Бунт Хаус - Калли Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рэн? Почему? Он был... они были...
— Фу, нет! — Карина пинает меня прямо в лодыжку, и это чертовски больно. — Она его сестра.
Его сестра? Серьезно? Что это еще за чертовщина? Никто никогда не упоминал другого Джейкоби. Еще одно существо, у которого те же дьявольские гены, что и у Рэна.
— Они близнецы, — продолжает Карина.
О, становится все лучше и лучше.
— Рэн на восемь часов старше Мерси. Их родители собирались назвать ее Хеленой, но передумали, когда миссис Джейкоби продолжала кричать: «Мерси! Мерси!» (прим. Merсy в переводе — милосердие, милость, пощада, сострадание, помилование) во время родов. Их мама так сильно заболела после родов, что уехала на полгода поправляться, а отец нанял няню, чтобы ухаживать за ними. Миссис Джейкоби умерла, когда им было по три года. Очевидно, она так и не восстановила свои силы после беременности и просто исчезла, пока от нее ничего не осталось. Она была довольно ужасной матерью по всем статьям.
У меня уже давно были вопросы о Рэне. Я так мало знаю о нем, но ни в коем случае не спрашивала Карину. Особенно после того, как этот ублюдок попытался взломать мой телефон. Она бы вздернула меня и выпотрошила, как рыбу, за то, что я такая глупая. Но мне почему-то кажется, что я должна была это знать. Мне следовало бы догадаться, что в этом мире есть еще одна его частичка.
Мерси поворачивается и лучезарно улыбается классу, и я откидываюсь на спинку дивана, пораженная поразительным сходством, которое она разделяет со своим братом. Черты ее лица более утонченные и нежные, но у неё та же форма лица, подбородок, глаза, хотя зелень глаз Мерси далеко не такая яркая, как у Рэна. Она видит своего брата и машет ему рукой. Сидя на своем обычном месте на кожаном диване, Рэн смотрит прямо сквозь нее, как будто ее там вообще нет.
— Так вот. Как я и сказала, Рэн и Мерси раньше были очень близки, но теперь уже нет, — шепчет Карина.
— Ну, тогда вам, наверное, стоит присесть, мисс Джейкоби, — говорит доктор Фитцпатрик с натянутой улыбкой.
Мерси вальсирует к кожаному дивану и садится на его край, у ног брата. Она хлопает его по ботинкам, пытаясь заставить его дать ей пространство, и на лице Рэна появляется выражение отвращения. Он встает, молчаливый, как могила, и направляется к выходу. Впервые за две недели он внимательно смотрит на меня, выходя за дверь.
— Рэн! Рэн, это обязательное занятия! — кричит ему вслед доктор Фитцпатрик, но зря тратит свое дыхание.
Рэн уже ушел.
На следующий вечер, когда я возвращаюсь в свою комнату после ужина, открываю дверь, и что-то стремительно поднимается в воздух, кружась перед моим лицом. Я кричу, бросаясь защищаться в довольно постыдном проявлении паники. Я предполагаю, что это летучая мышь, но осознаю свою ошибку, когда пышное перо мягко опускается на пол.
Оно черное. Глубоко черное. Но когда я поднимаю его для более близкого осмотра, маслянистый, металлический, сине-зеленый оттенок ловит свет и просвечивает насквозь. Оно прекрасно, опахало, по обе стороны толстого, древесного костяка, совершенно во всех отношениях.
Перо чудесно. Так обыденно, что мы даже не замечаем, как они торчат из наших подушек, или подхвачены легким ветерком, или качаются на поверхности ленивой реки, пойманные в водовороты и стремительные вихри, пока оно несется вниз по течению. Но перо — это шедевр инженерной мысли. И это перо, которое, должно быть, было подсунуто под дверь моей спальни, несомненно, очень красивое.
Это послание. Некоторые парни могут подсунуть записку под дверь девушки. Более ленивые парни просто отправляют сообщение. Парень, который подкинул это перо под мою дверь, является поклонником более тонких форм общения. Все началось с азбуки Морзе во время шторма, а сейчас это, что должно быть слишком очевидно для него.
Что он хотел сказать этим пером? Кроме как «Помнишь меня? Я существую». Это за гранью моего понимания. Все, что я знаю, это то, что Рэн был на четвертом этаже крыла девушек, и он стоял прямо за моей дверью.
— Эй, ты уже готова? — Карина стоит в коридоре позади меня.
У нее на лице дерзкая ухмылка, потому что между ней и ее сэндвич-мороженым Энди Сэмбергом все накаляется, и мы должны встретиться с ним перед кинотеатром «Виста» через час, чтобы посмотреть вечерний фильм — какой-то фантастический фильм о роботах, захвативших мир.
Я медленно прячу перо за спину.
— Ну, знаешь? Кажется, у меня начинается мигрень. Я не уверена, что сидеть перед ярко освещенным экраном — это самое лучшее для меня сейчас.
— О нет! — дует губы она, но глаза у нее очень блестят.
Карина пригласила меня посмотреть фильм до того, как Андре пригласил ее на свидание, поэтому она смущенно спросила меня, не буду ли я против, если он придет. Я сказала ей, что не возражаю, если она пойдет с ним одна, но она отвергла это предложение, даже не рассматривая его, а я не хотел быть стервой и категорически отказываться идти. Это удобный выход — никто в здравом уме не хочет оказаться третьим колесом в кинотеатре — и Карина выглядит втайне довольной. Я уверена, что на ее месте я бы тоже так выглядела.
— Ты уверена, что говоришь это не только для того, чтобы дать мне немного побыть наедине с мальчиком? — спрашивает она.
Мальчик. Подруга говорит так ласково, с головокружительным блеском в глазах. Она пытается скрыть свое волнение по поводу этого свидания, но это реально не работает.
— Да, уверена. Когда у меня начинается мигрень, мне нужно свернуться калачиком в постели и заснуть. Это единственный способ пройти через все это. Меня, наверное, будет тошнить, если я пойду. Но тебе стоит заглянуть в мою комнату, когда вернешься. Расскажешь мне, как все прошло.
Карина прикусывает нижнюю губу
