Шелковые узы - Лиз Тренау

Когда Анна услышала, как отец произносит его имя, что-то внутри нее оборвалось. Подбородок девушки задрожал, а из глаз хлынули слезы. Он тут же обнял ее.

– Дорогая, мне очень жаль. Я не хотел огорчить тебя. Отчего ты грустишь? Неужели твое чувство не было взаимным?

– Я думаю, было взаимным, папа, – зарыдала она. – Сначала. Но это невозможно. Он французский ткач, а тетя Сара пытается превратить меня в светскую даму.

– И если бы она узнала, что ты в него влюблена, то просто взорвалась бы от негодования, да?

Анна живо представила эту картину и улыбнулась, несмотря на слезы. Отец снова сел в кресло, а дочь достала платок и вытерла слезы.

– Итак, знаешь что? – наконец сказал он. – Я твой отец, и мне, а не Саре решать, кто достоин твоей руки, а кто нет. После Рождества мы поедем в Лондон и посетим этого Анри и его хозяина. Что скажешь?

– Это неправильно, папа. В своем последнем письме он написал, что дальше нам лучше не поддерживать связь. Мне следует смириться с тем, что у нас нет будущего.

Пришло Рождество. Как обычно, это было время счастья и грусти. По традиции, в дом вносили зеленые ветки, готовили и ели жареного гуся и пудинг, обменивались подарками, шли на полуночную мессу, после чего пили подогретое пиво. Это Рождество было грустным, потому что впервые они встречали его без матери.

На следующий день, согласно доброй традиции, они пригласили в дом всех одиноких жителей деревни. Широкий дубовый стол, на котором обычно лежали книги и бумаги отца, привели в порядок и протерли до блеска. Из шкафов достали и помыли все столовые приборы, тарелки, блюдца, чашки и стаканы, откупорили бутылки, выставили на стол еду, а из подвала подняли дополнительные стулья. Принесли дров, растопили камин и зажгли свечи, чтобы разогнать холодную тьму.

В какой-то момент во время обеда Анна подняла голову и обвела взглядом гостей. В основном это были пожилые леди, одетые в свои лучшие наряды, с аккуратно причесанными волосами, в накрахмаленных шляпках, а также несколько вдовцов, им явно было неудобно сидеть в париках, которые они, скорее всего, надевали один раз в году. Кроме того, среди гостей можно было увидеть молодую вдову с болезненным лицом, она едва управлялась с четырьмя непослушными детьми, а также пару холостяков и несколько больных людей, страдавших слабоумием, слепотой или глухотой.

Наблюдая за сидевшими за столом гостями, Анна была поражена тем, с какой легкостью и непринужденностью они общаются, не задумываясь о каких-либо социальных барьерах. Конечно, в их деревне были и снобы. В этот день такие люди ужинали в своих особняках, потягивая дорогое вино.

«Но все остальные общаются друг с другом, независимо от того, какой у кого доход или статус, – подумала девушка. – Разве это не помогает сделать общество лучше, сильнее, здоровее?»

Однако она не могла представить себя здесь же через десять, двадцать или пятьдесят лет, когда ей придется видеть тех же людей за теми же занятиями. Жизнь на побережье в маленькой рыбацкой деревушке давала чудесную возможность изучать окружающую природу, но что касается общения и возможностей, здесь их почти не было. Как и молодых холостяков, работы, интересных людей, и, что самое главное, все было предсказуемо и неинтересно.

В первый день января начался снегопад, который не заканчивался почти два дня. Деревню отрезало от внешнего мира, как минимум, на несколько дней. Лишь благодаря оттепели могла открыться дорога к ближайшему городу, но никто по этому поводу особо не беспокоился. Так случалось почти каждый год, поэтому во всех домах хранились дополнительные запасы еды, топлива и свечей, приготовленные для подобной ситуации. Пока отец занимался работой, Джейн с Анной взялись за починку занавесок и постельного белья, а также за уборку в шкафах. Джейн не умела читать, но ей нравилось играть в карты и шашки. Обычно Анна позволяла ей выиграть.

Наконец спустя пять дней потеплело, и снег превратился в грязь. Телеги снова могли ездить по главной улице деревни. После обеда пришел почтальон с письмами, скопившимися на почте в Халесворте.

Анна взяла в руки самую свежую газету и направилась к камину. Когда она перелистала несколько страниц, ее внимание привлек маленький заголовок. Заметка была очень короткой.

