Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России - Стивен Коен

Предполагавшийся переход России к процветанию, стабильности и демократии в годы правления Ельцина завершился беспрецедентным экономическим спадом, гуманитарной катастрофой, гражданской войной, ядерной нестабильностью и, наконец, приходом в Кремль офицера КГБ — едва ли это соответствовало тому, что было предсказано специалистами по России. Но, как мы видели, даже это не изменило их мнения ни по одному из принципиальных вопросов. Неизменным остаётся стандартное повествование о «России, совершающей исторический переход»; и чтобы объяснить появление Путина и его первые шаги, рассказ лишь чуть-чуть подновили.

Разумеется, отставку Ельцина и приход Путина к власти использовали как повод, чтобы придать этим заезженным штампам новую жизнь. Написанное по этому случаю главными редакторами «New York Times» и «Washington Post» читается как апология ельцинской эпохе и её отражения их изданиями. Российские богатства были разграблены, её народ доведён до нищеты, а корреспондент «Post» заверял читателей, что у Ельцина «на первом месте стоит любовь к стране». Видный американский специалист по России — как и бывший посол США в Москве, и заслуженный историк — сочли возможным оправдать жестокую войну Путина в Чечне. А известный гарвардский экономист из числа вдохновителей крестового похода продолжает обвинять своих критиков в «позорной наивности либо цинизме». Молодые транзитологи тоже не желают отказываться от своих шаблонов, а один из них даже призвал американское правительство признать «моральное право» Кремля на войну в Чечне{298}.

Американские комментарии по поводу трагедии подводной лодки «Курск» также косвенно подтвердили, что ельцинская эпоха в истории посткоммунистической России является для американцев своего рода «священной коровой». Пространные описания продолжали носить не менее идеологический и проповеднический характер, чем те, что появлялись в течение 90-х гг. Создавалось впечатление, что американское правительство само никогда не теряло ядерную подводную лодку вместе с экипажем, не ставило интересы «великой державы» выше трагедии жертв и их семей, не скрывало стратегическую информацию во имя национальной безопасности, а в данной ситуации имело больше прав, чем русские, рыскать в Баренцевом море. Саму катастрофу американцы объясняли любыми причинами, от советского опыта до путинского руководства, кроме наследия ельцинской эпохи, когда благодаря «реформам», осуществляемых с помощью США, ядерный комплекс России остался без должного содержания и контроля. Однако об этом ни слова не было сказано.

Не произошло в 2000 г. и какого-либо пересмотра политики крестового похода, несмотря на многочисленные свидетельства того, что, как заметил один наблюдатель, «Россия глотает эти “миссионерские” усилия целиком, не жуя». Всё равно, любое попятное движение, объясняют нам, происходит «не из-за того, что мы не справились с Россией». Эксперт из «Business Week» продолжает аплодировать «шоковым терапевтам» из Гарварда и их роли в российской приватизации — «одной из наиболее успешных реформ эпохи Ельцина», которую большинство российских граждан отождествляет с грабежом и разорением. А американские корреспонденты и инвесторы в Москве до сих пор тоскуют по идеальному, с их точки зрения, кремлёвскому чиновнику: безупречному «либералу», «говорящему по-английски приверженцу рыночной экономики, который внимательно прислушивается к финансовой конъюнктуре».

А чтобы не возникало никаких сомнений по поводу американского крестового похода, заслуженный политолог снова предостерегает нас против «иллюзий по поводу того, что у России может быть какой-то “третий путь”», между советским прошлым и американскими рецептами. Международный обозреватель «New York Times» вновь убеждает своих читателей, что, вопреки данным опросов общественного мнения, «большинство россиян хотело бы сегодня, чтобы Россия походила на Америку». В то же время, новое поколение американских транзитологов, выглядит явно озабоченным: в свете провалов МВФ в 90-е гг. может «не остаться инструмента, при помощи которого можно будет управлять движением России к рыночной реформе». А один американский миллиардер был даже глубоко разочарован, но лишь тем, что крестовый поход не принял форму более непосредственного вмешательства. Исправить этот недостаток путём установления американской финансовой опеки над российским обществом советует американскому Сенату один учёный из Вашингтона. Ему вторит редактор «Washington Post», восклицающий: «Да, вмешивайтесь в российские дела»{299}.

