Сын Солнца - Кристиан Жак

— Ее… обвинят?

— Она поступила нормально.

— И ты не страдаешь от такой неблагодарности и несправедливого отношения?

— Таковы людские законы. Главное, что не они управляют страной.

Подошла молодая девушка, положила на низенький столик слева от царицы послания и молча и быстро исчезла. Ее неожиданное появление было подобно лучу солнца, пробившегося сквозь листву деревьев.

— Кто она? — спросил Рамзес.

— Нефертари, моя новая домоправительница.

— Я уже встречался с ней раньше. Как она получила столь высокую должность?

— Простое стечение обстоятельств, она была призвана в Мемфис, чтобы стать жрицей в храме Хатор, и я заметила ее.

— Но… ты увлекла ее на путь, противоположный ее призванию!

— Девушек в гаремах готовят к самым разным задачам.

— Для такой юной особы подобная ответственность!

— Тебе самому только семнадцать лет, для Фараона и для меня важно лишь чистое сердце и достойные поступки.

Рамзес был взволнован. Казалось, что красота Нефертари происходит из другого мира. Ее короткое появление отпечаталось в нем, как миг какого-то чуда.

— Успокой Красавицу Изэт, — посоветовала Туйя, — я не стану жаловаться на нее. Но пусть она научится различать истину и ложь, если же она не способна на это, пусть хотя бы придерживает язык.

Глава 43

Одетый в праздничный наряд, Рамзес шагал взад и вперед по главному причалу порта «Добрый путь». Рядом с ним находились глава городского управления Мемфиса, главный смотритель судоходства, глава Управления по Иностранным Делам и большой отряд стражи порядка. Меньше чем через четверть часа должны были причалить десять греческих кораблей.

В первый момент береговая охрана решила, что это нападение. Тут же была мобилизована часть военного египетского флота, готовая дать отпор атакующим. Но иноземцы проявили мирные намерения и выразили желание попасть в Мемфис, чтобы встретиться там с Фараоном.

В сопровождении мощного эскорта они поднялись по Нилу и достигли столицы к концу ветреного утра. Сотни любопытных и зевак толпились по берегам. Это не было время сбора дани, когда чужеземные послы со своими свитами сменяли один другого. Однако корабли имели внушительный вид и свидетельствовали о явном богатстве. Может быть, прибывшие привезли Сети роскошные подарки?

Терпение не было сильной стороной Рамзеса, и он опасался, что его дипломатические таланты крайне незначительны. Принимать этих чужеземцев было для него тяжким бременем. Амени приготовил торжественную речь, нудную и скучную, но Рамзес уже позабыл даже ее первые слова. Он жалел, что нет Аша, который бы лучше всех подошел для такого случая.

Греческие корабли сильно пострадали, необходима была основательная починка, прежде чем они снова смогут выйти в открытое море. На некоторых даже были видны следы пожаров. Должно быть, во время похода через Средиземное море им пришлось столкнуться с пиратами.

Головное судно, несмотря на то, что часть его парусов была повреждена, ловко маневрировало. Наконец, оно подошло к причалу. Какой-то матрос перебросил мостик. Установилась тишина.

Кто выйдет на причал и ступит на землю Египта?

Появился человек среднего роста, широкоплечий, со светлыми волосами и некрасивым лицом. На вид ему было лет пятьдесят. На нем были латы и поножи, но свою бронзовую каску он снял и прижимал ее груди в знак мирных намерений.

За ним следом вышла высокая и красивая женщина, белокурая, одетая в пурпурную мантию, с Диадемой, указывающей на ее высокое происхождение.

Пара спустилась по мостику и остановилась перед Рамзесом.

— Я Рамзес, соправитель царства египетского. От имени Фараона, добро пожаловать.

— Я Менелай, сын Атрея, царя Спарты, а это — моя супруга Елена. Мы приплыли из проклятого города Трои, который завоевали и разгромили после десяти лет тяжелых боев. Множество моих друзей погибло, и у победы горький вкус. Как видишь, остаток моих кораблей в плачевном состоянии, мои воины и моряки измождены. Позволит ли нам Египет восстановить силы перед тем, как вернутся к себе?

— Ответ может дать только Фараон.

— Это скрытый отказ?

— Я привык говорить то, что думаю.

— Тем лучше. Я воин, и я убил много людей, а ты, наверное, не можешь похвастать тем же.

— Зачем утверждать, не зная?

Маленькие черные глазки Менелая гневно сверкнули.

