Сигиец - Александр Dьюк

— Хм, позволите? — спросил темноволосый.

— Да, — покорно отозвалась Хильда.

— После вас, майнедаме, — галантно поклонился господин, жестом приглашая Хильду в квартиру хэрра Жермена.

Женщина переступила порог. Следом за ней вошел темноволосый. Блондин вынул ключ из замка, зашел в квартиру, посмотрев перед этим по сторонам, прикрыл за собой дверь.

— Хм, миленько, — задумчиво хмыкнул темноволосый, осматриваясь в прихожей поверх темных очков.

Хильда очнулась от оцепенения. Она не поняла, что господин нашел миленького в самой обыкновенной анрийской квартире, в которой почему-то всегда пахло свежестью, какая бывает после грозы. Надеялась, что не пыль и паутину — убиралась Хильда на совесть и такого ущерба самолюбию вряд ли бы пережила.

— Обождите, пожалуйста, здесь, — сказала она. — Я проверю, может, хэрр Жермен еще спит.

— Конечно, — кивнул темноволосый, снимая очки.

Хильда поежилась, встретившись с взглядом его необычных желтых, с красными крапинками глаз, и поняла, кого впустила в квартиру. Поняла, почему так до сих пор колотилось сердце. Учтиво поклонившись, женщина поспешила в маленькую спальню, где всегда царил уютный полумрак.

Ван Блед проводил Хильду многозначительным взглядом, сосредоточившись на области юбки ее платья, подбросил в ладони звякнувшую связку ключей.

— А педик-то неплохо так окопался, — заметил он шепотом. За темными стеклами очков засияли голубые огоньки второго зрения.

— Хэрр Жермен? — осторожно постучалась Хильда. — Вы спите? Вы одеты? Хэрр Жермен?

Она надавила на ручку и тихо проскользнула за приоткрывшуюся дверь.

— Это да, — отозвался Ротерблиц, упершись руками в бока. — Хорошо, что он оставил, хм, лазейку для служанки, иначе…

Из спальни донесся пронзительный женский крик. Чародеи переглянулись и, грохоча туфлями по паркету, бросились к спальне. Первым ворвался ван Блед, хлопнув дверью о стену. Застыл в дверном проеме, пытаясь осознать, что именно увидел, осознал, резко отвернулся и выблевал весь завтрак в прихожую.

Утерев рот ладонью, он отошел в сторону, пропуская в спальню Ротерблица. Пиромант побледнел, напрягся лицом, глядя на то, что осталось от Адлера, лежащее посреди комнаты в луже потемневшей крови. Тяжело сглотнул, поднял глаза к закопченному от сажи потолку, где виднелся след выхода, перевел взгляд на упавшую в обморок женщину и вышел в прихожую.

— Сука! — чародей со злости ударил кулаком в стену и затрясся. В сощуренных глазах заплясали языки бешеного пламени. — Он и Адлера достал!

Ван Блед закряхтел, сплюнул вязкую слюну и хрипло засмеялся, опираясь на стену:

— Ну, только если наполовину… — и согнулся в приступе мучительного кашля.

Глава 22

Бруно очнулся, но понял это не сразу. Маэстро сидел, уставившись себе в колени, а до слуха доносились чьи-то голоса. Однако, как и не однократно просыпаясь с похмелья и глядя в покрытый паутиной незнакомый потолок, долго не понимая, что это покрытый паутиной незнакомый потолок, он узнал собственные колени только спустя какое-то время, а разобрать чужую речь так и не смог. Голова раскалывалась. Когда-то Бруно казалось, что после бормотухи Кривой Гретты, которой он нахлебался однажды по дурости, хуже быть не может. Оказалось, не так уж с пойла Гретты было плохо.

Жутко мутило. Пожалуй, именно это и привело в чувство — мерзкий комок, ползущий к горлу. Маэстро панически дернулся в сторону, поняв, что не сможет усмирить взбунтовавшийся желудок, и его обильно вырвало на паркетный пол. Он закашлялся и протяжно застонал от резкой, нестерпимой боли в висках и затылке, от которой из зажмуренных глаз брызнули слезы. Бруно хотел приложить руки к голове, но не смог пошевелиться — был крепко привязан веревками к стулу. Это он понял тоже только сейчас. Оставалось разве что жалобно заныть, стиснув зубы.

Голоса стихли. Бруно несмело приоткрыл один глаз и осторожно повернул голову. Боль отдалась в шею и перекинулась даже на плечи. Захватило дух. Однако сквозь пелену слез Бруно все же умудрился разглядеть пару мужских силуэтов, стоящих неподалеку друг от друга.

— Хм, очнулся, — констатировал один из них с легкой насмешкой в голосе.

— И уже все заблевал, — брезгливо, высокомерно добавил второй.

