Дар сопереживания - Дэвид Вилтц

Он дошел до конца квартала и поймал такси.

Не получив ответа на повторный стук в дверь, Беккер повернулся к Джениссу.

– Думаю, вам стоит проверить, тот ли это адрес. Он остался у вас в машине, не так ли, капитан?

Дженисс улыбнулся.

– Пойду принесу, – с готовностью откликнулся он.

Беккер выжидательно посмотрел на Хэтчера.

– А она? – спросил Хэтчер.

– Она пусть учится, – ответил Беккер.

Хэтчер хотел что-то сказать, потом передумал и стал спускаться по лестнице вслед за Джениссом.

– В чем дело? – недоуменно спросила Карен. Шаги замерли. Карен догадалась, что Хэтчер и Дженисс остановились на следующей лестничной площадке вне их видимости и ждут. Но чего?

– Во избежание неприятностей смотри на ту дверь, – сказал Беккер, указав на дверь позади Карен.

– Зачем?

– Не своди с нее глаз. Мне показалось, я заметил там какое-то движение.

Карен, выполняя приказ, повернулась к Беккеру спиной и услышала, что он возится с замком двери Солина.

– Уф, – выдохнул Беккер через несколько секунд. – Как ты думаешь, почему он оставил дверь открытой?

Когда Карен повернулась, Беккер уже вошел в квартиру Солина. Дверь была широко открыта.

Быстро стало ясно, что квартира пуста. Именно Карен обнаружила, что дверную цепочку пытались перекусить.

Внимательно взглянув на поврежденное звено, Беккер с криком: «Ах, черт!», рванулся вниз по лестнице.

Промчавшись мимо Дженисса и Хэтчера, он в три огромных прыжка очутился перед входной дверью и вылетел на улицу как раз в тот момент, когда мужчина садился в такси в конце квартала. Прежде чем закрыть за собой дверцу, мужчина оглянулся на Беккера, и такси тронулось с места.

Беккер побежал за такси, крикнув на ходу Джениссу и Хэтчеру, выскочившим из подъезда вслед за ним, чтобы те садились в машину. Он достиг угла через несколько секунд, понимая, что опоздал. Вдали виднелось несколько такси, но Беккер не знал, какое из них ему нужно. Безнадежно, Бахуд ушел и скроется с глаз при первой же возможности – еще одна неприметная капелька в желтом потоке городских такси.

Рядом затормозила машина Дженисса. Из нее торопливо вылез Хэтчер.

– Что? Что случилось?

– Мы только что упустили этого сукина сына, – сказал Беккер, оглянувшись на дом Солина. К ним бежала Карен, но вдруг остановилась.

– Кого упустили? Солина?

– Боюсь, обоих, – проговорил Беккер, наблюдая, как Карен опускается на колени около бездомного, накрытого грудой картонок.

– Мы прошли в двух шагах от этого ублюдка.

– Кого? Солина?

– Да, черт возьми! Солина... и Бахуда.

– Бахуда? – недоверчиво переспросил Хэтчер, но Беккер, не слушая его, уже бежал к Карен и распростертому на асфальте телу.

Садясь в такси, Кейн оглянулся на дом Солина и увидел, что из подъезда выбежал мужчина, устремившийся прямо к нему. Кейн захлопнул дверцу и сказал водителю:

– Поверни направо.

Они завернули за угол, и улика скрылась с глаз. Бегущий остался далеко позади. Кейн был в безопасности, но в его мозгу пронзительно выла сирена тревоги. Квартира Солина не могла вывести на него, тут можно не сомневаться, но обстановка накалялась, становилось чертовски горячо. Если они подобрались столь близко, можно опасаться, что они найдут и Хэнли, а это прямой выход на Майру. Но как этим ублюдкам удалось так быстро выйти на него?

Кейн дал водителю адрес в двух кварталах от дома Говарда. Он пройдет оставшуюся часть пути пешком на тот случай, если преследователи каким-то образом обнаружат такси. Он не считал, что это возможно, но теперь настало время проявлять предельную осторожность. Он пожалел, что нельзя избавиться от трупа Хэнли. Это крепкая ниточка, но даже при минимапьной удаче тело не найдут еще несколько дней, а ему необходим всего один.

Откинувшись на сиденье, Кейн глубоко вздохнул. Ночь получилась захватывающей: на закате он убил Хэнли, на восходе – Солина. И в довершение всего собирается позабавиться с Майрой: ночные развлечения разожгли в нем жгучее желание.

19

Майра лежала без сна, сердце громко колотилось. Его грохот отдавался в ушах, не позволяя заснуть, однако не мешая девушке слушать, что происходит в гостиной. Там находился Кейн. Их разделяла бетонная стена, но Майре казалось, что она различила бы сейчас и трепетание крыльев бабочки. Пятно на груди в том месте, где пальцы Кейна прикоснулись к ней, по-прежнему горело огнем, словно раскаленный металл прожигал ее тело насквозь.

