Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

— Прекрасный портрет, — громко произнес Альдо, задержавшись у огромного, в полстены, полотна. — Его Величество Фома может гордиться красотой своих дочерей.

— Этот портрет написан весной прошлого года, — сообщил граф Жанду. — Работа Теотелакта Агарина.

Представить Альдо рядом с урготскими куклами было оскорблением. Неужели сюзерен, не испытав настоящей любви, навсегда свяжет себя с чужеземкой?

— Чувствуется рука мастера. — Альдо сделал шаг в сторону, и Ричард увидел Фому с принцессами. Герцог в бархате цвета спелой сливы и кудрявом парике напоминал барона Капуль-Гизайля, девица в розовом нюхала цветок, девица в голубом кормила голубков. Дик вгляделся в смазливые, обрамленные локонами мордашки. Голубая была потолще, у розовой в лице было что-то кроличье. Сестрам было далеко даже до Марианны, а до Катари и вовсе как до звезды, но портрет в Талигойе появился неспроста. Эр Август предупреждал, что Сильвестр решил избавиться от Ее Величества и женить Оллара на урготской купчихе. Кто бы мог предвидеть, что картина послужит законному королю…

— Талигойские художники не уступают урготским. — Сюзерен говорил весело, но Дик чувствовал в его голосе безнадежность. — Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок Их Высочествам, а сейчас проводите нас к маркизу Габайру.

2

Дуайен в подбитом белкой халате возлежал в кресле, больше похожем на короткую кровать. В комнате было нечем дышать, но посольские ноги были тщательно укутаны меховым одеялом.

— Какая честь для больного старика, — прокашлял Жоан Габайру, то ли собираясь подняться, то ли делая вид. — Какая неслыханная честь!

— Сидите, сударь, — махнул рукой Альдо. — Как вы себя чувствуете?

— Так же, как неделю назад, — хрипло произнес ургот. — В мои годы трудно уповать на быстрое выздоровление. Лекарь полагает, что я застудил верхнюю треть легких, а это весьма неприятно и исключает даже кратковременное пребывание на морозном воздухе.

Слова больного не расходились с делами. Запертые окна и тщательно задернутые портьеры зеленого бархата надежно защищали не только от мороза, но и от дневного света. Спальня освещалась камином и свечами, горящими на письменном столе и низеньком, заставленном склянками столике под рукой больного.

— Нам не хватает вашего общества. — Сюзерен опустился в одно из четырех кресел и кивнул Дику. — Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы знаете нашего спутника?

— Разумеется. — Старческие глаза, бурые, как разведенный молоком шадди, уставились на юношу. — Я впервые обратил внимание на этого достойного молодого человека, когда он приносил присягу оруженосца, и с тех пор стараюсь не терять его из виду. Властитель Надора проделал большой путь, весьма большой и весьма примечательный…

— Окделлы верны своему государю. — Святой Алан, ну зачем Габайру понадобилось вспоминать Фабианов день? Конечно, он не имел в виду ничего плохого, и все-таки…

— Верность — замечательное качество, — сухая, похожая на причудливый корень рука поднесла ко рту большой платок, — и весьма редко встречающаяся. Наши времена склоняются к здравому смыслу, а не к бессмысленному самопожертвованию, как бы красиво оно ни выглядело. Большинство, как это ни печально, предпочитает чистой совести и посмертной славе бренное существование.

— Повелители Скал всегда принадлежали к меньшинству, — улыбнулся сюзерен. — О готовности Ричарда отдать свою жизнь за жизнь сюзерена говорит цепь Найери. Маркиз, мы не хотим утомлять вас и потому будем кратки. Получил ли Его Величество Фома наше письмо? Кроме того, мы готовы принять ваши верительные грамоты, что избавит вас от поездки к экстерриору.

— Я очень сожалею, — закашлялся посол, — но последнее письмо Его Величества, достигшее этого дома, подписано 14-м днем Осенних Ветров. Я четырежды отправлял в Урготеллу курьеров, но у меня нет уверенности, что они достигали цели.

— Отправьте еще раз, — предложил сюзерен. — Мы обеспечим вашему курьеру надлежащий эскорт.

— Дорога через южные графства стала весьма опасной. — Габайру снова закашлялся, тщательно прикрывая темные губы платком. — Весьма…

— Этому скоро придет конец, — пообещал Альдо. Лоб сюзерена блестел от пота, волосы слиплись. Дик тоже чувствовал себя вытащенной из воды рыбой.

— Безопасные дороги весьма облегчат жизнь моему преемнику. — Старикашка без дурацкого «весьма» прямо-таки жить не мог. — Участь посла, не получающего писем, плачевна.

— Вы рано заговорили о преемнике, — нахмурился Альдо, — мы не сомневаемся, что вы поправитесь. Вы ведь провели в Ракане более тридцати лет?

— Я провел в этом городе тридцать девять лет, — с достоинством уточнил Габайру, — но всему приходит конец. Я дважды просил моего герцога об отставке. Первый раз мне было отказано, ответа на второе прошение я пока не получал.

— Кто же вас сменит? — полюбопытствовал сюзерен. — Граф Жанду?

— Никоим образом. Первый советник посольства, если он себя проявит достойным образом, рано или поздно станет послом, но в другой стране. Граф Жанду знает, что ему предстоит уехать в Эйнрехт. В свободное от своих обязанностей время он учит язык и читает дриксенские хроники. Это весьма полезное занятие, куда более полезное, чем написание доносов.

— Нам не кажется это разумным. — Альдо не выдержал и утер лицо. — Граф Жанду хорошо знает Талигойю, но не Дриксен. Разумнее оставить его здесь.

Старикашка улыбнулся, показав молодые острые зубки:

— Люди слабы, по крайней мере, так учит церковь. Если второй советник будет думать о том, как стать первым, а первый — пойдет ли ему посольская лента, об интересах государства можно забыть.

Каждый промах старшего будет вредить короне, но приближать младшего к вожделенной должности. Стоит ли в таком случае исправлять ошибки? Трое из четырех решат, что не стоит, а у дипломатии свои правила. Тот, кто хорошо играет в тонто в Паоне, и в Липпе не проиграет. То же можно сказать и о политике. Не сомневаюсь, новый посол быстро поймет, что происходит в этом городе. Прошу меня простить, я должен выпить свой отвар.

— Разумеется. — Государь кивнул, но не встал, как надеялся задыхавшийся Дикон. Обитое бархатом кресло, в котором сидел юноша, превратилось в горящий камин, в горле пересохло, хотелось лишь одного — выскочить из раскаленной комнаты, но Альдо терпел, а место Ричарда было рядом с ним.

— Еще раз прошу меня извинить. — Темная лапа потянулась к столу. Дикон поправил цепь Найери, стараясь не слушать, как посол с бульканьем глотает темную жижу. Если б не тиканье часов, можно было подумать, что время остановилось, остались только жара и навязчивый сладковатый запах.