Театр ужасов - Андрей Вячеславович Иванов

– Обойдемся без фейерверков!..

– Да, – согласились все, – можно без фейерверков…

– Большое барбекю?

– Этим Шпалик занимается…

– А может, родео устроим? – ляпнул Шарпантюк. – Родео на коровах…

– Лучше подумай своей головой, – сказала она краем рта, с угрозой, – или сходи в коровник, посмотри на наших коров. Годятся они для родео? А? Годятся?

– Ну, тогда можно…

– Что? – Она сверкнула глазами.

– Бои в грязи, – несмело предложил Шарпантюк.

– Женские, – добавил карлик Тёпин, он заерзал, его глаза забегали, он даже на меня посмотрел с надеждой найти во мне отклик. – Женские бои в грязи!.. – воскликнул он, вскакивая на стул, на стол и принимая позу борца сумо. – Это же заебись! – Хлопнул в ладоши, с гиканьем сделал кувырок на столе. Нивалида замахнулась на него папкой:

– А ну, кыш, недоразвитый!

Он спрыгнул со стола.

– А вообще-то хорошая идея, – сказала она, улыбнулась, – женские бои в грязи, говорите? Ну-ну, давайте, разрабатывайте! Шерше ля фам, как говорится… – Они записали в свои телефончики пункт и снова посмотрели на нее. – Как насчет дискотеки, Трефф? – Он расплылся в улыбке. – Хорошо, ты не подведешь, я знаю.

Трефф включился, он говорил так, словно перед ним стоял микрофон, прочистил горло, придвинулся к столу, наклонился и:

– Все на мази. Костюмированная дискотека. Реальный карнавал. Zombie-discoteque!..

– Отлично!.. Вот это я понимаю. Будем делать рекламы…

Тут они немного буксовали: рекламы, рекламы… веерная рассылка… как делать рекламы, чтобы ничего не платить… клеить на столбах и автобусных остановках, разбросать листовки по школам… идиоты!.. Как заманить сюда людей?.. Свой транспорт: туда-обратно… Дороговато… Дешевый алкоголь, конечно!.. Да… А может, на радио клич кинуть?.. Кто у нас есть на радио?.. – и на Треффа смотрят.

Я делал вид, будто слушаю; я был почти в обмороке.

Завелась какая-то сирена или пила; что-то где-то поступательно гудело и взвизгивало. Я посмотрел в окно, но тут же сделал сосредоточенный вид, прикрыв ладонью глаза, притворился, будто внимательно слушаю…

С помощью фестиваля они хотели вернуть клиентов. Для этого надо было громыхнуть праздником, но хозяйка поскупилась, и фестиваль провалился: девушек для боев в грязи не нашли, вместо боев устроили дешевый стриптиз, танцы вокруг шеста, конкурс зомби-красавицы, игры на выживание, не обошлось без драк. Трефф крутил технохиты девяностых, топтались в грязи пьяные, в лесу мочились, трахались, палили из маркеров и пневматики… Мы убирали мусор трое суток, и потом еще долго ветер отыскивал и кружил бумажки или выкатывал под ноги пластиковый стаканчик, но народ к нам не повалил, как рассчитывала хозяйка, ездили все меньше и меньше…

Собрание закончилось так же внезапно, как и началось. Нивалида неожиданно остановилась, подошла к открытому окну:

– Да что это такие? Собака, что ли?

– Сигнализация, наверное, сработала на чьей-то машине, – предположил вяло Шарпантюк.

Нивалида высунулась в окно и крикнула сторожу:

– Коль, твоя собака воет?

Но это была не собака.

– С чего ей выть? У нее все есть…

Тогда что это?..

Я тоже слышал странный звук. Уже минут пятнадцать попеременно возникало какое-то легкое беспокоящее сверление. Я думал, что это Надир пилит кости. Но вроде бы я пил не выдавал. Еще я думал – краешком ума, не всерьез – это могла быть электрогитара. Но откуда ей было взяться тут?

