Кровь за кровь - Виталий Гладкий

Дом, где жил Лева, я помнил с детства. В свое время это было престижное строение, где жили в основном люди творческих профессий – папаша Берман работал режиссером в драмтеатре. Городскую шпану сюда не пускали, но во дворе дома какая-то строительная организация соорудила детскую игровую площадку, венцом которой являлся самый настоящий замок в миниатюре, сложенный из дикого камня, и мы всеми правдами и неправдами проникали в его крохотные кельи, чтобы всласть пофантазировать и насладиться запретным плодом курения. Нас гоняли – и дворники, и менты – но кто и что может остановить бесшабашную юность?

Сейчас дом обветшал и даже, как мне показалось в сумерках, сгорбился, игрушечный замок рачительные несуны растаскали по камешку для строительства сортиров камерного типа на своих загородных фазендах, а старые тополя усохли и теперь напоминали подвешенные к небу за хвост скелеты огромных рыбин. Людей во дворе было немного, не то что в прежние времена, когда и стар, и млад спускались со своих колоколен на грешную землю, чтобы обсудить свежие новости и очень осторожно, под большим секретом, рассказать очередной анекдот о дряхлых кремлевских старцах, теснящихся в очереди к катафалку. Бродячие псы тоскливыми взглядами провожали наполненные снедью пластиковые пакеты, отягощавшие руки жильцов, спешащих укрыться за металлическими дверями квартир, летучие мыши чертили пока еще серое небо черными молниями, а одинокий сибирский кот в ошейнике, которого вывела на прогулку чопорная грымза, горящими изумрудной зеленью глазами беспокойно высматривал бездомных подружек, прячущихся по подвалам и чердакам в ожидание ночной охоты. Все было как прежде, за исключением того, что многое виделось не так, как в юности, а совсем по другому.

Окна квартиры Бермана, как я и ожидал, оказались зашторены. Она находилась на третьем этаже и во двор выходил только крохотный балкончик, прихоть какого-то чиновного идиота от архитектуры с красным партбилетом в кармане. На балконе с трудом мог поместиться лишь один человек и то если он был тонкий, звонкий и прозрачный. Мне доводилось бывать в таких домах. Чтобы выйти покурить на свежем воздухе, нужно было ждать свой черед добрых полчаса – и это если компания не превышала десяти человек.

Похоже, таким ненавязчивым способом советского человека приучали к бесконечным очередям за продуктами, шмотками и в начальственные кабинеты начиная с собственного жилища.

Я поднялся не лифтом – старым, дребезжащим уродцем, заключенным в сетчатую клетку – а по широкому лестничному маршу. Здесь мысль архитектора мне была понятна, в отличие от его последователей, проектирующих новые здания с немыслимо узкими лестничными пролетами – финишная прямая дороги в светлое коммунистическое будущее должна быть максимально удобной и помпезной.

Мне пришлось давить на кнопку звонка минут пять. Молчание за дверью меня не пугало, а только раззадоривало. Я не думал, что Лева и впрямь лежит в полном отрубе. Похоже, он просто прятался в своей обители от чего-то, пока мне неизвестного.

Наконец я услышал по другую сторону широкой деревянной двери какой-то шорох.

– Лева, это я, Стас! – теперь я уже пнул дверь ногой. – Открывай, я знаю, что ты меня слышишь.

Ответом мне было молчание. Но я точно знал, что маэстро никуда не ушел, а стоит, притаившись, и, как обычно, когда он сильно нервничает, грызет ногти.

– Дружище, я все равно не уйду. Открой, есть разговор. А иначе залезу через окно. Я так и сделаю, ты меня знаешь.

За дверью послышался крепкий мужской матерок, затем щелкнул замок и на пороге появился Лева, одетый совсем не по домашнему – в светлый костюм и черную рубашку.

– Тебе чего? – неприветливо буркнул он, не высказывая ни малейшего желания пропустить меня внутрь.

– Я апельсины принес, – изобразив повышенную степень радушия, я ткнул ему в руки пакет с цитрусовыми. – Пришел навестить больного.

– Навестил? А теперь иди своей дорогой. За апельсины спасибо – И он сделал попытку закрыть дверь.

Я быстро шагнул вперед и, легко отстранив Бермана, оказался в просторной прихожей.

– Лева, так не поступают с друзьями. Я ведь сказал – нужно побазарить.

– Стас, это хамство… – начал было Лева, но я его перебил.

– Если причина твоей болезни та, что я думаю, то ты в большой опасности. И ради бога, не лепи горбатого хоть передо мной. Закрывай дверь и ставь чай. Разговор может быть длинным и не очень приятным.

