Стеклянный ангел - Зухра Сидикова

Вино ударило ему в голову. Выпил на голодный желудок, поэтому такой быстрый эффект. Приятное расслабляющее тепло окутало тело, мягко стукнуло в ноги, а тут еще ерзающая на нем Юлька с голой грудью, то и дело выглядывающей из кружевного лифчика, и главное – эта жгучая обида на Жанну.

В общем, он сдался, не стал сопротивляться, позволил Юльке делать с ним все, что она захочет. Он просто закрыл глаза и подумал: «Ну и пусть!»

Юлька стащила с него всю одежду, разделась сама. Тело его под воздействием вина и, наверное, усталости было расслаблено до такой степени, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Правда, под умелым Юлькиным руководством чувствовал, что вся сила и мощь его тела сосредотачивается в одном месте.

И вот наступили последние секунды перед тем моментом, когда эти мощь и сила должны были вырваться наружу. И в эти самые последние секунды Миша вдруг почувствовал, что на его шею мягко легло что-то легкое и гладкое. В следующее же мгновение он ощутил, что это легкое и гладкое стало затягиваться все туже и туже, и вот он уже не может вздохнуть, он задыхается!

В панике он открыл глаза. Юлька сидела на нем и затягивала на его шее что-то белое - то ли шарф, то ли веревку.

Он почувствовал, что теряет сознание.

Глава двадцать вторая

Она сидела одна на этом забытом богом вокзале, в этой покинутой богом дыре, в которой, после того как она сядет в поезд, несчастный раздавленный горем Ромка останется совсем один. Ромка, прогнавший ее, отвернувшийся от нее.

Мимо сновали люди, снаружи гудели уходившие в неизвестность поезда, а она все сидела, уставившись в грязный с разводами пол.

«Вернусь, чтобы убить… - сказал Ромка. - Вернусь, чтобы убить…»

Ромке не придется никого убивать… не придется…

Дело уже сделано…

Она вспомнила внезапно лицо того человека, в тот момент когда она… Это было несложно, хватило и нескольких секунд…Она посмотрела на свои руки. Руки не подвели, они у нее очень сильные и не подвели. Одного ангелочка пришлось оставить ему… Чтобы он покаялся, пусть даже после смерти… Никогда не поздно покаяться…

Ясю все равно не вернешь… и Ромка больше не хочет ее видеть. Как ей теперь жить? Как ей жить теперь?

- Скучаешь? – молодой мужчина присел рядом. – Одна, что ли?

Надя взглянула на него и отвернулась.

- И я один, – продолжал мужчина, которого, похоже, совсем не смутило ее молчание. – Освободился вот и еду. Дом у меня есть, и работа имеется, все как у людей. Вот приеду, отдохну недельку, отосплюсь, отъемся и за штурвал. Водитель я, оступился по глупости. А так парень я верный, не сомневайся.

Надя молчала.

- Тебя как зовут? – не сдавался мужчина.

Надя повернулась к нему, равнодушно назвала имя. Не свое, чужое... Зачем она назвалась чужим именем, она не знала. Тогда еще не знала.

- Ну что ж, - сказал он, - хорошее имя, красивое. Очень приятно, а я - Виктор, будем знакомы, - он протянул ладонь.

Надя помедлила, потом нехотя вынула из кармана руку, подала ему.

Он пожал некрепко, рука у него была сильная, мужская.

Она взглянула ему в лицо. Чем-то на Ромку похож. Лицо скуластое, улыбчивое. Только немного постарше Ромки. Ромочка, застучало в виске, и слезы сами собой побежали по щекам.

- Ты чего плачешь? Случилось чего?

Надя не сдержалась, уткнулась ему в плечо, заплакала.

- Случилось чего? Не плачь, не плачь! Обидел кто? Ты скажи, я ему морду набью.

Она вздохнула, вытерла слезы:

- Нет, все в порядке, извините.

Снова отвернулась.

-  Поехали со мной? Поехали, а? Я хороший парень, надежный. Одному как-то не по себе. Дом пустой стоит. Поехали, не обижу. Поедешь?

Она снова взглянула на него. И глаза серые, как у Ромки.

- Поеду, - сказала тихо, - но только я паспорт потеряла.

- Ну это ничего! Ничего! - обрадовался тому, что она согласилась. - Это беда поправимая. Кореш у меня есть, спец по документам.  Он нам в три дня новый паспорт справит. А хочешь, он тебе аттестат соорудит с одними пятерками, или дипломчик какой-нибудь? Хочешь? Значит, сейчас мы к  нему. Пока он будет работать, перекантуемся где-нибудь поблизости, а потом на поезд и ко мне. Согласна?

- Согласна, - сказала Надя.- Мне в туалет надо.