Сторож махал рукой в сторону Чертова колеса. Мы все встали и смотрели на колесо. Смотреть пришлось против солнца. Но мы разглядели: в люльке кто-то сидел. Что за ерунда? Кто там мог быть? У меня екнуло сердце. Черт!

Мы вышли на улицу. Я не сразу понял, а как понял, побежал… через лесок и поляну, к аттракционам, я бежал, не чувствуя ног. Не знаю, зачем я бежал. Что я сделал бы? Зачем спешил? Как я хотел в этом участвовать, я еще не представлял…

Чем ближе я подбегал, тем ясней становилось, что выл человек, ребенок. Издалека казалось, что выло животное, скулило и захлебывалось, но можно было подумать, что в отдалении, на лесопилке, сломалась пила или пилят какое-то странное дерево, которое плачет. Вскоре стало совершенно понятно, что выл пацан сквоттеров. Он сидел в люльке на самом верху Чертова колеса и плакал. Он не звал на помощь. Ему было стыдно, что он опозорился, и вой его был больше от стыда и отчаяния, нежели от ужаса. Он сумел влезть наверх, он всем доказал, что он – крутой, настоящий мужик, даже круче всех остальных, самый крутой верхолаз в поселке, но вот слезть он уже не мог, его парализовал страх высоты.

Дети внизу стояли напуганные, они сообщили его матери. Она жутко материлась поначалу, а потом притихла, увидев, сколько народу собралось, и все серьезные. Стояла в нерешительности, рот прикрыв, и слезы выпускала, смотрела на людей, трезвела и спрашивала: «А что делать-то?.. он, что, не слезет?.. не слезет сам?.. а что тогда делать?.. как же он там будет… всю ночь…» Она думала, что колесо можно запустить, люльку подогнать и мальчишка слезет. Кто-то ее обнадежил, мол, дело только за малым: залить бензин, маслом помазать – и оно пойдет…

– Глупцы, замолчите вы, раз ничего не смыслите! – накричал на них Кустарь. – Колесо давно мертвое. Оно насмерть заржавело. Его не запустишь. Ни через месяц, ни через год. Спасателей надо звать!

Но спасателей звать никто не хотел. Однорукая по телефону дала инструкции Шпале: спасать самим любыми способами – никаких ментов. Эркки был рядом и слышал. Говорят, он молча взялся за дело.

Мне это потом рассказали. Когда я подошел к колесу, Эркки был на полпути вверх, он добрался до сердца Колеса и осторожно прощупывал спицы, соображая, по какой ползти дальше, – некоторые скрипели и гуляли, что было неудивительно. Красиво свернутая на спине веревка встряхивалась, она была красно-белая и надежная. Его длинные волосы сзади торчали как-то задорно. Спина круглилась мышцами. Он был похож на настоящего скалолаза. Движения четкие, уверенные, неторопливые. Он вползал по колесу мягко, любовно обвивая то планку, то дугу. Крепкие ноги уверенно задирались вверх, гибкие и сильные. Он ловко брался за перегородки, пробуя их на крепость, секунду медлил и затем втягивал свое грузное тело. Он был как большой паук-крестовик. Я следил за ним с опасением, невольно сосредотачиваясь на веревке…

– Что ж он без страховки?.. – удивился я.

– А вниз пойдет, так на подстраховке будет. Сейчас-то зачем? Это ж просто…

Я с удивлением посмотрел на Кустаря – ничего себе, просто! Кустарь с открытым ртом смотрел, как взбирается Эркки. Он был своим бригадиром очень доволен.

– Ладно идет… А веревку я дал, – и улыбнулся важно, – профессиональная, для альпинизма, с такой в горы можно ходить. Двоих запросто выдержит.

Убьется, подумал я. Все колесо было влажным от росы, или дождь прошел, пока я лежал в кабине. Металл был ржавым и скользким, округлые дуги, острые перекладины. Как пацан влез? Как не разбился?