Хозяин Вселенной - Павел Комарницкий

«Так может случиться. Извини. Это не игра».

Он вздыхает.

«Одно я могу обещать твёрдо — тебя не разлучат с твоей Иоллой. Но это всё».

Ангел, которого я прежде никогда не видел, неслышно возникает откуда-то — я даже не успеваю заметить, откуда именно. Зато успеваю заметить на пальце перстень с блестящим камушком, и ещё широкий браслет на запястье. Я уже достаточно понаторел в разнообразных боевых устройствах, чтобы понять — с помощью этого прибора можно подвесить в воздухе и сковать силовым полем не то что ангела…

— Ну что, Победивший Бурю, — голос конвоира очень мягкий, проникновенный, — пойдём.

Ленивые, длинные волны с шипением накатываются на берег, пенные потоки струятся меж камней, и, не дойдя до корней прибрежной растительности, откатываются назад. Деревья стоят нерушимой тридцатиметровой стеной, покачивая на ветру синей листвой самой разнообразной формы. Наверное, именно так выглядели когда-то дикие джунгли Рая, ещё не превращённые в роскошные плодовые сады…

«Просто за этим островом некому ухаживать. Нет штатного смотрителя. Впрочем, теперь уже есть. Во всяком случае, голод тебе не грозит».

Я с удивлением ощущаю, что мысли передаются здесь как-то НЕ ТАК — мыслеобразы чуть размываются, непроизнесённые слова будто отдаются непередаваемым шелестящим эхом…

«В пределах острова эффект малозаметен. Но с соседними островами архипелага Изгнания тебе уже не связаться. Тем более с материком».

— Ладно, — мой конвоир встряхивает крыльями. — Есть пожелания, изгнанник?

— Есть, — чуть улыбаюсь я. — Но к тебе это не имеет ни малейшего отношения.

— Тогда у меня всё. Желаю здравствовать.

Конвоир круто взмывает в небо, почти без разбега. Я провожаю его взглядом. О-оп! И нет никого… Я один на необитаемом острове. Ну что же, Робинзон, принимай хозяйство…

Деревья за моей спиной дружно шумят под напором свежего океанского ветра. На горизонте виднеются тёмные пятна соседних островов. Я усмехаюсь. Близок локоть… Ну что стоило бы на моих замечательных крыльях перемахнуть? Четверть часа лёту, а вон до того ещё меньше… Да и на материк, пожалуй, не так уж трудно перебраться. Пара часов лета над водой, вполне посильно…

Но не получится. Я знаю, как это будет. Всё тот же транспортный кокон, невидимый и неощутимый. О-оп! И я обратно тут.

Но и это всё бы ничего. Главное — стойкое ощущение, что во всём этом мире Я ОДИН. На всей огромной планете.

Я даже трясу головой, как будто в ухо мне попала вода. До чего мерзкое ощущение… За эти долгие счастливые годы я уже настолько привык к телепатии, что она кажется мне более естественной, чем слух. Возможность в любой момент ощутить мысли родных, моей жены и дочуры… Как можно лишить этого свободного ангела? Какая жестокость… Ещё бы лишили возможности летать!

Вздохнув, я взмахиваю крыльями, коротко разбегаюсь против ветра и взмываю вверх. Нечего киснуть. Для начала осмотрим мою камеру-одиночку.

С высоты островок выглядит совсем небольшим, шагов пятьсот на восемьсот примерно. Да, для камеры-одиночки более чем просторно, конечно… Просто я уже привык смотреть на всё ангельским взглядом — бескрайние просторы мне кажутся естественными.

— Я назову тебя Шушенский! — кричу я, пролетая над самыми верхушками деревьев. — Остров Шушенский! Как?

Деревья дружно шумят, выражая согласие. Шушенский так Шушенский… Хоть остров Пасхи. Устраивайся поудобнее, тебе тут жить и жить… Вот интересно, сколько мне могут вкатить? Ангелы вообще-то народ щедрый.

Несмотря на скромные размеры, островок создаёт над собой довольно ощутимый восходящий поток, словно стараясь потрафить новому жильцу. Я по спирали поднимаюсь в небо. Выше и выше…

Чушь. От себя не улетишь. И не вытравить гнетущее чувство вины перед Ирочкой и маленькой Мауной. Неужели девочка должна расти без отца? И в Первый полёт без отца? Это же дикость…

Я криво усмехаюсь. Быстро же привыкаешь к высокому гуманизму. Тоже мне, «архипелаг ГУЛАГ»… А вот на моей прародине, к примеру, зэков и сейчас держат в условиях, мало чем отличающихся от загонов для мелкого рогатого скота. А что сделали бы не так давно с подобным мне, проникшим в органы госбезопасности… Неприятно даже подумать.

Гнездо, скрытое в кроне высокого дерева, растущего почти на краю рощи, я замечаю случайно. Заинтересованно снижаюсь, описывая круги. Вот как…

Я уже знаю, что этот «архипелаг ГУЛАГ» имеет в основном искусственное происхождение. Тысячи островков, вздыбленные на прибрежном шельфе. Их создали ещё в те времена, когда телепатия только начинала своё победное шествие по планете, и не все ангелы были ангелами в определённом смысле… Тогда ссыльных было ещё немало. Сейчас же большинство мест ссылки пустуют, поскольку число лиц, подлежащих изоляции от общества, крайне незначительно. Общественного порицания часто бывает достаточно. При более серьёзных проступках — штраф, увольнение и как особо суровая мера запрет на детей. А вот на этом острове, выходит, до меня сидел какой-то особо опасный преступник. Интересно, за что? Неужто… убийство?

Я с шумом приземляюсь в гнездо, свитое со знанием дела — вот посадочная площадка-леток, а вот и уютная спальная ниша, закрытая от дождя… Именно такие гнёзда вили самые первые, ещё совершенно дикие ангелы. Видимо, предыдущий обитатель был большой оригинал. Хотя с чего я решил, что ангел будет строить какое-то подобие хижины на земле? Это же страшно неудобно. Это для нелетучих. Ну а башню, пусть даже самую древнюю и примитивную, больше похожую на геодезическую вышку, построить можно только сообща.

Да, на этих островах никто не строит жилых башен, и это тоже часть воспитания — коль ты вне общества, то и должен жить как дикарь-одиночка. Спи в ветвях, ешь дикие плоды и орехи… да хоть насекомых лови. Кому интересно?

Плотно свитая корзина трещит под моим весом. Похоже, всё сгнило от времени. Давненько, выходит, тут обитал мой предшественник… Ладно. Поправим гнездо, не так уж это трудно, наверное.

Глава 18. Узник совести

Изнутри воздушный шар выглядит огромным, наполненным неосязаемой гулкой пустотой. Упругие, непроницаемые стенки резонируют, усиливая звуки. Я летаю внутри этого шара, как бабочка, тыкаюсь в стенки шара, но они мягко отбрасывают меня назад. Тусклый свет сочится сквозь оболочку, он всюду — сверху, снизу, с боков… Но больше ничего. И звёзд не видно. И даже солнца. Нет ничего, кроме этого света, мутного, сочащегося ниоткуда… Где выход?

Нет выхода.

«Должен быть», — врывается в мои кошмары сторонняя мысль. Первая, которую я слышу за эту ночь.