КАЗНЬ СПИТАЛФИЛДСКИХ ТКАЧЕЙ

Три французских ткача были сегодня приговорены к казни через повешение за проникновение в чужое жилье, нанесение ущерба и покушение на убийство. Все они связаны с «Отважным сопротивлением», группой, которая прибегает к крайним мерам, чтобы заставить мастеров признать так называемую «Книгу цен».

В этот момент к ней подошел отец.

– Вот, попало в мою почту, – сказал он. – Письмо для тебя.

– Кто же это написал мне? – удивилась она, изучая сложенное и запечатанное послание. Судя по почерку, письмо было написано женщиной. Но это не Лиззи и не тетя. – Я не жду ни от кого новостей, и я не так хорошо с кем-то знакома в Лондоне, чтобы переписываться.

– Открывай уже, – вмешалась Джейн. – Хватит тратить время впустую.

7 января 1761 года

Дорогая Анна!

Простите, что побеспокоила Вас, но у меня для Вас грустные новости. Анри попал в тюрьму по ложному обвинению в связях с «Отважным сопротивлением». Его могут приговорить к смерти. Месье Лаваль в отчаянии. Я подумала, что, вероятно, Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы ему помочь. Я знаю, что Вы бы помогли, если бы располагали возможностью. Пожалуйста, если можете, приезжайте побыстрее.

Ужас сковал Анну. Как они могли подумать, что Анри способен прибегнуть к насилию? И тут она вспомнила плакат, который увидела из кареты в руках у Ги, когда ехала в гости к Хинчлиффам: «Отважное сопротивление»: честная плата для всех. Если Ги был связан с этой группой, то Анри тоже мог быть ее членом.

Анна посмотрела на дату в газете: десятое января. Значит, прошло уже три дня с тех пор, как мисс Шарлотта написала это письмо. Мог Анри быть одним из тех трех бедняг, осужденных и приговоренных к повешению?

20

Наивысшим достижением человека, тем, к чему он должен стремиться всегда, является свобода. Для подмастерья это свобода от контракта; для наемного работника это свобода стать мастером и нанять людей; для мастера это возможность достичь наибольшего, стать почетным горожанином.

Каждое утро несколько секунд перед тем, как открыть глаза, Анри представлял, что он лежит на своей уютной кровати возле кухни в подвале на Вуд-Стрит.

Потом он слышал скрип металлической двери, крики и ругань заключенных или угрозы стражника и вспоминал, где находится. Юноша привык к запахам, поначалу вызывавшим у него тошноту. С тех пор как месье Лаваль принес ему одежду и одеяла, холод почти перестал его беспокоить. Но он так и не смог привыкнуть к звукам тюрьмы.

Его арестовали стражники и, хотя он утверждал, что невиновен, обвинили в нанесении ущерба имуществу и участии в массовой драке. Анри посадили в тюрьму, где он ожидал суда. Ему сказали, что его, скорее всего, приговорят к ссылке или даже казни, потому что власти решительно хотели прекратить волнения среди ткачей.

Даже в самые тяжелые времена, когда отец и сестра утонули в море, а мать потеряла всякую волю к жизни, Анри не ощущал такой пустоты в душе. Всего за несколько часов он подвел всех, кто его поддерживал: мать, месье Лаваля, Мариетту, мисс Шарлотту и, конечно, Ги.

Несколько раз юноша начинал выкрикивать имя друга, надеясь, что его камера находится неподалеку, но в ответ слышал лишь ругань заключенных. Когда он спросил стражников, можно ли ему увидеть друга, Анри отказали.

– Не подлизывайся, французская шваль.

Месье Лаваль сказал ему, что они пытаются собрать деньги для залога. Однако власти отказываются рассматривать этот вопрос, потому что хотят показать всем пример, как решительно подавляют всякие зачатки восстания.

Анри узнал, что в ту ночь были ранены три человека и еще шестнадцать арестованы. Некоторые сидели в общей камере, где он провел первые несколько дней. Заключенные шептались о «смертном приговоре», но юноша старался об этом не думать. Месье Лаваль тоже делал попытки успокоить его. У Анри был хороший характер, и он никогда не был замечен в противоправных действиях, поэтому то, что он оказался среди протестующих, нельзя рассматривать как уголовное преступление.

Друзья из французской церкви приносили ему еду, воду и чистую одежду, уверяя юношу, что его скоро выпустят. Они даже собрали денег, чтобы его перевели в камеру-одиночку. Анри был очень благодарен им за это. По крайней мере, теперь ему не надо было опасаться нападения других заключенных и он мог нормально общаться с посетителями. Также теперь исчезла угроза того, что кто-то может украсть у него одеяла и одежду.