Первый едва слышно рассмеялся:

— Магистр забыл, как сам намедни, хм, блевал?

— Захлопнись, магистр, — огрызнулся второй. — Это была твоя идея.

— Ну кто бы сомневался, — усмехнулся первый. — Чуть не угробил его ты, а крайний я. Вот это твой любимый выход из любой, хм, неудобной ситуации.

— Не думай, что я пекусь о его здоровье, — фыркнул второй.

— Нам, хм, нужно, чтобы он говорил, а в таком состоянии он много не наговорит.

— Это поправимо.

Чародей — а силуэты были именно чародеями — приблизился к Бруно, встал сзади и сильно хлопнул по плечам. Бруно тут чуть и не кончился от боли, прошившей насквозь голову. Во время первого и единственного морского боя он видел, как матросу снесло башку ядром первого и единственного бортового залпа патрульного судна. Сейчас Маэстро очень хотел оказаться на его месте.

— Не дергайся, — зло бросил чародей, растирая его плечи холодными пальцами, а потом приложил к вискам ладони.

Бруно зажмурился и захныкал, чувствуя, как от рук колдуна сквозь кожу будто поползли склизкие черви, проскальзывая в сосуды. Маэстро затрясся, сам извиваясь червем, насколько позволяли веревки.

— Я сказал: не дергайся, — повторил чародей, обхватывая его голову крепче.

Бруно напрягся, застыл на миг и затрясся от страшной боли в груди, как будто сердце вот-вот лопнет, не выдержав напора внезапно хлынувшей в него крови. Он беспомощно хватил ртом воздух и обмяк, опять потеряв сознание.

Очнулся уже от звонкой пощечины и едва не подпрыгнул вместе со стулом. Но увидев над собой блондина с обожженной наполовину мордой и неестественно голубыми глазами, Бруно затравленно вжался в спинку и втянул голову в плечи. Щека горела, однако, удивительное дело, головная боль отступила. А уж в сравнении с тем, что было раньше, так и вовсе перестала тревожить. Бруно даже не был уже уверен, был ли у него внезапный сердечный приступ.

— Да хватит уже, ван Блед! — процедил темноволосый чародей, стоявший чуть поодаль.

Ван Блед презрительно фыркнул и, немного поколебавшись, все же нехотя отошел. Темноволосый занял его место и слегка наклонился к пленнику, рассматривая его лицо. Пощелкал пальцами, плавно водя рукой из стороны в сторону, как доктор, приводящий в чувство олтовых наркоманов. Маэстро сфокусировал на нем чуть мутный взгляд, чем чародей удовлетворился и разогнул спину.

— Франц Ротерблиц, — доброжелательно улыбнулся он, сверкнув желтыми с красными крапинами глазами. — Простите моего коллегу, хэрр Бруно. Он испытывает… хм, некоторые трудности с самоконтролем.

Бруно похолодел, услышав свое имя, и попытался вжаться в спинку стула еще сильнее.

— Удивлены, что мы знаем вас? — усмехнулся Ротерблиц. — Признаю, это была, хм, не самая легкая задача. Бертрам Беделар оказался донельзя неприятным и несговорчивым собеседником. Сколько он с нас содрал? — чародей повернул голову к коллеге.

— Сотню крон, — буркнул стоявший у стола с резными лакированными ножками ван Блед.

— Ага, — кивнул Ротерблиц и взглянул на Маэстро. — Вот видите, хэрр Бруно, как, хм, сильно мы хотели с вами побеседовать? Четыре дня мы переворачивали Анрию вверх дном, посещали не самые приличные заведения и общались с асоциальными элементами разной, хм, степени моральной и нравственной деградации, искали ваш след, но вы были неуловимы. И сегодня, когда удача наконец-то сжалилась над нами и мы настигли вас у «Морского слона», вы поступили, хм, очень опрометчиво, решив от нас сбежать. Я бы принес вам глубочайшие и сердечные извинения от нас обоих, — улыбнулся Ротерблиц, — но в том, что произошло с вами, винить вы можете только, хм, себя.

Не будь Бруно так напуган, он бы даже позволил себе горькую усмешку. Из «Морского слона» после того, что там учудил сигиец, бежали все, Бруно лишь поспевал за толпой. И уж точно в общей неразберихе не заметил пару пижонов в одинаковых серых сюртуках и круглых темных очках, совершенно неподозрительно подпиравших собой стенку дома напротив.

Маэстро сдавленно хрипнул, силясь что-то сказать, но лишь сморщился от боли в пересохшем горле.

— Магистр… — вновь обернулся Ротерблиц.

Ван Блед состроил раздраженную, недовольную рожу, отчего уродовавшие лицо следы ожога сделали его еще уродливее, небрежно повел рукой. Из белой фарфоровой кружки, стоявшей на столе, поднялся дрожащий шар воды и, повисев в воздухе, меняя форму,