Бронзовый грифон - Владислав Русанов

Размышления помогали отвлечься и забыть на время о горящих легких, гудящих ногах и пульсирующей в висках крови. Антоло вспомнил, как впервые увидел сержанта. Как наяву увидел его полный презрения взгляд…

– Лучше бы вы в тюрьме сидели, – не сказал, а выплюнул Дыкал. – Задница, дык, точно целее была бы… Повелись на речи генерала – мол, армия новые земли поможет увидеть, и добычи хоть завались, дык, и мундир, и девки на шею сами вешаются?

Опешивший Емсиль тогда ляпнул:

– А откуда вы знаете?

И получил кулаком под дых:

– Должен говорить мне – «господин сержант»! Понял? А вот свое «вы» можешь себе же в задницу и засунуть! Понял?

– Понял, господин сержант!

– Ладно. Отставить! Откуда знаю, хочешь спросить? Так я за тридцать лет службы столько рекрутов перевидал, что… Дык, чего там говорить! Знаю вас, как облупленных. Хотя у вас случай особый, можно сказать… Если бы не… Ладно. Отставить… Пошли имущество получать.

Потом они долго торчали около склада, и Дыкал вяло переругивался с другими сержантами, норовившими проскочить без очереди. Те подтрунивали над ним, вспоминая какой-то неудачно исполненный приказ. Он ответил, мол, угадывать желания капитана не намерен, если тому нужно что-то, пускай так и говорит, и нечего тень на плетень наводить. А табалец рассматривал своего будущего командира. Обычное крестьянское лицо, мозолистые руки, чуть сутулые плечи – переодень такого в крестьянскую рубаху, и получится арендатор-огородник из южного Аруна, из тех, что посвящают всю жизнь луку, капусте и моркови. На левом рукаве – нашивка сержанта. Ни шрамов, ни отметок за ранения – служба Дыкала протекала, скорее всего, в каком-нибудь тихом и спокойном гарнизоне в центральной части Сасандры. Значит, ни в Барне, где на протяжении последних двадцати лет несколько раз поднимали восстание дроу, ни на Окраине, границы которой постоянно теребили набегами кентавры, он не служил. И все же чувствовалась в нем спокойная уверенность человека, умеющего обращаться с оружием. Видно – сержант себе цену знает, попусту за меч не схватится, но, вынув его, нашинкует обидчика в капусту.

По разумению Антоло, ветеран не заслужил того, чтобы в преддверии грядущего увольнения по возрасту валандаться с необученным сбродом. Но кто знает, какие резоны у армейского начальства? Может, как раз так и надо? Может, только служака с опытом и уверенностью в себе Дыкала способен научить их хоть чему-то?

На складе им выдали доспехи: нагрудник из воловьей кожи; кожаный шлем, обшитый по краю бронзовой полосой, с козырьком, нащечниками и бронзовым же гребнем; калиги на толстой подошве с окованными носками; поножи. На соседнем складе они получили оружие: пику семи локтей в длину, из которых полтора приходились на граненое узкое жало с перекладиной в месте крепления к оскепищу; короткий меч, заслуживший презрительный взгляд и неодобрительное хмыканье сержанта. Лишь через несколько дней он соизволил объяснить подчиненным причину недовольства. Оказалось, мечи для пехоты ковали из такого плохого железа (просто язык не поворачивается назвать это сталью), что они легко гнулись прямо в руках. Ну и, понятное дело, тупились настолько часто, что опытные солдаты и не пытались их уже точить. Зачем? Все равно приходится орудовать, словно дубинкой. А еще дня через три Антоло понял, как им повезло оказаться в пикинерах. Солдатам каждого третьего десятка вручили щиты высотой в три локтя и шириной полтора. Щит был сделан из легкой древесины – Емсиль сказал, что это ясень, по краю окован полоской, уже не бронзовой, а стальной, а в середине его возвышался «пупок», который Дыкал назвал мудреным словом – умбон. Но… Как ни назови, а бегать со щитом вчетверо тяжелее, чем с пикой. Хотя и с пикой – не подарочек.

Но самое приятное событие первого дня – купание (пускай в пруду, зато каждому выдали кусок серого рыхлого мыла) и раздача чистой одежды. Облачившись в широкие полотняные штаны, небеленую рубаху и куцую кожаную куртку-поддоспешник, Антоло почувствовал себя человеком и где-то в глубине души даже зауважал армейские порядки.

– Ша-а-агом!

Фу-ух! Опять можно передохнуть. Может, удастся просохнуть? Хотя нет. Вряд ли… Солнце палит – месяц Быка есть месяц Быка. До самых сумерек прохлады не жди, а это значит, все будут обливаться потом и задыхаться, глотая горячий воздух наполовину с пылью, которой и в лагере новобранцев не меньше, чем на дороге.

– Правое плечо вперед! – выкрикнул Дыкал, и Антоло только теперь почувствовал, как сосет под ложечкой. За этой беготней и обед прозевать недолго! А обед, что ни говори, в армейской жизни, пожалуй, самое важное дело. После завтрака и ужина, само собой.

Улыбки облегчения появились на измученных лицах, покрытых полосками смешанного с желтой пылью пота. Вензольо настолько воспрял духом, что подмигнул шагающему с ним рядом Горбушке.

– Подравнялись, кошкины дети! В колонну по два! Ножку взяли! Раз-два! Раз-два! Левой! Что, не знаешь, где левая, а где правая, ученый?!

Последнее замечание предназначалось Емсилю. Очень уж тяжело давалась барнцу строевая подготовка. Все эти «направо», «налево», «кругом марш» повергали его в состояние, близкое к панике, а уж заставить идти в ногу могло разве что небывалое чудо.

– Виноват, господин сержант! Я сейчас!

Емсиль смешно подпрыгнул, как стреноженный жеребчик, и поймал нужную ногу.

– То-то же! Я вам, кошкины дети, покажу! Только о жратве, дык, вспомнили, так и про все иное позабыли! Ходить строем – для солдата первейшее дело! А уж для тяжелого пехотинца, дык, вообще святое. Это легкачи как хочешь могут бегать. С дротиками да с пращами. Дык, конница опять-таки… Лошадь – животное тупое. Как его научишь в ногу бегать?

Новобранцы дружно захохотали, оценив шутку командира. Улыбнулся и Антоло. Как известно, начальники любят, когда подчиненные радуются их остротам, независимо от того, смешна ли она на самом деле, или нет.

– А наша, дык, главная сила, – продолжал сержант, – это ровный строй. Чтоб щит к щиту, плечо к плечу, пика к пике, как по ниточке… И чтоб не разрывать строй ни со страху, ни по дурости, ни от неумелости вашей бестолковой! Ударить щитами врага! Коней в пики! Да чтоб как один человек, дык… И если вас бьют, чтоб не дрогнули, а только крепче щиты составили. Если запомните это… Вдолбите в головы ваши, дык, неразумные… Тады живыми останетесь даже в самой лютой свалке. Побежите, строй разорвете, спины врагу покажете – все, конец, дык…

– А как же, господин сержант-то… – несмело заговорил Цыпа. – Как же не побежать? Когда конница-то… Боязно…

– Боязно! – передразнил его Вензольо. – Вот душа заячья! Пики к’епче надо…