Кейн стоял около телескопа. Майра слышала, как он подошел к окну, как тихо поскрипывали распорки при вращении зрительной трубы. Слышала шелест ресниц Кейна, когда он моргал, вглядываясь в объектив. Девушке казалось, что она слышала, как упало на пол полотенце, складываясь в бесформенную кучку ткани; как виды города просачиваются через систему линз, устремляясь к зрачку Кейна; как заскрипели, подобно мачте корабля в шторм, его шейные позвонки, когда он обернулся к двери ее спальни.

Ей ни к чему было все это видеть, это просто опасно. Майра заставляла себя лежать неподвижно, потому что знала: если она подойдет к двери и выглянет в щелку, то не сможет совладать с собой. Стоит ей увидеть Кейна, она сорвет с себя ночную рубашку и предстанет перед ним с бесстыдством проститутки. Она не должна смотреть на него; слушать и то было мучительно. Майра могла удержать в постели свое тело, но не мысли. Ее мысли без остатка были заполнены Кейном, его запахом, твердым, жарким телом с мягкими, бархатистыми на ощупь волосами на груди. Она почти явственно представляла его губы на своей коже, но в последний момент ощущение прикосновения ускользало. Она никогда не знала поцелуев, поэтому сенсорная память не могла подарить ей всей полноты ощущений. Представление, что это такое, у нее имелось – поцелуи знакомы каждому, – но ее губы пробовали только ее собственные руки и щеку брата, поэтому Майра не меньше всего остального хотела, чтобы Кейн поцеловал ее. Она сгорала от желания, но не смела добиться удовлетворения. Ее трусость сильнее похоти, констатировала Майра с отвращением к собственной слабости.

Потом ее страхи, желание и самоотвращение слились в гнев – гнев на Кейна, который довел ее до такого безумия. Говард прав, он должен исчезнуть из их жизни. Кейн должен уехать и немедленно. Утром она ему это скажет, она решила.

Майра услышала, что Кейн подошел к ее двери. Наверное, чтобы взять книгу с полки. Он выберет книгу и, как обычно, уйдет к себе. И самая мучительная часть пытки на сегодня закончится. Затем наступит ее худшая часть – долгое и горькое сожаление, полное бесконечных упреков в собственной трусости и глупости – агония разочарования; но ей уже не привыкать, с этим она справится лучше, чем с необходимостью удерживать себя в постели.

Дверь приоткрылась! Открылась. Кейн вошел в комнату и остановился около кровати, глядя на Майру сверху вниз. Льющийся из окна свет окружил его пылающим ореолом. Он был полностью обнажен, с выпирающей эрекцией. Он что-то сказал, но Майра разом оглохла от сознания, что он здесь, рядом, в ее ушах отдавался только рев крови, бешеным потоком устремившейся по венам.

И словно чтобы уравновесить внезапную глухоту, у нее резко обострилось обоняние. Майра ощутила запахи мыла и шампуня, и сквозь них – аромат мужского тела... О Боже, он двигался! Кейн шагнул к изголовью кровати и остановился в десятке сантиметров от лица Майры. Она попыталась взглянуть на него, но глаза отказались поворачиваться в глазницах. Он был здесь, рядом, стоит протянуть руку, и она к нему прикоснется. Вряд ли он был крупнее мужчин из журнальчиков Говарда, но он был настоящим и потому огромным. Конечно, он причинит ей боль, он расщепит ее пополам, он убьет ее, проносились лихорадочные мысли в голове девушки.

Кейн вновь что-то сказал, и Майра опять не смогла разобрать его слов. Он так близко, совсем рядом... После стольких лет страстного томления, мечтаний и надежд, потока энергии вселенских масштабов, потраченного на бесплодные фантазии... Майра протянула нормальную руку, прикоснулась к живому мужскому телу и поразилась, каким горячим оно оказалось.

Кейн встал коленями на кровать, раздвинул ноги девушки. Этим движением он отдалился от нее. Майра потянулась к нему, но он толкнул ее обратно на подушки, затем его руки ухватили ночную рубашку и сорвали ее с Майры, она сама не поняла как. Его прикосновения были грубыми и горячими. И – о, Боже, Боже мой! – губы Кейна коснулись ее груди. О Боже, она не подозревала, как это приятно! Еще раз, о, Боже, еще!

Страх исчез, Майре стало все равно, что Кейн будет делать с ней. Он мог причинить ей боль, убить ее, неважно. Внезапно поняв, что в ее власти делать с ним все, что заблагорассудится, Майра рванулась навстречу Кейну. Ее зубы впились ему в плечо, нормальная рука обняла за спину, «детская» ручка за шею: Майра уцепилась за Кейна, словно за жизнь. Обняв здоровой ногой его бедра, она притянула его к себе.