенсе, отнятого у шпляндского интеллигента ("Мартышка и очки" — назвал его Кирпичников про себя). — Неплохие у меня стеклышки появились, а? Вылитый император, ха-ха!
— Я тоже обзавелся сегодня одной забавной вещицей! — заметил его сосед. — Членский билет компартии! Тот парень сегодня утром вцепился в нее как в тысячекроновый билет! Каких только шизоидов земля не таскает!
На стол между грязной тарелкой и кружкой с самогоном шлепнулась красная книжица. Немытые руки потянулись к ней. "Забавная вещица" пошла по кругу, вызывая хохот надзирателей. Один "остроумно" предлагал подтереться документом, другой хотел заставить хозяина съесть его, третий стремился объединить то и другое… Когда очередь дошла до Краслена, он развернул удостоверение и сразу же узнал по фото того гордого паренька, так похожего на себя. "Франтишек Конопка" — значилось в строках "Имя" и "Фамилия". Двадцать лет. В партии с восемнадцати.
— Здоровый пацан, — заметил Кирпичников. — Спортом, наверное, занимается. Фирма Арендзее таких ищет для своих экспериментов.
— Угадал, Зиммель, туда его и отправим, — сказал старший надзиратель. — Завтра же утром потопает к фармацевтам.
— Ну и правильно! — ответил псевдо-Курт. — А можно кофе?
— Эй, женщина, налей-ка кофейку нашему новенькому! — крикнул Франц.
— Пошел к черту! Некогда мне вас обслуживать! У меня через пять минут дежурство начинается!
Гудрун сменила шляпку на фуражку, подошла к двери, нажала на ручку, но открыть ее не смогла: будто что-то навалилось с той стороны. Нажала сильнее. Потом пнула дверь своим опытным сапогом. Один раз, другой, третий. С той стороны что-то грузно свалилось. Между дверью и косяком образовалась, наконец, небольшая щель, в которую надсмотрщица смогла протиснуться.
— Черт подери!!! — заорала она уже с улицы, яростно пиная что-то мягкое. — Чтоб тебе, рыжая морда! Не мог пойти сдохнуть в другом месте?!
***
В полночь младший надсмотрщик Курт Зиммель слез со своей койки и зачем-то стал натягивать форму.
— Ну, чего тебе не спится? — пробурчал сосед с верхней полки.
— В сортир хочу.
— Вот дурила! Одеваться-то для этого зачем?
— Я так стесняюсь.
Сонный смешок соседа получился больше похожим на хрюк. Через минуту он уже снова храпел. Кирпичников тщательно застегнулся, не забыл табельное оружие и вышел на улицу.
Ночной воздух был чистым и сладким. Над концлагерем Мюнненбах светили те же звезды, что и над Правдогорском.
Барак, в котором ночевал Франтишек, Краслен выследил еще с утра, на первом построении. Положение надсмотрщика позволило войти туда, не вызывая особенных подозрений.
— Конопка! — грозно выкрикнул Кирпичников, пройдясь между рядами спальных отсеков. — Конопка! На выход, Конопка!
Одна из двадцати пар ног, свисавших с пятой полки восемнадцатого ряда правой стороны, зашевелилась. Потом появилась голова, так похожая на Красленову.
— На выход! — по-брюннски сказал надзиратель. — Конопка, на выход!
Лысые головы зашептались. Видимо, объясняли коммунисту смысл иностранных слов. Через минуту парень спрыгнул с полки и с вызовом взглянул на Кирпичникова. Ни тени страха не было в глазах борца за народ — хотя в том, что ночной визитер явился, чтобы убить Конопку, наверняка был уверен весь барак.
— Оденься! — строго приказал Кирпичников.
Парню перевели. С