Лева посмотрел на меня, как рублем подарил. Но дверь все же замкнул и решительно потащил меня на кухню. Однако, я уже почуял, что стою на верном пути. След был свежий, горячий и пах дорогими французскими духами.

Кроме чая, оказавшимся крепким бразильским кофе, Лева угостил меня и хорошим армянским коньяком. Правда, он, вместо солидной тары, поставил какие-то серебряные рюмки-огрызки, похожие на наперстки, но я, не мудрствуя лукаво, быстро поменял свою на небольшой бокал. Маэстро лишь скривился негодующе, однако бурлящие в глубине души негативные эмоции не высказал.

Выпили, покурили. Помолчали. Лева сидел будто на горящих угольях; его так и подмывало дать мне пинка под зад и выпроводить восвояси.

– Что ты хотел мне сказать? – наконец не выдержал затянувшейся паузы Берман.

– А то, что двум мужикам, когда в доме находится дама, неприлично игнорировать ее присутствие. Тем более, если они пьют кофе и закусывают коньяком.

Леву, казалось, хватил удар. Он смотрел на меня, беззвучно открывая и закрывая рот, но вместо слов из его горла слышалось лишь сипение.

– Как… Откуда?.. – наконец прорвался хрип, закончившийся кашлем.

– От верблюда. – Я ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом. – Элла! – я врубил свой голос на полную мощность. – Присоединяйтесь к нам. Здесь все свои, к чему буржуазный политес?

Она и впрямь была решительной и мужественной девушкой. Появившись на пороге кухни, Элла одарила меня ослепительной улыбкой и непринужденно уселась рядом с Левой, показав мне свои ну просто офигенные ножки аж до того самого места, откуда они растут. Картина, прямо скажу, была впечатляющей. У меня даже пульс участился.

– Стас… – Я церемонно склонил голову, вызвав у Левы пароксизм ревности. – Большой поклонник ваших талантов.

Она рассмеялась – как серебро по полу рассыпала.

– Лева, он такой чудной… – Девушка прильнула к Берману так, как это умеют делать большие профессионалки.

Неужто она не участвовала в постановке на квартире Храпова и ей незнакома моя личность? В это мне почему-то верилось с трудом. Но если Элла играет, то она и впрямь очень серьезный противник, несмотря на свою женскую сущность.

– Да, ребята, я очень чудной. А сегодня ну просто записной комик. Есть предложение вмазать грамм по сто. Для хорошего разговора… – Я испытующе заглянул в черные глаза девушки.

Однако в них я прочитал лишь обычное женское кокетство и абсолютную невозмутимость. Ну и штучка…

Мы выпили и зажевали лимонными дольками. Лева сразу же задымил, как паровоз русского умельца Черепанова; Элла тоже закурила длинную и тонкую сигарету. Она все так же безмятежно смотрела на меня несколько увлажнившимися от спиртного глазами и нежно теребила остатки волос на голове Бермана.

– Что ты там трепался насчет опасности? – осторожно спросил Лева, бросив быстрый взгляд на девушку.

– Разве? – почти натурально удивился я, и заметил, как Элла, которая, похоже, не слышала наш разговор в прихожей, вдруг изменилась в лице.

– Стас, не тяни кота за хвост! – рассердился Берман. – Говори, с чем пришел, и катись. Сам видишь, – он обнял Эллу за талию, – мне не до тебя.

– А на дорожку? – Я критически посмотрел на опустевшую бутылку. – Не забывай, Лева, обычаи своей первой родины… или второй? Извини, я немного путаю грешное с праведным.

– Вот сукин сын… – Берман полез в шкафчик за доппайком. – Ты, Стас, если раскалываешь клиента, то всегда на полную катушку.

– Что, жаба задавила? – спросил я, посмеиваясь. – Или зарплату зажали? Не жмись, все там будем…

Верно говорят: не буди нечистого, когда он спит. Несмотря на то, что атмосфера вполне дружеского застолья располагала к безмятежности, все мои чувства были обострены до предела. Возможно, на меня дурно влияла сияющая, нежная дива, угнездившаяся возле размякшего от ее близости Левы. Я видел милую танцовщицу в несколько иной ипостаси, а потому все эти женские штучки с улыбочками, томными, многообещающими взглядами и ужимками на меня не действовали. Я был на охоте, притом пока не знал, кем являюсь – стрелком или дичью, а потому старался не обольщаться покоем, готовым в любой момент разбиться вдребезги как мой хрустальный бокал.

В прихожей явно кто-то был. Не знаю, каким макаром открыли замок – все было проделано совершенно бесшумно и быстро, но легкий и уже знакомый скрип входной двери подсказал мне, что на дорожку придется пить в другом месте. Если вообще придется…