Сложенный веер - Сильва Плэт

— Да, у них на Земле она занимает пост выше посла Краснова. Даже обладает правом единоличного вето на решения… — Сид всегда рад блеснуть осведомленностью, но королева перебивает его.

— Вот и славно. Покажем ей нашу древнюю традицию…

У лорд-канцлера темнеет перед глазами. Он уже знает, что сейчас последует, но все же надеется…

— Большой бой за дуэм.

— Ваше…

— Лорд-канцлер!

Хлыст колышется в опасной близости от глаз Сида, и он не осмеливается продолжать.

— Кроме того, впервые за долгие годы у нас появляется возможность провести справедливое состязание. Твой Дар-Халем, насколько я понимаю, в альцедо. Так что у остальных будут примерно равные шансы. Сходи в корпус — выбери мальчишку. Можно нескольких, но тогда тебе придется хорошенько продумать правила.

— Нет.

Сейчас старуха мне вмажет. Покажет нашу древнюю традицию.

— Я не расслышала Вас, лорд-канцлер.

— Нет.

— Что «нет»?

— Я сказал «нет»… Ваше Величество.

Старшие дары шесть лет назад

— Я сказал «нет», Корвус.

— А кто ты такой? — лениво осведомляется лорд Дар-Эсиль, даже не поворачиваясь к старшему дару Халема.

— Корвус, дуэм — это не развлечение, это способ выжить, всегда мучительный, иногда постыдный, но без него мы бы здесь с тобой сейчас не сидели. Превращать язву, болезнь нашей расы в зрелище — мерзость.

— Это не мы с тобой придумали. Большой бой за дуэм практикуется уже пятьсот лет.

— Но ни разу за время твоего канцлерства. И никогда — перед глазами чужаков.

Хозяин дома промокает платком вспотевший лоб.

Окна Халемского замка распахнуты, и запах скошенной травы и мокрых папоротников наполняет комнаты. День тянется к концу, болотный туман уже выполз из своих укрытий и наступает. Дышать становится все труднее и труднее.

— Что я должен был сказать королеве? — лорд Дар-Эсиль пытается перейти в наступление.

— То же, что я тебе сейчас. Если ты боишься, я сам скажу.

— Давно не был в опале? — фыркает лорд-канцлер.

— Значит, боишься.

— Послушай, а тебе не приходит в голову… — лорд Дар-Эсиль встает и начинает взволнованно ходить по комнате. Он без орада, и Дар-Халему приходится отклоняться, когда мимо его лица пролетают острые оконечности крыльев.

— Тебе не приходит в голову, что эти, как ты выразился, чужаки с Делихона — наш первый шанс показать другой цивилизации, какие мы на самом деле. Объяснить, как мы живем, что чувствуем, что любим, чего боимся… Сформировать у них правильные ожидания, чтобы они представляли, чего от нас можно требовать, а чего нет. Если мы перестанем быть для них просто длинноносыми чудаками в черных плащах и перьях, а станем живыми людьми, в чем-то привлекательными, в чем-то отталкивающими, в чем-то сильными, в чем-то слабыми…

— Эээ… Корвус, ты не в тронном зале.

— Я, между прочим, серьезно.

— Мне — не рассказывай. Наша высокородная хитрюга, наш драгоценный лорд-канцлер решил быть искренним и открытым с посланцами далекого Делихона. Возжечь огонь взаимопонимания между народами. Я в демона Чахи, подающего милостыню на улицах, скорее поверю.

— Хорошо, я вру. У меня есть своя тайная причина устраивать эту демонстра…

— Эту резню, Корвус. Потому что все засиделись в своих замках, потому что королева умеет провоцировать своих даров, потому что, наконец, это действительно… заводит. Там будет гора трупов. И толпа потерявших разум животных с развевающимися крыльями и оскаленными зубами. Ты такие «правильные ожидания» хочешь сформировать?

Лорд Дар-Эсиль внезапно останавливается, внимательно смотрит на собеседника.

— И эти в том числе. Я, может, хочу, чтобы делихоны, наконец, увидели меня животным с оскаленными зубами, а не братом по разуму. И перестали, наконец, повторять: «Ну, Вы же понимаете, лорд-канцлер…», когда я ни-че-гошеньки не понимаю. А они искренне не могут поверить, что для меня, у которого тоже две руки, две ноги и сердце в левой стороне грудины, все их идеи всемирной информационной открытости, уважения к человеческой жизни и прочая высокопрогрессивная фразеология — пустой звук. Знаешь, что недавно один из них мне заявил? «Вы же цивилизованный человек, лорд-канцлер…»

Лорд Дар-Эсиль складывает пальцы левой руки в неприличный жест, некрасиво плюхается в кресло и наблюдает, как Дар-Халем медленно повторяет последнюю фразу, произнесенную по-делихонски: «…ци-ви-ли-зо-ван-ный человек…»

— Что это значит?

— У нас нет такого слова, слава прекрасной Лулулле. Оно обозначает человека, способного променять свои принципы, интересы и цели на принципы, интересы и цели других, чтобы избежать вооруженного конфликта. Так, по крайней мере, я понимаю.

— А если встречаются два таких цивли… циливи…

— Цивилизованных человека. То тогда тот из них, который сильнее, навязывает свою позицию тому, который слабее. Только этот второй называется не проигравшим, а цивилизованным. И первый — тоже цивилизованным, потому что, если бы ему попался кто-то сильнее его, он был бы готов уступить. Так я понимаю.

Лорд Дар-Халем поднимается с кресла, демонстративно охая, разминает плечи и затекшие ноги. Он не мастер долгих бесед и светского политеса, но до сути дела, кажется, добрался.

— Корвус, ты опять решаешь свои проблемы за счет других. Скажи королеве «нет».

— Я уже сказал «да». И у меня нет проблем. Проблемы могут быть у Аккалабата.

— Корвус, я тебя предупреждаю…

— Не смей. Меня. Предупреждать, — ровным, как зимние зеркала Эль-Зимбера, голосом прерывает лорд-канцлер. — Не смей. Мне. Приказывать. Давить на меня. Мне надоело.

— Что тебе надоело? — Дар-Халем вытаращивает темные совиные глаза в откровенном недоумении. Он уже взял со стола орад лорд-канцлера, аккуратно расправил и протягивает, но рука замирает на полдороге. Верховный лорд Дар-Эсиль сидит, плотно обхватив себя крыльями, и смотрит в одну точку. На лице у него выражение отчаянной решимости.

— Мне надоел ты, — тихо произносит он. — С твоими дурацкими идеями и потрясающим умением все испортить. Скажешь нет?

Огромные кулаки Дар-Халема комкают серебристую ткань так, что она, кажется, сейчас расползется на нитки. Он долго прокашливается, отвернувшись к стене, прежде чем спросить коротко и обреченно:

— Ты давно так думаешь?

Вместо ответа слышится истеричный смешок, заглушаемый шорохом крыльев по кресельной обивке и скрежетом отодвигаемых ножек.

— Тебе перечислить? Или сам догадываешься? — лорд-канцлер протягивает из-за спины руку, вынимает из негнущихся пальцев свой орад, шумно встряхивает.