Привратник Бездны - Сергей Сибирцев

Начало всему в этом бренном иерархическом мире, - он, который начальник!

Отнюдь, если следовать ученой логике, то любое начало как раз принадлежит всегда и поныне подневольному-подчиненному, потому что в отсутствии рутинного начального дела-ремесла, - которым владеет исключительно он, который подневольный, - никогда не быть (и не стать) владетелю - в л а д е т е л е м...

Но в начале было Слово, говорит Библия, а первое слово всегда говорит он, который владетель...

В сущности, все вышеизмышленное чистой воды идиософизм.

То есть к подобным ученоподобным умозаключениям могут снизойти исключительные индивидуумы, владеющие истинной... сумасшедшинкой.

Пока я занимал свои серые извилины пресными доморощенными выкладками, - занимал, впрочем, для одной немудрящей цели - не утерять контроля над своим тленным (и, в сущности, давно подневольным) разумом, над которым молчаливо ласково колдовали черные незнакомые лайковые пальцы, стянутые омерзительно тикающими розовыми перепонками, - произошло некое событие, недобровольным участником и созерцателем которого мне пришлось стать...

Траурный униформист, с ритуальной отстраненностью, без устали совершал некие загадочные пассы над моей безрадостной оцепенелой физиономией, как вдруг...

Вдруг, со всей отчетливостью, - со всем животным телепатическим (разбуженным) чувством загнанного зверя-шатуна, - я понял: если и дальше не посмею сопротивляться - быть мне инвалидом умственного труда, постоянным местожительством которого станет - желтый дом, палата №6 и прочие желтые "кукушкины" гнездовища-стационары...

И я отдался на волю чистого звериного чувства, в котором, оказывается, преобладала атавистическая маловразумительная бесчувственность неандертальца...

То есть, я обнаружил внутри своей, закомпклексованной (вернее, частично укомплектованной человеческой культурой), натуры одного из тех половозрелых индивидуалистов, которые числятся по психиатрическому корпусу - маньячные наклонности и психоаномалии...

А в этих приятелях, в минуты отчаянной опасности, просыпается куражливая фантасмагорическая мощь, помогающая носителю сего скрытого подспудного резерва выжить там, где нормальному приличному и почтенному обывателю не представляется возможным...

Не открывая глаз, полагаясь лишь на чутье, я изготовился и...

И черно-розовая пульсирующая перепончатая длань униформиста оказалась частично поглощенной моей внезапно (якобы) взбесившейся пастью...

Не разжимая осатанелых челюстей, по-волчьи перехватил растерявшуюся напрягшуюся кисть поудобнее... Поудобнее, разумеется, не для чревоугодного удовлетворения, - всего лишь, для нехирургического ампутирования-отрыва ее от основной затрепетавшей человеческой десницы...

Проминая зубами кожаные лайковые покровы, погружаясь клыками в полоненную ладонь, я все еще медлил с отворением собственных глаз, и медлил не в связи с отменной куражливостью, или, наоборот, в виду возникшей боязливости, - оказалось, что при затворенных веках мое зрение чудесным сакральным (прокловским) образом обострилось, границы видения расширились необозримо!

Я имел возможность чрезвычайно незамутненно созерцать, - и перед собою, и в любом отличном от нормального взора месте - лицо, фигуру и все превентивные действия неприятеля...

Видимо, каким-то чудовищным усилием воли я сумел разбудить тот вечно нелегальный мифический искусный "третий" глаз, который докладывал моему рассудку неизмеримо больше, чем при обычном впередсмотрении неприкрытыми зрачками...

Под тискающимися странно неутомимыми нечувствительными зубами я, наконец, почувствовал - вместо кислой мертвой лайки, - живую волглую приторно кровянистую плоть и кость...

Притом, что я мучил правую руку магического униформиста, его левая ладонь отчего-то не делала попытки вмешаться в противоборство с моим ртом-капканом...

И тут я почувствовал свою левую руку! То есть, я понял, что вполне властен распоряжаться и действовать ею...

Все еще, не раздвигая плит-век, я сосредоточился и не без оторопи "узрел": мой, зверски терзаемый "униформист" свободными перепончатыми пальцами, освободив от ременных пут... не делая вполне естественных в его положении попыток, как-нибудь облегчить свою плененную участь, с невозмутимостью неодушевленного механизма потянулся и к правому моему мертво притороченному запястью, и...

