Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

3

Енниоль постарел и похудел. Без желтых одежд и бороды он казался то ли удалившимся от дел лекарем, то ли книжником, только глаза смотрели жестко и мудро, но врачи часто так смотрят. Робер передвинул кресла к камину и запер дверь. Не от врагов и не от слуг, а от себя.

— Прошу достославного, то есть пусть достославный Енниоль сядет. — Он будет говорить о делах, он должен говорить о делах. Гоган улыбнулся:

— Блистательный может называть сына моего отца Жеромом из Рафиано, лекарем и астрологом. Чем меньше наши беседы напомнят об оставленном в Агарисе, тем лучше для нас и хуже для подслушивающих и подглядывающих.

— Хорошо, — согласился Иноходец. — Я должен говорить «вы» и называть по имени, то есть по новому имени?

— Так лучше, — подтвердил Енниоль. — Правнуки Кабиоховы не вступают в земли внуков Его. Те, кто не любят меня, узнав о деле моем и о том, что надевал я подрубленные одежды и брил лицо, встанут между мной и народом моим. Сыну отца моего не так долго осталось глотать пыль дорог, и не страшна мне хула неразумных, но навис камень над домом нашим, и не время искать покоя.

— Достославный Жер…

— Нет достославных в пределах вотчины внуков Его. — Слова были злыми, а глаза усталыми. Как же они все устали!

— Простите… Господин Жером, хотите вина или плохого шадди?

— Зачем отказываться от того, что предложено? — Черно-седая бровь поползла вверх. — Вино — не пища, оно обостряет ум и располагает к откровенности. Жером из Рафиано с радостью примет чашу из рук герцога Эпинэ.

Енниоль продолжает верить. Трое у оврага тоже верили. И старший, с родимым пятном, так и не назвавший имени, и мальчишка с глазами Мэллит, и сама Мэллит… Лэйе Астрапэ, ну зачем она здесь?!

— Послушайте, Енниоль, — рука сама легла на браслет, — я должен сказать… Должен признаться… Мы убили ваших гонцов.

— О чем говорит сын твоего отца? — Енниоль казался растерянным. — Слово мое слишком тайно, чтоб вложить его в чужие уста. Не было посланных к твоему порогу до этого часа.

Говорит правду? Лжет? Все знает и хочет спасти свою жизнь? Но тогда зачем он пришел к убийце? Зачем привел Мэллит?!

— Блистательный начал говорить. — Енниоль больше не пытался быть Жеромом из Рафиано. — А выпавший каштан нельзя вернуть в кожуру. Сын моего отца ждет правды, и пусть она режет, как нож, и жжет, как огонь.

Пусть жжет и режет и гори все закатным пламенем! Мэллит и впрямь Залог, залог правды, но что разбередило ее рану? Клятва Ракана или болезнь Эпинэ? Ара связала двоих мерзавцев и гоганскую девочку, впутав ее в самую подлую из земных игр.

— Блистательный сожалеет о сказанном?

О сделанном сожалеет, о сказанном — нет. Робер прикрыл глаза, собираясь с мыслями, Енниоль ждал.

Если б не достославный, они с Альдо до сих пор сидели бы в Агарисе или плыли через океан. Выходит, во всем виноваты гоганы? Если Альдо не повезет, он так и скажет. За спиной зашуршало — Его Крысейшество. Эпинэ с готовностью подхватил обретенное сокровище. Смешно, но, чувствуя под ладонью живое тепло, говорить было легче.

— В Лэ к Альдо пришел один человек. Он сказал, что вы купили армию Симона Люра и гарнизоны на пути к столице, и потребовал Гальтару.

— Половина сказанного — правда, — желтоватые пальцы потянулись к несуществующей бороде, — половина отмечена ложью. На кого походил говоривший с Первородным? Чьи имена называл?

— В Эпинэ его знали как мэтра Вукрэ из Сабве, он торговал шерстью. Лет пятьдесят, темно-рыжий…

— Я знаю, кто это, — подтвердил Енниоль, — его имя Финахиоль, и смерть его выросла из предательства его. Сын твоего отца стал рукой Кабиоховой, что убирает из корзины гнилые плоды и бросает на дорогу.

— Финахиоля убил не я. — Пусть мэтр Вукрэ пытался обокрасть своих, дело не в нем, а в том, что натворили они с сюзереном. — С Вукрэ вышло случайно. Альдо его толкнул, он упал и разбил голову о камень. Мы не знали, что делать… Убийство посла означает войну, а Симон Люра служил вам. Мы не хотели, чтоб он узнал. С Вукрэ были слуги, мы… я заманил их в лес и велел убить.

— Носил ли один из мертвых отметину на лице? — Рука Енниоля коснулись щеки. — Вот здесь.

— Да, — твердо ответил Робер. — Его убил я, а перед этим спросил имя. Он не ответил.

— Его имя было Варимиоль, — лицо достославного совсем окаменело, — четвертый из сыновей моего отца. Ему доверили то, что не следовало доверять, он же сделал то, что не должен был делать. Финахиоль не более чем мул, везущий на спине кувшины, Варимиоль был погонщиком.

Блистательный снял с совести моей черный камень и возложил на душу светлый. Сын моего отца оплачет брата своего и возблагодарит Кабиоха за то, что не случилось непоправимого. Где остались пришедшие за чужим?

— В овраге, — пробормотал Иноходец, — на краю леса Святой Мартины. Это в старой Эпинэ… Там все… Люди и мулы.

— Так заповедовано, — возвысил голос достославный, — требующий с должника уплаты раньше срока да не обретет места в родовой усыпальнице, а обманом вымогающий чужой долг да ляжет вместе с вьючными животными в неприятном месте. Варимиоль был послан расчистить путь Первородных, но не требовать уплаты.

Так было еще хуже. Неизмеримо хуже, потому что гоганы играли честно, а их обманывали. С самого начала, с того самого разговора в Агарисе, когда сюзерен решил столкнуть достославных с «истинниками» и не платить никому.

— Теперь совесть блистательного спокойна, — Енниоль отвернулся к столу, — и мы можем поднять чаши за встречу и поговорить о главном.

Спокойна?! Понять, что убийство было бессмыслицей, что хватило бы слова «нет», и мальчишка с золотыми глазами остался бы жив? Как же проще жить, не думая, а веря. Для Енниоля убийство соплеменников — воля Кабиохова, возмездие за отступничество, только подлеца подлецом делают не чужие подлости, а свои.

— Вы не понимаете, — с отчаяньем произнес Робер, — вы ничего не понимаете. Альдо не станет исполнять клятву, он не собирался этого делать. Никогда не собирался!

Глава 6. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ). ДОРАК

400 год К. С. 10-й день Зимних Скал

1

Первый нож вошел в дерево в паре ладоней от клинков Шеманталя, второй просвистел мимо ствола и свалился на подмерзшую землю. Котик с радостным лаем притащил опозорившемуся хозяину его собственность, Марсель потрепал пса по внушительному загривку, велел лечь, чихнул и швырнул в несчастное дерево очередную пару. Правый клинок угодил куда надо, левый, к вящей радости волкодава, снова шлепнулся в кусты.