В туалете она вынула из сумочки паспорт, взглянула в последний раз на фотографию. Вспомнила, как они втроем ходили к фотографу. Как долго он их усаживал, а они хохотали, как сумасшедшие. Старик-фотограф рассердился и хотел их прогнать, но Яся уговорила его. Надя на фотографии смешная, губы сжала, чтобы не рассмеяться. Глупая бедная девчонка… Прощай, прощай навсегда… Она изорвала паспорт на мелкие кусочки, спустила в унитаз. Взглянула в зеркало, подкрасила губы.

- Осторожно, - сказала она Виктору, когда он поднял ее чемодан, - осторожно, там стекло.

Глава двадцать третья

- Ты что, дура?!

Он стряхнул ее с себя, вскочил с дивана, стал собирать разбросанную одежду, не замечая, как комично выглядит: голый, с трясущимся подбородком.

- Вот дура! – повторял, касаясь рукой шеи, вертя головой, словно пытаясь освободиться от тех неприятнейших минут дежавю, когда вокруг шеи захлестнулась жгучим прикосновением веревка. Быстро оделся, пристально вглядываясь в Юлькино лицо, соображая, могла ли она… Неужели? Юлька?

- Ненормальная, ты что, убить меня хотела?!

Юлька лежала, раскинувшись на диване, совершенно не стесняясь своей наготы. Потом потянулась за сигаретами, закурила. Снова легла, пуская дым в потолок.

- Подумаешь, паникер! Нужно было просто немного подождать, когда этот момент совпадет с удушением. Знаешь, какой кайф словить можно?

- Вот дура, - повторил Миша, - и кто тебя этому научил? Уж не директор ли твой бывший?

Он это так сказал, к слову. Но она вдруг ответила:

- В точку попал, он и научил.

«Так, - подумал Миша, - а вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее!»

- Когда это он тебя научил? - спросил осторожно, стараясь покрепче ухватить догадку, мелькнувшую в уме.

- Когда научил? – переспросила, усмехаясь Юлька. – Тогда, когда мы у него дома занимались этим самым… Отчего ты сейчас так пр-р-р-ы-нципиально сбегаешь!

- И часто он практиковал такой метод ловли кайфа?

- Часто. Последнее время почти всегда.

- И кто кого душил?

- Пару раз он меня. Но мне не понравилось. Чаще просил, чтобы я его лего-о-о-нько так придушивала. Говорил, что у него так чувства обостряются.

- А ты не знаешь, он это только с тобой практиковал? Или с женой тоже?

- С женой точно нет. Она отказывалась. Он ее еще и за это дубасил. Знаю, что он иногда водил к себе кое-кого.

- Проституток?

- Нет, не проституток. Боялся заразу подхватить. Танцовщицу какую-то из стриптиз-клуба.

- Танцовщицу из стриптиз-клуба? - у Миши похолодело внутри.

- Ну да. Такую, знаешь - в кожаном костюмчике, с хлыстиком. Он танцы любил смотреть, вообще эстет был. Просто так этим делом не занимался, вначале надо было его эстетически ублажить. Рассказывал, как его этот костюмчик заводит.

- Ты видела ее?

- Нет, не видела. Он не спешил нас знакомить.

- Ну, вспомни хотя бы название этого стриптиз-клуба.

- Нет, не вспомню. Ты спрашиваешь, потому что все еще этим расследованием занимаешься?

- Да, Юля, и ты мне очень поможешь, если вспомнишь, где выступала эта девушка.

- Нет, не вспомню. Только знаешь, мне кажется, он ее не в стриптиз-клубе подцепил. Он ее на каких-то соревнованиях увидел. Все доказывал мне, что это не стриптиз, а самый настоящий спорт. Сейчас вспомню… Соревнования по стрип-пластике. Да, точно. Вот как это называется: стрип-пластика!

Миша выдохнул, и спросил, не надеясь особо… И все-таки надеясь…

- Может быть, ты и имя ее знаешь?

- Знаю, - пожала плечами Юлька, - обмолвился как-то, кот мартовский, - она усмехнулась, - все хотел на ревность меня раскрутить. Ублюдок…

- Так как ее звали? – спросил Миша, чувствуя, что голова сейчас просто лопнет от напряжения.

- Алиса ее звали, - сказала Юлька, и налила себе вина. – Алиса. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

* * *

Ну и что? Что теперь?

Как вообще все это может быть, и, главное, что со всем этим делать?

Миша сидел в своей машине и пытался хоть как-то собраться с мыслями.

Стриптезерша по имени Алиса, игравшая с директором школы в опасные эротические игры, и девушка-тренер из клуба «Олимп», которая приходила к Боровикову. Как со всем этим разобраться? Имеет ли это отношение к Алисе, которая заворожила его тогда в темном зале у подсвеченного рампой шеста?

Он набрал ее номер. Гудки отзывались в мозгу гулким камертоном.

Наконец он услышал ее голос.

Слышимость была отвратительная, голос то исчезал, то снова появлялся. Миша с трудом разбирал слова.

- Алло, алло? Миша, это вы? Здравствуйте, как у вас дела? Куда же вы пропали? Совсем забыли про меня!