Сборник "Этические уравнения" - Василий Головачев

– Существует практика боевого психотренинга. Воля у тебя крепкая, ты сможешь заставить себя заниматься.

– Не понял! – искренне удивился Максим.

– Секрет успеха в этом занятии – терпение. Работать надо каждый день, каждую свободную минуту.

– Ну, каждую минуту – это ты загнул, но заставить себя я смогу.

– Тогда можно и сегодня начать, – будничным тоном сказал Шаман. – Зеркало видишь?

Максим оглянулся: в холле, где они сидели, стояли в разных углах целых два трюмо с зеркалами.

– Сядь напротив зеркала, метрах в двух от него, и посмотри себе в глаза, не мигая, постепенно увеличивая давление взгляда.

– Сколько минут?

– Минуты две. Но на часы смотреть не разрешается.

– Понял. А перед упражнением не надо поднять тонус мышц глаза? Нас учили делать это перед боем.

– Молодец, правильный подход. Начни с вращения глазных яблок справа налево и обратно.

– Я знаю.

Максим сел поудобней, начал упражнение: вращение глазами справа налево – двадцать раз, потом слева направо столько же, скосил глаза вправо – максимально, влево – по десять раз, свел зрачки к носу – тоже десять раз, несколько раз переносил взгляд с кончика носа на дальние предметы, зажмуривался сильно и медленно расслаблял мышцы глаз.

Шаман наблюдал за ним бесстрастно, по лицу его нельзя было судить, о чем он думает, но у Максима сложилось впечатление, что штатный экстрасенс команды одобряет его действия.

После разминки Максим подвинул к зеркалу кресло, чтобы начать второе упражнение, и вдруг почувствовал себя неуютно. Будто где-то открыли окно и по комнате потек ручеек холодного сырого воздуха.

Оглянулся на Шамана. Тот поднес палец к губам, кивнул. По-видимому, бурят чувствовал опасность острее.

Максим достал «Беркут», открыл, изогнул бровь.

Стрелка прибора бродила по шкале как живая. Где-то неподалеку возник источник торсионного излучения.

Мимо прошла медсестра, направляясь в ординаторскую с журналом в руке.

– Как он там? – кивнул на стену Максим.

– Спит, – улыбнулась девушка. – Не волнуйтесь, все под контролем.

Шаман проводил ее взглядом, покачал головой.

– Пойду посмотрю, – встал Максим. – Может, это наш клиент излучает?

– Побудь там минут десять.

Максим прошелся по коридору, проверил дверь на лестницу – заперта, вернулся к палате Гольцова.

В палате горел синий ночник, светились индикаторы и панели медицинского оборудования. Гольцов лежал на кровати навзничь с закрытыми глазами, бледный, заросший трехдневной щетиной, и почти не дышал. Лишь пальцы на руках изредка подрагивали.

Максим прислушался к его дыханию, ощущая странную вибрацию воздуха: словно сквозь пространство палаты несся призрачный ветер – при полной неподвижности воздуха.

В коридоре что-то стукнуло, раздались приближающиеся шаги.

Максим огляделся, ища укрытие, согнулся за приборной стойкой.

Открылась дверь, в палату вошел врач в белом халате, подошел к Гольцову, не включая свет. В его руке тускло блеснул металл.

Максим выпрыгнул из-за стойки как чертик из коробки, выхватил пистолет, прошипел:

– Стоять! Ни с места!

Рука врача замерла: он держал шприц. Глаза его сверкнули, и Максим почувствовал тупой удар в лоб, хотя никто его физически не бил. Тем не менее сознания он не потерял, только отшатнулся, поднимая ствол пистолета.

– Руки за голову! Буду стрелять!

Врач продолжал стоять в той же позе, словно раздумывая, продолжать ли ему то, ради чего он пришел, или послушаться.

– Кузьмич, подъем! – быстро сказал Максим в каплю рации. – Тревога! Все сюда!

Врач перевел взгляд на Гольцова, раздвинул губы в непонятной усмешке. Рука его со шприцем пошла вниз, к груди раненого.

Максим выстрелил.

Пуля попала в шприц, разнесла его на стеклянные брызги.

Врач отпрыгнул назад к двери – очень быстро, невероятно быстро, и далеко – сразу на три метра! Ударил ногой в дверь, выскочил в коридор – тоже с удивительной скоростью, Максим даже не успел взять его на прицел.

Гольцов пошевелился, не открывая глаз.

Максим метнулся вслед за гостем, выбежал в коридор.

Из-за угла слышалась какая-то возня, в конце коридора мелькнул белый халат: врач каким-то невероятным образом ухитрился открыть дверь на лестницу и скрылся. Максим хотел было продолжать преследование, но тревога за Итигилова изменила решение. Он выбежал в холл.

Шаман боролся с дюжим парнем в халате, в котором Разин узнал санитара. Знатоком рукопашного боя Иван-Доржо не был, но знал практику цигун и успешно отбивал попытки санитара добраться до горла.

Максим подскочил к катающимся по полу противникам и опустил рукоять пистолета на затылок санитара. Здоровяк сунулся носом в пол, затих. Шаман выбрался из-под него, помассировал шею, грудь, бесстрастный, как и всегда.

– Извини, командир, я пытался…

– Все нормально, – выдохнул Максим. – Не знаю, чего они добивались, но врачебный обход после двенадцати ночи – нонсенс.

– Где врач?

– Сбежал, гад! Дверь на лестницу открыл и смылся. Вряд ли мы его догоним. Ничего, этот парень все нам расскажет.

– Они сначала зашли в ординаторскую…

Максим изменился в лице, метнулся к двери дежурной медсестры, распахнул дверь.

Девушка лежала на полу, но дышала. Ее ударили чем-то тяжелым по голове, и она потеряла сознание.

В ординаторскую заглянул Итигилов:

– Жива?

– Приведи ее в чувства, я попытаюсь все-таки найти врача.

Однако ни Максиму, ни примчавшимуся по тревоге членам группы отыскать киллера – потом выяснилось, что шприц был наполнен клофелином – не удалось. Нашли только брошенный на лестнице халат. Врач исчез. Кем он был на самом деле, выяснить также не удалось, медсестра видела этого врача впервые. А вот санитар после удара по голове ничего не помнил. Мычал что-то нечленораздельное, озирался в изумлении по сторонам, ничего не соображая, и вел себя как человек, потерявший память.

В два часа ночи больница успокоилась. Главврач, срочно прибывший по вызову дежурного врача, порывался позвонить в милицию, но Максиму все же удалось уговорить его не поднимать шум, сославшись на «секретный характер всего дела». В принципе, это была правда, хотя начальство Отдела пока пребывало в полном неведении относительно судьбы Гольцова.

Когда суета наконец улеглась, Максим отослал подчиненных обратно в гостиницу, собираясь довести свое с Шаманом дежурство до конца, и в это время скрипнула дверь, раздались шаркающие шаги и в холл вышел… Арсений Васильевич Гольцов собственной персоной, в халате и шлепанцах.