Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин

Исследования по генетике возглавил Георгий Дмитриевич Карпеченко, ученик профессора Сергея Ивановича Жегалова, с которым Николай Иванович был очень дружен. Уже в 1925 году Карпеченко основал в ВИПБиНК новую, основную, лабораторию генетики и для работы в ней подобрал научных сотрудников. Пройдя в 1929–1931 годах стажировку в Калифорнийском университете США у Т. Моргана и посетив с научной целью почти все генетические лаборатории Англии, Германии, Дании, Финляндии, выполнив в них значительный объем работ, Карпеченко завершил в лаборатории опыты по созданию редечно-капустных гибридов. Он экспериментально выяснил причины бесплодия гибридных организмов, изучил генетический механизм восстановления их плодовитости, показал, что плодовитость отдаленных гибридов у растений можно вызвать, удвоив в них число хромосом.

В институте работали и другие талантливые исследователи, но не всем, далеко не всем была по силам напряженная творческая атмосфера ВИРа, и, вернувшись из Берлина с V Международного генетического конгресса, Н. И. Вавилов столкнулся с острой, умышленно и искусственно созданной псевдоконфликтной ситуацией, вызванной жалобами и письмами в Москву Д. Д. Арцыбашева и А. К. Коля. Доброжелательное вмешательство Н. П. Горбунова позволило быстро и без отрицательных последствий погасить этот «конфликт».

Сложнее стало потом, с приходом в науку молодого поколения.

В 1934 году при ВИРе, кроме действовавшей, была дополнительно организована аспирантура «особого назначения» — для имеющих опыт партийной или хозяйственной руководящей работы. Все аспиранты без исключения должны были освоить свою специальность и в поле, и в теплице, и в лаборатории, и в библиотеке, изучать новейшие методики исследований в избранной сфере биологии, новейшие приборы и установки, необходимые для плодотворной работы, набираться знаний, в том числе в области мировой художественной культуры, — в общем, стать широкообразованными, культурными людьми. Весьма жесткие требования предъявлялись к овладению иностранными языками, поскольку сотрудники института и аспиранты обязаны читать не только русскую, но и зарубежную литературу по своей отрасли знаний. Вировцы нередко бывали за границей, выступали с сообщениями и докладами на различных научных форумах, и багаж их знаний должен был постоянно пополняться.

Вавилов сам читал аспирантам лекции по источниковедению, а вести курсы иностранных языков приглашал наиболее опытных ленинградских преподавателей. Для многих аспирантов он сам составлял программы работы. И тем досаднее ему было видеть, что далеко не все рады столь интенсивной научной жизни, не все хотят посвятить жизнь сложнейшим биологическим исследованиям. Среди аспирантов обнаружились откровенные карьеристы — охотники не столько набираться знаний, сколько «крутить старую шарманку»: шуметь о том, что институт «оторван от жизни», занимается «отвлеченными проблемами». На собраниях и даже в стенгазете стали появляться обвинения в адрес руководства института, подчас даже оскорбительные выпады лично против директора. Вавилову поначалу казалось, что молодые люди возмужают, станут мудрее, многое поймут, избавятся от обывательского подхода к жизни и работе, то есть, говоря иначе, сумеют все же переломить себя, преодолеть отсталость, уж если попали на передовые позиции мировой науки. Обязаны это сделать!

Получилось иначе. Воспользовавшись широко распространенными мещанскими взглядами на науку, карьеристы требовали придать ВИРу сугубо земледельческий характер и взяться за разработку приемов обработки почвы, определение оптимальных доз внесения удобрений под разные культуры, норм высева их и глубины посева, чередования культур в севооборотах и прочих агротехнических проблем, поскольку урожаи в коллективных социалистических хозяйствах были очень низкими, и многим тогда казалось, что успешное решение прикладных вопросов ведения сельского хозяйства позволит увеличить валовые сборы зерна, картофеля, овощей, фруктов, принесет изобилие.

Вавилов и опытные научные сотрудники ВИРа разъясняли, что этими вопросами занимаются все зональные институты и опытные станции, более того, только они и могут их правильно, научно обоснованно решать: на конкретных почвах и в конкретных климатических зонах. Предлагали аспирантам выбрать круг вопросов по интересам и решать их в любом подразделении института. Но это оказалось тщетной попыткой.

Некоторые аспиранты вообще не пытались уяснить для себя роль института и предлагали превратить его в чисто методический центр по генетике, физиологии растений, биохимии, сбор генофонда передать в отраслевые институты, а заграничные экспедиции прекратить, чтобы не расходовать на это средства, или… устроить так, чтобы ездили все научные сотрудники и аспиранты по очереди, потому что всем хочется поездить по заграницам!

Надо сказать, уже в середине тридцатых годов, зная о противоречивых настроениях вировской молодежи, И. И. Презент, эта «направляющая рука» Лысенко, начал активно склонять на свою сторону всех колеблющихся, прежде всего аспирантов. Их было немало, особенно среди лиц, отличившихся в основном на общественной или партийной работе и не проявлявших особого интереса и пристрастия к биологии и вообще к исследовательской научной работе. Почти у всех были существенные пробелы в образовании, мешавшие освоению научных дисциплин, а также иностранных языков, и жесткие требования, предъявляемые в институте к аспирантам, казались им завышенными и устаревшими.

Евгения Николаевна Синская так описывала происходящее: «Атмосфера в институте стала столь накаленной, что производить планомерные и длительные исследования стало невозможно. Острые столкновения, безудержный поток дискуссий не оставляли времени для глубоких раздумий и тщательных экспериментов (а это и надо было для «пятой колонны»)…»

В апреле 1931 года Вавилов не удержался и отправил письмо наркому земледелия Я. А. Яковлеву о ненормальной обстановке в ВИРе, о пристрастном отношении к нему, как к директору: «В последние месяцы в жизни Всесоюзного института растениеводства происходят события, которые заставляют меня поставить вопрос о дальнейшем моем пребывании на посту руководителя этого большого учреждения.

До недавнего времени и в настоящее время и мне, и большинству из нас представляется, что Институт растениеводства ведет большую общегосударственную плановую работу в смысле разработки научных основ практического растениеводства. Наш коллектив в течение ряда лет выработал строгую жесткую программу, в которой все звенья подчинены единому целому.

Однако в последнее время благодаря легкомыслию ряда партийных товарищей, мало подготовленных и в то же время зараженных запалом критики и реформаторства, поставлено под угрозу нормальное проведение всей основной работы института.

Ряду товарищей, в особенности организаторам Института аспирантуры, представляется, что Институт растениеводства оторван от жизни, что его нужно сделать более оперативным учреждением, участвующим в повседневной работе Наркомата земледелия. Наоборот, другим товарищам из той же группы кажется, что нас нужно сделать… всецело методическим институтом, который бы разрабатывал методы биохимии, генетики, физиологии, а все работы по культурам передал отраслевым институтам, включая весь тот огромный, еще не доработанный материал, который собран за последнее время.

Можно спорить о принципах и можно их подвергать дискуссии, но, к сожалению, дело пошло дальше, и фактически ежедневно в той или иной форме ведутся уже действия: и открыто, и закрыто по свертыванию частей работы,