— Если бы ты был одним из моих подданных, я бы сломал тебе хребет.

— К счастью, я египтянин.

Менелай и Рамзес встретились взглядами. Первым отвел глаза спартанский царь.

— Я подожду ответа на своем корабле.

На закрытом совещании поведение соправителя оценили по-разному. Менелай с остатками своей армии, несомненно, не представлял сейчас или в будущем опасность для Египта, но он обладал титулом царя и поэтому заслуживал уважения. Рамзес выслушал замечания и отверг их: разве перед ними находился не вояка, один из Атридов, жаждущий сражений и крови, чьим излюбленным развлечением был грабеж подожженных городов? Рамзес считал неуместным оказывать гостеприимство подобному разбойнику.

Глава Управления по Иностранным Делам, Меба, изменил своей обычной сдержанности.

— Мне кажется опасной позиция, которую занял соправитель. С Менелаем нельзя обращаться презрительно. Наши отношения с внешним миром предполагают сосуществование со многими странами, будь они малые или большие, чтобы избежать объединения против нас.

— Этот грек — коварный человек, — заявил Рамзес, — у него лживый взгляд.

Меба, шестидесятилетний с достоинством держащийся старик с широким, внушающим доверие лицом, снисходительно улыбнулся.

— В дипломатии нельзя руководствоваться чувствами. Нам иногда приходится вести переговоры с людьми, которые нам не нравятся.

— Менелай предаст нас, — продолжал Рамзес, — для него данное слово не имеет никакой цены.

— Голословное обвинение, — посетовал Меба. — По молодости лет соправитель выносит поспешные суждения. Менелай — грек, а греки хитры. Может, он и не сказал всей правды. Мы просто должны действовать с осторожностью и выяснить причины этого визита.

— Пригласим Менелая с супругой на ужин, — объявил Сети, — от их поведения будет зависеть наше решение.

Менелай преподнес Фараону металлические вазы красивой формы и луки, сделанные из разных пород дерева. Это оружие уже доказало свою пригодность во время боев с троянами. Свита царя Спарты была в разноцветных платьях, украшенных геометрическими узорами, и в высокой обуви. Их завитые кудри спускались до пояса.

Волны нектара исходили от зеленого платья Елены, которая лицо свое скрывала под белой вуалью. Она села по левую руку от Туйи, а Менелай занял место справа от Сети. Суровое лицо Фараона произвело впечатление на грека. Беседу повел Меба. Вино оазисов развязало язык спартанскому царю, и он пустился в причитания, сожалея о долгих годах, проведенных под стенами Трои, рассказал о своих подвигах, вспомнил о своем друге Одиссее, пожаловался на жестокость богов и расхвалил прелести своей страны, в которую ему не терпелось вернуться. Меба, превосходно владеющий греческим, казалось, проникся сочувствием к сетованиям гостя.

— Почему вы прячете лицо? — спросила Туйя у Елены на ее языке.

— Потому что я негодная собака, которую все ненавидят. Из-за меня погибло множество героев. Когда троянец Парис похитил меня, я не могла представить, что его безрассудный поступок повлечет за собой десять лет резни. Сотни раз желала я быть унесенной ураганом или утонуть в ревущей волне. Слишком много бед… Я принесла слишком много бед.

— А сейчас разве вы не свободны?

Она слабо улыбнулась под белой вуалью.

— Менелай не простил меня.

— Время смоет страдания, ведь вы снова вместе.

— Если бы это было так просто…

Туйя не задала вопроса, уважая скорбное молчание Елены. Она расскажет, если захочет.

— Я ненавижу моего мужа, — призналась белокурая красавица.

— Может быть, это временное ожесточение?

— Нет, я никогда его не любила. Я даже желала победы Трои. Ваше Величество…

— Да, Елена?

— Позвольте мне как можно дольше остаться здесь. Меня приводит в ужас мысль о возвращении в Спарту.

Шенар, распорядитель ритуала, из осторожности усадил Рамзеса подальше от Менелая, рядом с человеком с выразительным, изборожденным морщинами лицом и с длиной белой бородой. Его возраст определить было невозможно. Он ел медленно и поливал все яства оливковым маслом.

— Это ключ к здоровью, мой царевич!

— Меня зовут Рамзес.

— А меня — Гомер.

— Вы — военачальник?

— Нет, поэт. У меня плохое зрение, но превосходная память.

— Странно видеть поэта рядом с этим грубым животным, Менелаем.