Все еще будет - Афанасия Уфимцева

Для начала ошалевший от любви Криворотов приобрел английскую кулинарную книгу Джейми Оливера. Подначитавшись или, как он сам говорил, «поднабравшись граматешки», подписал в меню завтрака напротив овсянки «шеф рекомендует» и, общаясь с дачниками, настойчиво рекомендовал именно этот кулинарный изыск. Он утверждал, что, подзаряженные овсянкой, шотландские мужики даже зимой нижнего белья под килтом не носят. Этот маркетинговый ход возымел успех – особенно когда он решил добавлять в классический рецепт ложку-другую виски. Традиционный русский омлет стал называться йоркширским пудингом, кексы – маффинами, а коржики, после добавления в них изюма и сушеной вишни, – сконами. Причем последние подавались, как и в Туманном Альбионе, со взбитыми сливками и вареньем.

И никто в городе против такой глобализации не возражал. Хотя, честно говоря, была пара злых языков, окрестивших английские сконы риткиными ватрушками.

Заключительным аккордом модернизации кофейни была замена вывески на новую – Belgravia.

Процесс глобализации коснулся своим мягким хвостом и рыжего Бобика. С чьей-то легкой руки он стал котом чеширской породы, а поскольку как две капли воды походил на большинство вольногорских котов, то и те вскоре были приписаны к той же «редчайшей британской породе».

Глава двадцать первая, в которой речь пойдет о событиях на городище

Погоди, подруга, плакать,Погоди маленечко.Неужели не придетДля нас весело времечко?

– Рита, дочка, иди сюда скорее! – говорил Николай Петрович, протягивая дочери целую стопку писем. – Похоже, в почтовой трубе был затор, а теперь прорвало. Мне казалось, что люди совсем перестали общаться с помощью старых добрых писем, а тут целый ворох корреспонденции.

В отличие от Николая Петровича, стопка писем никакого ажиотажа или радости у Маргариты не вызвала. Посланий она ни от кого не ждала. Начала не торопясь разбирать корреспонденцию. Пишут пенсионный фонд, налоговая… Поздравляют с уже давно прошедшим днем рождения… Одно письмо было с местным, вольногорским штампом – вещь в высшей степени диковинная, поскольку эпистолярному жанру вольногорцы предпочитали живое общение за чашкой чая.

Письмо действительно было странным. Напечатано на принтере. Без подписи.

Дорогая Маргарита!

Известному Вам человеку угрожает серьезная опасность. За мной следят, поэтому позвонить или прийти к Вам в дом или в школу я не могу. Буду ждать Вас в 11 часов вечера в четверг в беседке за старым городищем. Если увижу, что Вы не одна, сразу уйду.

Ваш друг.

Беседка была местом исключительно приятным, но только в светлое время суток. Древнее городище располагалось на самом высоком холме Вольногор. Стараниями Иноземцева и местных энтузиастов здесь был открыт историко-этнографический музей. Из соседних сёл завезли образцы древнейших деревянных построек. Может быть, и не самый известный музей в Северном Заречье, но для небольшого курортного города вещь нелишняя. Днем, особенно в летнюю пору, здесь всегда многолюдно. Зимой, да на ночь глядя – ни одной живой души.

Автор письма выбрал место со знанием дела. Беседка притаилась на самом краю холма, над рекой. До нее от городища – метров пятьдесят чистейшего поля. Человек, ожидающий в беседке, сможет спокойно ретироваться, если что-то пойдет не по плану.

Сказать Ване? Не отпустит. Накричит. Обзовет дурой. Опять пошлет лечиться.

Не идти? А что если милому Ванюше действительно грозит нешуточная опасность, которую еще не поздно предотвратить? А что если не пойти и потом что-то нехорошее произойдет? Как потом жить с этим?

И что делать, если пойти… и этот человек захочет причинить ей зло? Значит, надо продумать пути отступления, решила она. Но идти надо, непременно надо. Как говорится, была не была.

На русское «авось» все же полагаться не стала. Решила поподробнее изучить местность. Накануне днем пошла прогуляться к городищу. Как будто просто так, свежего воздуха ради. Последний и единственный раз была здесь прошлым летом, вскоре после приезда в Вольногоры.

Дело обстояло несколько хуже, чем поначалу представлялось. Практически вся территория за беседкой была перерыта. После того как ураганом были поломаны слабые деревья, решили все выкорчевать и уже по весне посадить новые саженцы для укрепления склона холма. Какие-то деревья уже спилили, обледенелые остовы других, подобно арктическим торосам, продолжали торчать из земли. Прямо за беседкой свалены камни. Вход в саму беседку перекрыт бечевкой. Выходило, что встреча с незнакомым доброжелателем назначена на строительной площадке.

Но выбора не было. Решение было принято. Окончательно и бесповоротно. В конце концов, долгие думы – лишняя скорбь.

Вечером, в очередной раз воспользовавшись выходом через окно, Маргарита двинулась в сторону городища. Легкий ветерок, гоняясь за одинокими снежинками, выписывал на обледеневшей дорожке затейливые вензеля. В отличие от прибрежной стороны, где дома смотрятся на променады помпезными фасадами, на горе улицы тонут между высоких заборов, по традиции крашенных зеленой краской. Неуютно, а в ночной час да в зимнюю стужу и того хуже. Но это ничего. К архитектурным изыскам Нагорной Слободы не привыкать. Сначала шагала быстро, полурысцой, затем немного сдержала шаг, но не от испуга, а из-за боязни, что со стороны выглядит несолидно.

Тихо. На улице ни души. Как будто никаких признаков жизни. Ан нет – колышутся, дрожат в хрустальном морозном воздухе струйки дыма, поднимающиеся из печных труб. Видно, все сидят по домам да чай потягивают у самовара.

Хорошо им.

Вдруг хлопнула дверь, заскрипела калитка. Маргарита застыла, огляделась. Уф! Никого. И все же засело внутри странное чувство – будто кто-то сверлит ее затылок колючим взглядом.

Зашагала дальше, поскрипывая снежком. Но уже не так уверенно. Спотыкалась на ровном месте, пару раз поскользнулась и едва не грохнулась посреди улицы.

Слава Богу, небо ясное, звездное, и полная Луна светит во всю мощь. Сегодня она какого-то удивительно приятного горчичного цвета. «Природа на моей стороне», – попыталась успокоить себя Маргарита.

До городища дошла быстро. Посмотрела на часы – без пяти одиннадцать. Чуть замедлила ход.

Вот и беседка. Похоже, никого. Перешагнула через бечевку и осторожно ступила внутрь. Совсем рядом заухал филин. Было в его голосе что-то мрачное, недоброе. А может, показалось?

Десять минут двенадцатого. По-прежнему ни души. Немного успокоилась. Сердце уже колотилось не так отчаянно. Решила еще минут пять подождать, а потом – с чистой совестью – возвращаться домой.