Хуже всего, что в новый ядерный век американские специалисты по России вступают как во сне. Они, очевидно, не отдают отчёта в том, что фатальные угрозы, исходящие от изучаемой ими страны, теперь превышают всё, что известно истории. Давая пояснения комитету Сената США о ситуации в послеельциновской России, два ведущих представителя экспертных организаций даже не упомянули об этих нарастающих угрозах. Руководитель программы изучения России ведущего университета США заклеймил как «неосоветизм» предложения по стабилизации экономического положения в России. По словам репортера, расширение НАТО стало «триумфом» США, хотя этот шаг явно увеличивал ядерную угрозу. Международный обозреватель рекомендует избрать «по отношению к России политику сдерживания», игнорируя тот очевидный факт, что карантин не позволит предотвратить ни ядерные взрывы, ни ошибочные запуски ракет{300}.

Читатель вправе думать, что мнение «болтающего класса», как иногда именуют нас англичане, не столь уж существенно, ибо от него ничего не зависит. И будет прав в одном немаловажном отношении. Только американский президент благодаря данной ему власти и лидерству может дать старт новой российской политике, способной обуздать растущие угрозы. Но и здесь тоже почти все новости плохие.

В ответ на недостойный уход Ельцина администрация Клинтона вновь подтвердила необходимость политики опеки. «Сам факт отсутствия ясности относительно будущего России… в умах её собственных граждан и лидеров», — заявил высший чиновник американской администрации, «требует большей ясности от политики США». Потеряв Ельцина, служившего администрации «олицетворением российских реформ», она быстро назначила на эту роль Путина, сердито отмахнувшись от «всего этого лепета о КГБ».

Сам президент Клинтон остаётся всё тем же миссионером, что и прежде. Во время визита в Москву в июне 2000 г. он, как сообщали агентства новостей, был «настроен поучать». Обращаясь к российскому парламенту, он признал: «Американцы должны преодолеть в себе искушение думать, будто у них есть ответы на все вопросы»; однако, согласно другому сообщению, немедленно после этого «перешёл к длинному перечню рекомендаций, который выглядел так, как если бы это было перенесённым на российскую почву посланием президента к конгрессу»{301}.

По мере того, как полномочия Клинтона и его администрации подходили к концу, в Вашингтоне продолжали вопреки всему, настаивать, что крестовый поход, начатый 8 лет назад, ещё не кончился. Посткоммунистическая Россия, объясняли нам, просто нуждается в дальнейших «реформах». Новые реформы, однако, ничем не отличались в понимании администрации от реформ 90-х гг.: та же «шоковая терапия», основанная на финансовой помощи американского правительства и ведущих международных организаций, которая уже привела к дестабилизации крупнейшей в мире ядерной державы. По свидетельству одного специалиста, даже само слово «постепенность» оказалось выброшено из лексикона транзитологов{302}.

Ближе к концу 2000 г. подконтрольный Соединённым Штатам МВФ, который, как видно, десятилетия неудач ничему не научило, вновь заявил: «В целом стратегия экономических реформ в России является правильной… Россия не должна помышлять об изменении стратегии». (Президент одного международного кредитного банка также не увидел причин для возобновления дискуссии о стратегии). Рассматривая Путина как шанс для «второй попытки», Вашингтон постарался оказать влияние на подбор его экономических министров, как он делал это при Ельцине, побуждая назначить «подлинных реформаторов», — подобных тем, которые уже привели Россию к кризису и массовому обнищанию в 90-е гг.{303}. Одним словом, это было одно сплошное дежа вю.

Согласно демократической теории, избрание нового американского президента должно предусматривать серьёзную дискуссию о неудачах предыдущей политики. К сожалению, дискуссия о России и российской политике в ходе президентской кампании 2000 г. оказалась мимолетной и отрывочной. Ни один из двух основных кандидатов не продемонстрировал понимания подлинных масштабов и глубины ядерной угрозы, растущей внутри России, и её социально-экономических причин. А средства массовой информации не захотели поднимать эти вопросы.