И через мгновение и вторая моя рука обрела долгожданную свободу!

Оставались в ременных оковах обе лодыжки, до которых, мой странный избавитель не мог дотянуться, - ему мешала моя зловредная злополучно волчья челюсть...

Однако почему же этот странный служивый не испытывает боли? Почему все его действия алогичны и не поддаются моему уразумению? С какой стати я до сих пор слюнявлю в своей интеллигентской пасти его странную полузвериную (полугусиную, полулягушечью?) лапу-кисть? Кто меня, в конце концов, заставляет этак зверски показательно усердствовать?

Мою показательную челюсть стянуло судорогой, и без постороннего вмешательства, как я стал догадываться, она ни за что сама по себе не разожмется, и даже не ослабит безумного психопатического тисканья своего...

Я ухватился освобожденными руками за индифферентную кисть униформиста, полагая вырвать ее безвольное скомканное тело разом, - и, только зубы заныли выворачивающей тянущей болью...

Я замычал, часто (запыхалисто) перехватывая воздух ноздрями, причем каналы их оказались заложены вроде насморочной или аллергической промозглью, слизистые протоки ядовито набухли, и не позволяли просачиваться полноценной воздушной всасываемой струе, - премерзкая кляпная ситуация!

Ухватившись обеими трясущимися паникующими ладонями за враждебную странно податливую неболючую, укрепленную обмусоленной лайкой, плоть, я одновременно парой же больших пальцев вторгся в собственное подушное напрягшееся пространство, отыскивая там болезненные специфические точки, отвечающие за удерживание в стиснутом положении моих знатных закапризничавших челюстей...

Моя старательная запыхательная борьба с кляпом-ладонью происходила в положении партера, так сказать. Правда моя бездарная возня так и не затронула моих прижмуренных завлажнавевших век. И все-таки я умудрился пропустить нежданную внешнюю помощь, которая пришла с весьма сокрушительным вниманием и скоростью, сравнимой, разве что с движением и предупредительностью киношного гиперкопробота, - и...

И случилась пощечина, легшая прямо посреди лба, там, где профессиональные античные и последующие компиляторы-физиономисты настоятельно изображали пресловутое мифическое циклопическое око...

Вспомощной шлепок доморощенного тепиба обрушился настолько ударно профессионально, что пыхтящая голова моя, не испросивши хозяйского разрешения, вполне по-дамски завела (так и не показавшиеся) зрачки под лобную область, а затем и вовсе на непредсказуемое мгновение отключилась, видимо, окончательно удовлетворившись, сей средневековой анестезией...

Еще копошась в потемках забытья, я стал готовить свою очнувшуюся психику к разного рода сюрпризам.

Все-таки не первое дуреплавательное путешествие в мир бессознательности и отдохновения, в котором все текущие земные проблемы представляются настолько ничтожными и незначимыми, что возвратясь вновь в отвратительно знакомую, неуютную, недушегреющую действительность, какое-то спасительное время, позволяешь себе жить, игнорируя вековечные опостылевшие правила поведения существ, посмевших приравнять себя к образу Сына Человеческого...

Я позволял себе многое из того, что нынешним моим соплеменникам и современникам казалось (и по сею пору кажется) анахроничным смешным и предательским... Предательским по отношению к их бедным рутинным жизненным потребностям выжить в этой сночародейственной действительности...

Да, сейчас я иногда позволяю своему разуму не вмешиваться в мою личную жизнь.

Боже, как же мы зависимы от настроения аппарата, который заключен в черепную коробку!

Какие же мы, в сущности, подневольные подопытные существа... Ведь, истинный рабовладелец, от которого мы никуда и никогда не уйдем по доброй воле, - есть наше серое извилистое вещество, называемое мозгом.

И поэтому до сих пор существует и благоденствует в человеческой немудреной природе особая доблесть, которая и толкает добропорядочного обывателя на странное непослушание, которое чаще всего оказывается вредным и бесперспективным для самого владельца сего нелогического недоброжелательства, - недоброжелательства, как бы к самому себе, к своей сущности, ко всему тому устоявшемуся, выпестованному...

Бунт против всяческого рода порядков, регламентаций, устоев, конституций, - даже вековечной родной РПЦ!

Этот бессмысленный бунт почему-то и, несомненно, присущ существу, испокон веку проживающему на территории издавна прозываемой Святой Русью...